Страница 5 из 28
Проехав утром 40 верст, мы добрались до стоянки экспедиции к 11 часам. Лагерь располагался на плоскости у входа в ущелье, называемое Хасаут, которое находится на высоте от 6 до 7 тысяч футов над уровнем моря. Кибитки[1] были установлены полукругом; они стояли перед палатками офицеров войск Линии и казаков. Одна из кибиток была занята генералом и его четырнадцатилетним сыном, вторая – была предусмотрена для академиков и архитектора. Благодаря доброте генерала, меня поместили с этими господами в той же кибитке. Третья была предназначена для штабных офицеров.
Шестьсот пехотинцев не имели палаток, с двумя пушками они расположились сторожевыми постами в разных местах.
Русский солдат, привыкший к усталости и непогоде, вместо того чтобы отдыхать после тяжелого похода, бегает то направо, то налево, собирает ветки и строит укрытие от палящих лучей солнца и дождя.
Четыреста казаков в поисках пастбищ разошлись по холмам для выпаса лошадей, которые разлеглись в травах, достигавших колена и бывших отличным кормом. Лагерь выглядел очень красиво.
Генерал отошел от лагеря чуть раньше, чтобы исследовать соседнюю гору и осмотреть окрестности. По словам местных жителей, здесь находилась шахта свинцовой руды. Ее, в самом деле, нашли и позже принесли образцы, правда, с других гор, немного отдаленных.
Генерал вернулся после полудня, сердечно меня принял и не переставал выказывать мне свое благорасположение до последнего момента моего пребывания на Кавказской линии. С удовольствием должен признать, что я обязан таким приемом рекомендации его уважаемых родственников, живущих в Вершице, в Венгрии, откуда генерал родом.
Этот достойный человек также привержен своему монарху и новой родине, как и обожает страну, откуда родом. Выходец из дворянской семьи, он провел первые годы службы в австрийской армии, где и заслужил золотую медаль. Затем в поисках лучшей доли или, скорее, ведомый судьбой – всегда неумолимой и неизбежной, – он вступил в гвардию, где служили венгерские дворяне. Однако, несмотря на все попытки, избежать так называемого жизненного жребия не удалось: пришлось покинуть австрийскую службу, свою родину и вступить в армию императора Павла, где он быстро дослужился до чина полковника. Характер этого генерала образцовый и достоин высокого уважения. Чтобы оставить неизгладимый след сыновней нежности на своей родине, он возвел мавзолей из мрамора у входа во двор Вершитской церкви: там покоится прах его родителей.
Четверо академиков, присланных императором Николаем для исследования Кавказа, были господа: А. Купфер, член Санкт-Петербургской академии наук; Э. Ленц, адъюнкт Академии наук; Э. Менетрие, хранитель Зоологического музея Академии наук; К. Мейер, доктор философии. Штабные офицеры были: кавалер Зельмих, полковник, помощник генерала; подполковник Ушаков, командующий фортом Нальчик и соединениями экспедиции; Щербатов, офицер обоза; кавалер Земки, офицер-медик, и Жозеф Бернардацци – итальянец по происхождению[2], архитектор Горячих Вод.
Кибитка – изобретение калмыков и других кочевников. Эти передвижные дома превосходят все известные в Европе и Азии палатки по ряду показателей. Кибитка легко переносится, ее можно сложить или развернуть за короткое время. Остов кибитки состоит из деревянных реек, соединенных в форме оплетки и поддерживаемых деревянными подпорками. Поставленная таким образом в сухом месте, она имеет форму улья. Затем каркас накрывают войлоком, не пропускающим воздух и влагу. Калмыки окружают кибитку канавкой, чтобы в нее не проникала вода. Входная дверь сделана из дранки высотой 4 фута, которая снаружи также покрыта войлоком. Внутри кибитка имеет от 6 до 12 футов в диаметре, в зависимости от ранга ее занимающего. Огонь разводится в центре, дым выходит вверх, в отверстие, которое закрывают, если огонь не разводят.
Если имеются ковры, подобные видимым мною у кочевников-татар, ими можно накрыть весь пол внутри, чтобы избежать проникновения в кибитку влаги от земли, и вы верно окажитесь в татарском доме. В степях, населенных татарами и ногайцами, такие кибитки еще лучше ухожены и лучше устроены, чем те, которыми пользовались в нашей экспедиции.
Глава VIII. Тревога среди горцев при нашем приближении
С приближением экспедиции жители соседних гор, встревоженные видом войск, направили депутацию, чтобы узнать о цели этих военных приготовлений. Первыми представились карачаевцы, сопровождаемые муллой; вскоре их успокоила ласковая, дружественная и располагающая манера поведения генерала. Эти депутаты более не покидали нас: ограничившись тем, что отправлен назад мулла с поручением успокоить пославших их, они сопровождали нас до границ своей территории.
Я беседовал с ними в присутствии толмача экспедиции, который говорил по-русски и по-турецки, хотя сам был по происхождению из черкесов. Я немало подивился той радости, которую они проявили, узнав, что я – мадьяр и что моей целью являются розыски колыбели моих предков; но еще больше меня поразили их заверения в том, что они вовсе не принадлежат к племени древних мадьяр, что, по преданиям, когда-то они занимали плодородные земли от Азова до Дербента. Они добавили, что их нация проживала за Кубанью, в степях, занятых ныне казаками-черноморцами; что в те времена они соседствовали с могущественным народом, который угнетал их и требовал с них дань в виде одной белой коровы с черной головой или, за неимением таковой, трех обычных коров с каждой семьи, что, измученные поборами соседей, они решили перейти на левый берег Кубани и укрыться в неприступных горах, чтобы вести там независимое существование; что, наконец, они пришли к нынешним местам своего пребывания, предводительствуемые вождем по имени Карачай; от него вся их народность приняла самоназвание и сохраняет его до сих пор, хотя семейство Карачай уже угасло. Они сказали далее, что в трех днях пути от нашего лагеря есть пять деревень, или народностей, которые происходят от мадьярского корня, – это Оруспие (Orouspie), Бизинги (Bizinghi), Хулам (Khouliam), Балкар (Balkar) и Дугур (Dougour); что эти народности говорят на языке, совершенно отличающемся от языка других обитателей Кавказа, что они проживают в самых возвышенных горах и поддерживают связи с соседями – осетинами и имеретинцами.
Во время наших бесед с карачаевцами, чтобы сделать им приятное, я сказал, что в Венгрии есть семейство с таким же именем. Генерал Карачай служил в армии австрийского императора, нашего нынешнего государя, и, возможно, это венгерское семейство связано кровным родством с их древним вождем Карачаем. При этих словах я заметил, как они переглянулись между собой с обеспокоенным видом, а затем неожиданно покинули нас, не попрощавшись с присутствующими; лишь через несколько часов я узнал причину их тревоги.
Толмач генерала, который присутствовал при наших беседах, отправился сообщить ему, что карачаевцы, покинув мою кибитку, принялись совещаться между собой, выказывая признаки величайшей обеспокоенности; чтобы узнать причину их жестикуляции и перешептывания, он приблизился к ним и вскоре понял, что их дебаты касались того страха, который вызывало у них мое появление в такой близости от их территории, так как, судя по тому, что я сказал, моей целью может быть не что иное, как требовать наследство семейства Карачай в пользу Карачаев из Венгрии. Он прибавил, что мои речи породили подобное подозрение у депутатов и что необходимо рассеять их заблуждения. Генерала этот рассказ весьма позабавил, и он просил меня больше не говорить с ними на эту тему, но постараться объяснить их ошибку, что я сделал спустя какое-то время, навестив их в палатке. Они казались весьма удовлетворенными тем объяснением, которое я дал своим предыдущим высказываниям, а также моим проявлениям дружбы по отношению к ним, поскольку через несколько часов они нанесли мне повторный визит и, спокойно попивая чай, снова отрицали, что мы суть соотечественники; с этого момента они непрестанно называли меня «кардаш» (kardache – друг по-карачаевски) и пожимали мне руку при каждой встрече.
1
Господин Клапрот описал в своей работе форму и строение кибитки очень точно. Воспользуемся его словами.
2
Джузеппе (Иосиф – по документам на русской службе) Бернардацци – не итальянец, а швейцарец из италоязычного кантона Тичино, селения Памбио. – Примеч. пер.