Страница 29 из 38
У горцев из-за отсутствия грамотности все житейские сделки совершаются словесным порядком; потому при судебном разбирательстве по большей части весьма трудно найти доказательства, достаточные для определения справедливости претензии. При отсутствии ответственности за показания ложные всякий может смело лгать и давать изворотливые ответы. Особенно затруднительно положение судей, когда дело доходит до фактического удостоверения. В таких случаях за неимением ясных улик обвиняемый призывается к очистительной присяге и даже может предложить ее сам для своего оправдания. Произнеся клятву в своей невиновности, он без дальнейших формальностей освобождается от всякой ответственности. Но так как подобный способ оправдания для многих, кому не страшна ложная присяга, может послужить обеспечением безнаказанности, то в отвращение сего требуется, чтобы оправдывающийся являлся к присяге с известным числом свидетелей безукоризненного поведения. Они со своей стороны для придания большего веса присяге клянутся, что верят всему сказанному обвиняемым. Этот род свидетельства называется таиркошес – «ручательство за верность присяги». Число свидетелей соразмеряется с важностью иска и значением преступления.
Для доказательства виновности ответчика необходима присяга по крайней мере двух свидетелей. К присяге не допускаются родственники как обвиняемого, так и обвинителя и те посторонние лица, которые или живут вместе, под одной кровлей, с представителями спора, или участвуют с ними в пользовании общим имуществом.
Если ответчик по истечении определенного судным решением срока будет уклоняться – что бывает весьма часто – от исполнения обязательства, к которому приговорен, то в этом случае он понуждается только одним истцом. Понудительные меры оригинальны не менее самой судебной расправы. Обиженный считает себя обязанным беспокоить ответчика всеми возможными средствами, какие сочтет достаточно действенными, чтобы ускорить уплату следующей ему пени. Он вправе захватывать самовластно всякое имущество, его должнику принадлежащее. Один из общеупотребительнейших приемов понуждения состоит в том, чтобы увести у ответчика одну или несколько штук скота, но оставить при этом особенный знак, обыкновенно палку, воткнутую в землю близ жилья или даже в самом его дворе. Это средство понуждения называется такго. Оно повторяется до тех пор, пока должник не выйдет из терпения и не станет, чтобы избавиться от постоянных тревог и опасений, засылать посредников. Весьма часто, когда такое постороннее вмешательство состоится, все захваченное возвращается сполна по принадлежности.
Не подействует и этот способ – есть другой, более враждебного свойства. У упрямого должника начинают случаться один за другим поджоги то сена, то запасов хлеба, то другой движимой собственности, а наконец, и дома. Не иначе как ночью, когда все спят, делаются подобные понуждения, но всегда, чтобы не подвергнуть хозяина опасности, а только напомнить ему о долге, его будят, предупреждая вовремя выстрелом, обычным сигналом тревоги. Обращаться таким образом можно не только с самим неисправным плательщиком, но и с его родными, чтобы заставить и их позаботиться об окончании дела и употребить для этой цели свое родственное влияние. Нетрудно представить себе, какие последствия может иметь исполнение подобной программы понуждений: право каждого употреблять такие способы для своего удовлетворения, порождая новые споры, делается источником запутанных и нескончаемых распрей.
У горцев кровомщение не есть необузданное, неудержимое чувство, вроде вендетты корсиканцев; это скорее обязанность, налагаемая честью, общественным мнением, требованием крови за кровь. Между тем почти вовсе нет примеров убийств, преднамеренных, хладнокровно рассчитанных с целью обобрать труп, или разбойничества, в настоящем смысле этого слова. Вообще убийства весьма редки и считаются необыкновенным происшествием в крае. Этот факт тем значительнее, что у горцев можно было бы ожидать весьма частых убийств, как естественного и неизбежного последствия права каждого самому преследовать оскорбителя и мстить врагу лично.
Самая тяжелая обида, возмущающая душу горца больше, чем убийство родственника, – это оскорбление, наносимое посягательством на честь родственницы, женщины или девушки, или вообще семейства; подобные случаи почти никогда не оканчиваются примирением, прежде чем позор не будет смыт кровью виновного или кого-нибудь из его родственников.
Обычай требует, чтобы кровный обидчик немедленно по совершении убийства бросал свой дом и искал убежища и покровительства в чужой общине; он должен сделать это потому, что если он останется дома, то ответственность за убийство распространяется не только на близких его родственников, но и на других членов его рода и даже на всех людей одной с ним общины. Если он показывается публично, то не иначе как вооруженным с головы до ног и окруженным свитой. Между тем родственники и друзья его употребляют все усилия, чтобы успокоить раздражительную мстительность родных убитого. Кровный обидчик может, если захочет, остаться дома, но в этом случае должен выплатить семейству своей жертвы цену раба. Плата эта называется унеимичипше. Затем окончательное миролюбивое соглашение может быть достигнуто при помощи посредников, когда они силой убеждения склонят семейство убитого принять в выкуп цену крови, тловуас, или, если дело идет только о поранении, согласиться на вознаграждение по определению суда. Нечаянные убийства относятся к разряду умышленных или вынужденных какой-нибудь причиной. Они оплачиваются той же ценой крови. Были примеры, что за случайную смерть, причиненную кому-либо домашним животным, вознаграждение требовалось от того, кому животное принадлежит; редко кому удавалось в подобном случае избавиться от уплаты пени. Всегда подыщется случай обвинить хозяина, и вознаграждение уже определяется сообразно степени его виновности. Таков обычай, его признают справедливым и безропотно ему покоряются. Ясно, что, по господствующим у горцев понятиям, преступность определяется не по качеству морального побуждения, а скорее только по количеству наносимого ущерба. Потому и само наказание ограничивается вознаграждением вещественным, основанным на простой сделке.
Из вышеизложенного можно заметить, что у шапсугов и натухажцев из всех преступлений менее всего было терпимо и строже наказывалось нарушение общественных обязательств. Эти обязательства – уважать неприкосновенность личных и имущественных прав каждого – устанавливались между родами и общинами каждого племени, а иногда между самими племенами взаимной присягой выборных представителей их.
Мы сказали уже о преступлениях против личности; остается говорить о нарушениях права собственности, то есть воровстве.
Покушение на чужое добро признается воровством, если оно сделано у своих. В этом случае разумеется не только та же самая община и то же племя, к которым принадлежит вор, но даже чужое племя, если только состоялась с ним присяга жить в добром согласии; так это было между шапсугами, натухажцами и абадзехами. Напротив того, если кто явно промышляет воровством на земле соседей, в отношении которых нет никаких обязательств, то на это занятие смотрят только как на лучшее средство показать свое удальство и ловкость.
Грабежа и разбоя по дорогам у горцев не существует[54], и было бы трудно пускаться на эти предприятия в стране, где каждый носит оружие. Обыкновенное воровство различается, смотря по тому, сделано ли оно: 1) из дома, со взломом дверей, замков и запертых сундуков, или 2) вне жилья, в чистом поле. Воровство со взломом считается более преступным и строже наказывается. Мы несколько раз упоминали о присяге, имеющей большое значение и обширное применение в общественных учреждениях и в судопроизводстве этих народов, потому признаем необходимым описать, как и на чем она приносится.
В прежнее время присягали на посохе, вырубленном в священной роще, называвшейся кийзехямебзь, и произносимую клятву начинали словами: «Я клянусь тем, кто создал эту ветвь…» Обычай этот существует и у арабов. Но с распространением в крае учения Магомета Коран заменил посох из священной рощи. Однако, может быть, по сохраняющейся еще привычке, всякий раз, когда надо присягать, Коран вешается на простую палку, воткнутую в землю. Надо при этом заметить, что присяга, как и общественные дела вообще, совершается всегда под открытым небом, то есть публично, а не в доме. Присягающий почтительно подходит, дотрагивается рукой до священной книги и начинает присягу словами: «Я клянусь этой книгой слова Божия…», кончив клятву, он подносит книгу к губам и отходит. Этот обряд распространен повсеместно и проник даже туда, где исламизм не успел еще пустить глубоких корней.
54
Впрочем, жители одного селения на берегу Черного моря, называемого Тигапс, известны своими разбоями, но и у них не доходит до того, чтобы убивали одиноких странников.