Курс на Юг

И показал вилкой на конус древнего потухшего вулкана Тейде, наивысшей точки Канарских островов, несколько часов, как показавшегося из-за горизонта.

– Дальше мы должны были следовать в обход мыса Доброй Надежды, в Индийский океан. На заход в Кейптаун надежды тогда было немного, войны ждали со дня на день – вот и пришлось забункероваться до упора, и даже сверх того. Не поверите: у нас все палубы были загромождены мешками с углём и камышовыми клетками с курами, а на полубаке соорудили дощатый загончик для свиней! Такое, помнится, амбре стояло, пока всех хрюшек на камбуз не перетаскали…

– Ты лучше расскажи, как вы с Тенерифе драпали! – перебил бароновы воспоминания Остелецкий. – Мадам, вам ведь известна эта история?

Брови Камиллы удивлённо взлетели вверх.

– Нет, мсье, представьте – понятия не имею. Что там такое было, мон шер?

– А-а, вздор… – Греве пренебрежительно махнул рукой. – На Тенерифе мы пришли в октябре, и война Англией, как я уже говорил, видна была уже невооружённым глазом. На Тенерифе стоял стационером британский броненосный фрегат «Шеннон». Противник весьма серьёзный – такому, если дойдёт до драки, наш «Крейсер» на один зуб. Тактика англичан была понятна: стоит нам уйти с рейда, как «Шэннон» увяжется за нами. Надо было срочно выдумывать, как избавиться от этой опеки и, скажу без ложной скромности, идея принадлежала вашему покорному слуге…

Барон откусил кусочек тоста с вишнёвым джемом, отхлебнул кофе.

– Так вот. Городишко Санта-Крус де Тенерифе, в числе прочих достопримечательностей, может похвастать оперным театром. Труппа там, конечно, хиленькая, ну да на безрыбье и рак рыба. На третий день стоянки, после угольной погрузки и большой приборки наш командир, капитан-лейтенант Михайлов, дай Бог ему здоровья, отпустил команду на берег – напиться, гульнуть в портовых кабаках, лаймам морды понабивать – это уж как водится. А для господ офицеров были подготовлено развлечение поизысканнее: из экономических сумм капитан-лейтенант приобрёл билеты в оперу, на лучшие места. Узнав об этом, англичанин, командир «Шеннона» решил не ударить в грязь лицом и последовал его примеру. Первый акт наши офицеры просидели в зале, наслаждаясь испанскими баритонами и сопрано, а после антракта стали, как бы невзначай, по одному, покидать зрительный зал. Одновременно по портовым кабакам боцмана со специально отряжёнными командами вылавливали и возвращали на борт матросиков. Так что, когда последний из офицеров прибыл на клипер, команда была в сборе, пары разведены, «Крейсер» готов был выйти в море. Покидая бухту, мы прошли полукабельтове от «Шеннона», стоявшего на якоре без паров, с одной стояночной вахтой – и слышали бы вы, как лаймы нас поносили, когда поняли, что происходит!

Камилла рассмеялась.

– И правда, прелестная история, мон шер! Положительно, она могла бы стать украшением авантюрного романа в стиле мсье Дюма-сына. Надеюсь, у тебя есть ещё что-нибудь подобное в запасе?

– Увы, дорогая… – барон сделал постную физиономию. – Мыс Доброй Надежды мы миновали без приключений, а вскорости встретили и «Луизу Марию». Так что всё дальнейшее происходило на твоих глазах – кроме финала на Занзибаре, разумеется. А вот наш гость… – он мстительно ухмыльнулся товарищу, – наверняка может многое порассказать!

– В самом деле, мсье Остелецкий! – подхватила баронесса. – Теперь ваш черёд. И не смейте отказываться – ни за что не поверю, что вам нечего рассказать!

Венечка развёл руками.

– Куда мне до такого морского волка, как ваш супруг, мадам! Я и в океане-то впервые…

– Ну-ну, не скромничайте! – Камилла надула губки. – Признайтесь честно, что попросту не желаете!

– Ну, раз уж мадам настаивает… – сдался Остелецкий. – Был, помнится, один в случай в Порт-Саиде. Только, сразу предупреждаю: он скабрёзен до крайности!

– Тогда тем более, давайте! – баронесса оживилась. – Обожаю неприличные истории!

– Ну, хорошо. – Остелецкий откашлялся. – Корвет, на котором я тогда служил, пришёл в Порт-Саид в составе объединённой русско-турецкой эскадры. Ну и наш командир, как старший морской начальник на рейде, устроил на судне приём для представителей дипломатического корпуса. Подобной публики собралось тогда в Порт-Саиде превеликое множество, на переговоры о статусе Суэцкого канала! Ну, явились все эти расфуфыренные господа на борт – и не одни явились, а с жёнами. На палубе для них расставили столы, приглашённый с берега оркестр наяривает, вестовые в накрахмаленных голландках разносят перемены блюд.

И всё бы ничего, но у супруги французского посланника возникла необходимость из разряда «попить наоборот». А корвет наш был из ранней серии, построенный ещё в начале шестидесятых, в Архангельске, и гальюн на нём располагался, как и на прочих парусниках – под бушпритом, между риделями. Супруга посланника, догадываясь, что половина подзорных труб и биноклей на окружающих судах в тот момент нацелены на нас, не решилась эпатировать своей обнажённой… хм… кормовой частью весь Порт-Саид, и отправилась на поиски местечка поукромнее. Увидела открытый люк с трапом, заглянула, никого там не увидела, спустилась на несколько ступенек и принялась задирать свои оборки. На её беду как раз под этим трапом возился матросик-первогодок – подкрашивал что-то по указанию боцмана. Заметив вверху эдакое непотребство, матросик задул светильник и притаился в полутьме. И когда француженка, устроившись поудобнее, с упоением зажурчала, матросик макнул кисть в кандейку с краской и мазнул ей меж ног. Мадам посланница, натурально, завопила и выскочила, как была, растрёпанная, на шкафут, пред взоры обедающей публики…

Камилла, зардевшись, прыснула в салфетку. Греве кис от смеха.

– …скандал, разумеется, вышел феерический. Командир корвета сделался чёрен лицом, спустился в низы и потребовал доставить к себе виновного. Ну, его доставили. Надо наказывать – а за что? Петровским морским уставом предусмотрено многое, но вот именно такого случая там нет. В главе шестая на десять, пункте 129, например, есть «Кто женский пол изнасильствует и освидетельствуется, за то оной живота лишен да будет, или вечно на галеру послан будет, по силе дела». Но ведь не было насильственного действа! Наконец, в разделе «Чищенье и покраска кораблей» нашли зацепку: «Всяк матрос, нашедший на корабле щель и закрасивший оную предварительно не проконопатив, подлежит наказанию плетьми у мачты и лишению воскресной чарки сроком на год».

– И что? – едва сумел выговорить Греве. Он весь был красный, как рак от смеха. Камилла уткнулась лицом в сложенные ладони, плечи её беззвучно сотрясались.

– Как – что? Статьи этой никто не отменял – так что, и выпороли, и лишили. С уставом, брат, шутки плохи!

– «…предварительно не законопатив!..» Ну, ты, брат Вениамин, и отмочил! Историю эту, про Порт-Саид и супругу французского посланника – признайся, выдумал? Я доподлинно знаю: не служил ты ни на каком корвете, да и корветов наших в Средиземном море тогда не было!

– Выдумал, да не совсем. – Остелецкий состроил невинную мину. – Приключилась эта коллизия при государыне-матушке Екатерине Великой, только не с женой посланника, а с фрейлиной государыни, когда та на флагмане Черноморской эскадры обедать изволила со всей придворной камарильей. Что до Порт-Саида – то мне действительно довелось там побывать, но о тогдашних своих делах, уж извини, рассказать не могу. Даже тебе.

Они наблюдали, как матросы под руководством судового плотника стучат молотками, подводя подкрепление палубы под установку орудий. Их было два – оба с клеймами «Крупп Штальверке» на казённиках, нарезные, калибром сорок две линии на поворотных станках. Приспособленные для стрельбы разрывными гранатами и чугунными коническими ядрами, эти пушки не представляли серьёзной угрозы для броненосных судов, но были весьма опасны для безбронных корветов, канонерок и вооружённых пароходов. Греве намеревался, как только «Луиза-Мария» минует экватор, поднять орудия из трюма и установить на палубе. Обслугу, дюжину канониров и двух унтеров, набрали в Риге, из отставных военных моряков. Остелецкий привёз их вместе со своими «пластунами» и разместил в носовом трюме – сейчас артиллеристы помогали матросам с подкреплениями полубака.