Страница 5 из 44
— Да помню я, помню: до полного совершеннолетия никаких девок среди «бурдюков», — показушно вздохнул мальчишка. — Ну а чего Милка кочевряжится? — кивнул он на сестру. — Только дразнится! Семьдесят пять — нормальный «бурдюк»! Ходят и с меньшими — и не жужжат!
— В самом деле, Милана, решай уже, — повернулся «сиятельство» к молодой графине. — Да — да, нет — нет.
— Ладно, — махнула рукой та. — Беру — раз уж все равно получше ничего нет.
— По рукам, Ефрем, — заручившись ее согласием, бросил «сиятельство» Абрамычу. — Бумаги подпишешь с управляющим. У него же получишь деньги.
— Премного благодарен, — поклонился торговец, делая знак проданной шатенке. Та послушно заковыляла куда-то вглубь комнаты, за кресло. — Изволите продолжить?
— Да, — опередив «сиятельство», с энтузиазмом заявил Петр. — Теперь мне «бурдюк» купим!
— С которого из холопов желаете начать, молодой граф? — услужливо осведомился Абрамыч, обводя жестом нас троих, оставшихся у стены. — Вот этот, — его указующий перст остановился на дальнем от меня парне, — на пятьдесят пять мерлинов. — Вот этот, — палец переместился на моего соседа, — на семьдесят восемь, но, ясное дело, он и дороже. — А этот… — настал, вроде как, мой черед, но тут торговец почему-то сбился, порывисто достал из кармана какие-то бумажки, нахмурившись, принялся ими торопливо шуршать. — Тут почему-то не указано… — растерянно заявил он.
Ну вот, вечно меня прокатывают! Давеча, вон, ЕГЭ сдавал, так на всех результаты пришли, а мои потерялись — хотя все учителя в один голос утверждали, что быть такого не может, потому что не может быть никогда. Еще как может, оказывается! И это еще без магии!
Хотя тут, может, наоборот, удача: нет циферок — нет сделки?
— Странно, — продолжал между тем бормотать себе под нос Абрамыч. — Мана не вписана, а стартовая цена стоит как на добрых двести мерлинов. Ошибка, наверное… Хотя нет, Савва Иосифович лично цены проставлял…
— Сколько, ты говоришь, цена? — прервал его бубнеж мальчишка. — Да, да, на этого, с рязанской мордой — даже и не скажешь, что чухонец… — кивнул Петр на меня.
— Как есть чухонец, — зачем-то заспорил торговец. — Все документы о том в наличии! А цена… Сто двадцать империалов, молодой граф. Со скидкой ровно сто выйдет…
«Ну да, продаваться, так уж задорого… — безэмоционально, словно речь шла о чем-то до предела абстрактном, мелькнуло у меня где-то на задворках сознания. — Один я — как две с половиной давешних шатенки. Хорошая цена, уважают. Только вот денежки не мне пойдут…»
— Это ж, выходит, в нем, и впрямь, должно быть минимум две сотни мерлинов — судя по твоим запросам? — уточнил тем временем мальчишка.
— Выходит, так… — не слишком уверенно подтвердил Абрамыч. — Раз Савва Иосифович назначил сию цену — значит так и есть, — тут же, впрочем, добавил он, отринув сомнения.
— Что ж, давай его сюда! — в предвкушении потирая руки, выдвинулся вперед Петр. — Сейчас посчитаем!
— Как вам будет угодно, молодой граф…
В тот же миг неведомая сила бесцеремонно оторвала меня от стены, подняла с пола, встряхнула… Правая нога сама собой двинулась вперед, затем остановилась, давая возможность начать движение левой… Так вот как шли мои предшественницы! Не сами шагали — магия тащила… То-то же походочка их так нелепо смотрелась…
Не дожидаясь, пока я добреду, Петр нетерпеливо рванулся мне навстречу и ухватил за руку. Пальцы у него были сухие и холодные. Жадно впившиеся мне в кисть ногти — острые как бритвы, даром что коротко подрезанные.
— Двести мерлинов, — смакуя, проговорил мальчишка, глядя куда-то сквозь меня — будто пытаясь рассмотреть там, внутри, эту пресловутую ману, как бы она ни выглядела. — Можешь начинать завидовать, сестренка!
— Да нет там двухсот, — с деланым равнодушием скривилась Милана. — Не родит подобного чухонская земля — иначе Его Величество давно бы ее у шведов отобрал!
— Ну, нет — так нет, — пожал плечами Петр. — Тогда хоть развлекусь… А ну как все же есть?
— Начинай уже!
— Сейчас, дай настроиться…
В следующий миг в живот чуть пониже пупа мне словно загнали раскаленный железный штырь. Стой я самостоятельно, а не виси на магическом крюке — повалился бы, конечно, как подкошенный. Имей власть над голосовыми связками — заорал бы истошно, несмотря на отсутствие во рту языка. Но даже стиснуть зубы или зажмурить глаза — и такой малости мне не позволили, парализовав и бросив на растерзание…
— Что-то тяжело идет… — не столько даже услышал, сколько просто осознал я как некий факт, озабоченный голос мальчишки. — Будто через фильтр или засор…
— Говорю же, нет там двухсот мерлинов, — где-то далеко, на другом краю света, заметила в ответ Милана. — Все, что выше сотни, обычно фонтаном бьет, только успевай сливать!
— Знаю… Ладно, сколько есть — все мое! — с ноткой разочарования в тоне заявил Петр. — Все равно пол в зале ты уже запачкала…
Ну да, запачкала — хладнокровно убив ту бедную русоволосую девушку и рассыпав по паркету ее прах.
Походя, словно комара прихлопнув.
И сейчас мальчишка сделает то же самое со мной — я просто физически чувствовал, как жизнь из меня утекает, капля за каплей.
Ну а может, и в самом деле — пусть? Сгореть в один миг, разом оборвав все мучения — чем не выход? Пасть пеплом, напоследок замарав графьям паркет? Вогнать жадного Абрамыча в новые убытки? Какая-никакая, а месть! Мелко-холопская, да. Ну а я и есть жалкий холоп, вот и печать на лбу имеется — все как положено!
Все как положено…
Блин! Кем положено? Этим жуликом-торгашом Абрамычем? Сопливым мальчишкой Петром? Маньячкой Миланой? Вальяжно развалившимся в кресле «сиятельством»? Это на их милость я должен вот так просто взять и сдаться? Нет уж, черта с два!
Что я могу поделать? Не знаю! Но для начала — просто не смириться!
И о чудо: стоило мне взлелеять эту немудреную мысль, как в воздухе перед моими глазами возник крохотный алый огонек — словно живой отблеск надежды. Какой-то миг повисев неподвижно, он вдруг сдвинулся, рисуя короткую красную линию. Затем снова перескочил в точку, откуда начал свой путь, и начертил еще одну, под углом к первой. После — третий штрих, под ними. Четвертый — еще ниже, параллельно третьему, пятый — вертикально вниз… Пяток секунд — и между мной и увлеченно убивавшим меня Петром повис замысловатый сияющий узор, подобно заклеймившей меня печати похожий на восточный иероглиф, но иной: 鏡.
Удивительно, но ни мальчишка, ни в большем или меньшем напряжении наблюдавшие за нами остальные моего творения (а я ничуть не сомневался, что узор в воздухе создан именно мной — не спрашивайте, как и почему) в упор не видели. А тем временем «иероглиф» дрогнул, словно заговорщически мне подмигнув, затем вдруг сделался из алого белым…
Сперва я услышал безумный, нечеловеческий крик Петра, и лишь затем увидел пожирающее мальчишку пламя. К потолку комнаты взметнулся огненный факел, подобный поглотившему недавно русоволосую девушку. Вот только в отличие от Миланиной жертвы, молодой граф сгорал не молча — его стенаний никакая магия не сдерживала.
Длились эти вопли, впрочем, недолго: секунда — и от мальчишки не осталось ничего, кроме праха. Почему-то не серого, как было с русоволосой, а угольно-черного.
— Дýхи Америки… — пробормотал в разом воцарившейся тишине Абрамыч.
Под аккомпанемент этих слов поддерживавшая меня до сей поры в вертикальном положении магия вдруг пропала, и я кулем повалился на пол, во все стороны разметав что серый, что черный пепел. Последнее, что мелькнуло перед моим взором прежде, чем сознание отключилось, была моя собственная правая рука — снова полноценная, с пятью здоровыми пальцами. А еще во рту вдруг сделалось непривычно тесно — но понять, что это вернулся на свое законное место язык, мне еще только предстояло.
Глава 3
в которой меня едва не принимают за марсианина
и собираются хорошенько расспросить о том,