Эффект присутствия

Трель стукнул ладонью по столу:

– Александр Михайлович, ваша позиция?! Вы надзирали за ходом следствия, вы несёте ответственность наравне со следователем.

Кораблёв закашлялся, услышав неожиданный тезис. Веткин поднял руку, чтобы постучать Сашу по спине, но тот жестом остановил его.

– И-извините, – прокашлявшись, со слезами на глазах, сказал Кораблёв. – Извините. Может, в суде посоветоваться, Олег Андреевич? Или в областную съездить, дело показать?

«Да я двадцать дней всего, как “и.о.”, – мысленно возмущался Саша, – Боря в середине декабря уже ознакомление начал. Меня перед фактом поставили. Не надо было возбуждать такую хрень».

– В суде делать нечего, – в этом прокурор оказался категоричным. – Судей много, с каждым не насоветуешься. А в область, что же? Если уверенности у вас, Александр Михайлович, не достаёт, поезжайте. Созвонитесь с начальником отдела по надзору за следствием и поезжайте. Поездка незапланированная, на мой взгляд, излишняя, поэтому – своим ходом. Служебную машину я вам, увы, предоставить не могу.

«Ты мне ее и на отчёты не предоставил», – подумал в ответ Кораблёв.

В кабинет заглянула секретарша Эльвира, не в меру накрашенная, сильно близорукая:

– Извините, Олег Андреевич, к вам с механического завода пришли. Говорят, что на половину десятого договаривались.

– Пусть заходят, – распорядился Трель, давая подчиненным понять, что время, отпущенное на их аудиенцию, истекло.

Кораблёв, Веткин и Винниченко поднялись и двинулись к выходу. При этом Боря оставил свой стул далеко отодвинутым от стола, на полированную крышку которого во время совещания он накрошил кучку крохотных обрывков бумаги.

Около двери прокурорской пехоте пришлось потесниться, уступая место заплывавшим в кабинет двум солидным пузанам в расстёгнутых дорогих дубленках. Первый, луноликий, кудрявый, лучезарно улыбающийся, нёс объемный пакет.

– С прошедшим, Олег Андреевич! – громогласно объявил луноликий. – Извини, дорогой, что с опозданием!

Кораблёв, вышедший последним, прикрыл за собой дверь. Эльвира проворно выставляла на тумбочку возле клетки с двумя волнистыми попугайчиками чайные приборы, вазочку с крекерами, конфеты.

2

02 января – 05 января 2000 года.

Воскресенье – среда.

За четыре дня, прошедших после убийства Зябликова и Калинина, в Остроге случилось немало событий разного масштаба. Из нескольких несвязанных между собой источников в оперативные службы стеклись ручейки информации, неодинаковой по степени достоверности, однако тождественной по сути: заказ сделал Клыч, обозлённый тем, что парни подписались работать на москвичей, повернувших в свою сторону денежный поток с «Первомайского» рынка. Но информация без материального подкрепления не более чем пустое сотрясение воздуха, на хлеб её не намажешь и к уголовному делу не подошьешь.

Третьего января Давыдов выдернул к себе председателя правления «Первомайского» рынка Шушарина. В беседе, как договаривались, принял участие Птицын. Два часа рабочего времени оказались затраченными напрасно. Шушарин нагло вращал рачьими глазами и на все убеждения, сделанные и по-хорошему и не очень, отвечал, что никому, кроме государства он не платит и платить не собирается. В распоряжении РУБОПа имелась аудиозапись разговора между положенцем Арчилом, Клычом и Шушариным. В начале встречи Арчил доходчиво объяснил Шушарину, что те сто штук, которые он, начиная с июля, ежемесячно платил Клычу, отныне следует передавать Зябликову, также присутствовавшему при этом разговоре. Произнеся эти слова, Арчил обратился к Клычу, чтобы Володя сразу высказал свои претензии, если с чем-то не согласен. Володя ответил, что все ровно, его всё устраивает. Кроме перечисленных лиц, свидетелями переговоров было ещё двое граждан с криминальным прошлым и настоящим, один из которых писал разговор, и потом передал микрокассету Давыдову. Запись нельзя было предъявлять Шушарину по понятным причинам, подставлялся под удар источник. К уголовному делу кассетку приобщить также не имелось возможности, потому как добыли ее непроцессуальным путем. Ставить в известность прокуратуру о существовании записи сочли преждевременным.

В итоге, пообещав Шушарину крупные неприятности в самом ближайшем будущем, оперативники отпустили его ни с чем. Хозяин рынка, в свою очередь, объявил им, что без адвоката он больше в милицию и прокуратуру – ни ногой.

Пообещать неприятности легко, куда сложнее реализовать обещанное. Птицын обратился за содействием в налоговую инспекцию. Он искренне надеялся, что объект, на котором укрываются от налогообложения огромные деньжищи, заинтересует мытарей. Всяко, сто тысяч рублей, ежемесячно засылаемые с рынка бандитам, были черным налом. Подполковник пообещал выделить для содействия сотрудников БЭП[65]. Но он получил ответ, что выездные налоговые проверки планируются заранее, на ближайшее полугодие график уже составлен и утвержден. Проверка «Первомайского» колхозного рынка инспекцией запланирована на четвертый квартал начавшегося года. Птицын сказал, что его не устраивает даже второй квартал, что ему надо сейчас. Ему ответили: «Ничем помочь не можем».

Проще оказалось найти общий язык с СЭС и госпожнадзором, но на этих направлениях и.о. начальника криминальной милиции серьезных результатов не ожидал. Санитарной инспекции и пожарным милицейские проблемы по барабану, они по быстрому нарубят своих палок по незначительным нарушениям. Виновными окажутся стрелочники, которых привлекут к административной ответственности.

Чтобы крученый тамбовский мужик Шушарин пошел на сотрудничество с милицией, нужно было создать реальную угрозу приостановления деятельности рынка. Понудить заговорить Шушарина могла только перспектива убытков, на порядок превышающих сумму, которую он отстегивал бандюкам.

Попутно Птицын через начальника УВД решил вопрос о проведении на рынке в ближайшие выходные рейда силами службы участковых. Это конечно тоже будет не больнее блошиных укусов, но пускай Шушарин от них почешется.

Оформление документов по постановке телефонов директора рынка на прослушивание поручили убойщикам. Скорых результатов здесь ожидать не приходилось, процедура это долгая, занимающая в лучшем случае неделю. Только в кино опер набирает заветный номер и проникновенно говорит в трубку: «Зина (Оля, Галя), поставь мне, солнышко, срочно такой-то номерок на прослушку. Документы я тебе потом закину. С меня шоколадка».

Похороны Зябликова и Калинина прошли спокойно. Вопреки ожиданиям, народу собралось не так уж и много. Сыграли роль праздники, приезжих оказалось чуть больше десятка. На кладбище по традиции присутствовали оперативники, две группы. Борзов из «Нивы» снимал на видеокамеру. Отсутствие на похоронах Клыча и его братвы лишний раз укрепляло слухи о том, что прилетело именно с их стороны. Катковскую группировку представляли Рожнов и Рипке, силовик и мозговик. Начальник розыска еще у подъезда на выносе положил глаз на Рубайло с Пандусом, после освобождения упорно избегавших контактов с милицией.

Поминки проходили в «Ладе» и в «Восточной» столовой. Замыслу собраться вместе воспротивилась родня Калинина, считавшая Зябликова повинным в том, что он сбил их Петю с праведного пути.

В «Ладе» Рубайло, приняв на грудь, раздухарился и стал прилюдно давать страшные клятвы, что люто отомстит за смерть пацанов. Для начала он разбил стекло в фойе и оторвал рукав пиджака деду-гардеробщику. На происшествие оперативно отреагировал экипаж ПМГ[66], выставленный в квартале от кафе. Все получилось естественно, к комбинированию прибегать не пришлось. Администратор «Лады» написала заявление о порче имущества, патрульные предложили правонарушителю проследовать с ними в УВД для составления протокола. Рубайло заартачился, за верного дружка вступился пьяный Пандус. В результате в милицию они уехали на пару в заднем отсеке «УАЗика». Жидких пристегнуть не удалось, он вел себя демонстративно корректно, спиртного на поминках не употреблял совсем.

65

БЭП – отдел по борьбе с экономическими преступлениями.

66

ПМГ – подвижная милицейская группа.