Страница 16 из 44
Князь сдержанно кашлянул в кулак.
— Но простите, это я отвлеклась, — тут же одернула себя девушка. — Итак, второй слон, сила. Развивая ее, в какой-то степени можно компенсировать скудный от природы уровень маны. Так, на одно и то же воздействие маг, сила которого равна одному ньютону — условно, столь слабыми обычно лишь малые дети бывают — потратит целых десять мерлинов маны, а тот, у кого десять ньютонов силы — всего один мерлин сольет. Но это при одинаковой технике. Техника — третий слон. Мало обладать маной, мало иметь силу — нужно еще уметь их грамотно использовать. Владеть техникой. Ну, тут понятно… Из этой триады — мана, помноженная на силу и оформленная техникой — и складывается магия… — подытожила она. — Все просто.
— Да уж… — задумчиво пробормотал я. Вопросов у меня в голове крутилась уйма, но задал я, вероятно, далеко не самый важный, однако призванный дорисовать начатую — и брошенную — девушкой картину. — А что символизирует черепаха? Ну, на которой стоят слоны… — уточнил я на всякий случай.
— Я поняла, — кивнула Морозова. — Черепаха — это Ключ. Основа основ, без которой совершенно бесполезны и мана, и сила, и техника. Подлинный источник магии. Пока он бьет, она возможна.
— То есть именно такой черепахи в моем… В мире, о котором мы говорили, и не хватает для рабочего комплекта? — повернулся я к Огинскому.
— От Надежды Александровны можете не таиться, — верно угадал причину моей заминки полковник. — А что до заданного вами, Владимир Леонидович, вопроса, то, в целом — да. Однажды в вашем мире Ключ бить перестал. И творить магию стало невозможно.
— А почему? — спросил я. — Почему Ключ перестал бить?
— Ну, вы, сударь, и загадки загадываете! — хмыкнул Сергей Казимирович. — О самом существовании вашего мира у нас и слышали-то немногие, а уж строить предположения о природе в нем происходящего… Впрочем, есть лично у меня одна теория, — словно бы переборов некоторые сомнения, продолжил, тем не менее, полковник. — Достаточно умозрительная, но все же. Не исключено, что изливавшийся Ключом в ваш мир поток перенаправили искусственно.
— И куда же его перенаправили? — осведомился я, уже догадываясь, что услышу в ответ.
— Сюда, к нам, — не обманул моих ожиданий Огинский. — Около четырех сотен лет назад. То была эпоха великих магов — и их легендарных врагов, дýхов. Дýхов, могучих неизмеримо — не чета тем, что ныне подмяли под себя обе Америки, и уж вовсе не идущих ни в какое сравнение с пасынками астрала, что приручили китайцы… Воображают, будто приручили, — поправился он — очевидно, это был принципиальный момент, но, заговори о нем полковник по-английски или по-китайски, едва ли бы я понял в этом отступлении меньше, чем теперь. — В ту пору и на Земле, и в астрале гремели легендарные битвы, — продолжил между тем князь, — не принося решающего перевеса ни одному из противников. И вот тогда-то, вероятно, кому-то на нашей стороне и пришло в голову привлечь неучтенный резерв, удвоив энергию Ключа. Если так оно и произошло, расчет, вроде бы, оправдался: враг был повержен, а последовавшие за победой десятилетия прославились несравненными достижениями магического искусства. Но за все в сей жизни приходится платить, иногда — самым неожиданным образом. В какой-то момент выяснилось, что мы, одаренные, стали постепенно, но неуклонно вырождаться, мельчать. Все реже и реже появлялись на свет дети с Боярским уровнем маны. Да что там с Боярским, о шестом уровне — Окольничьего — и даже пятом или четвертом — Думного дворянина и Стольника — отпрыскам многих уважаемых семей остается лишь грезить. Должно быть, сим образом Мироздание восстанавливает некогда нарушенный баланс… Больше скажу, маятник уже явно качнулся в противоположную сторону, и, похоже, впереди нас ждет полная деградация магии. Еще не завтра, конечно, но лет этак через сто-двести…
Сергей Казимирович умолк — понуро, словно придавленный гнетом своих же собственных речей. Воспитанница же его выглядела и вовсе растерянно — должно быть, ранее этой своей теорией князь с ней не делился. Повода не было?
— А в вашем мире, мире-доноре, возможно, все ровно наоборот, — снова заговорил Огинский после четвертьминутной паузы. — Слон маны, ежели использовать образную терминологию нашей Надежды Александровны, не чувствуя под ногами твердой опоры в виде черепашьего панциря, в панике наращивает и наращивает усилия по поиску оной — вот и рождаются одаренные, вроде вас: уровень Боярина, сила младенца, технике не учились, но долгие годы искавший выхода потенциал прорывается при первой же возможности — например, интуитивным Зеркалом. Ну или, не получив шанса, не проявляется вовсе…
Князь снова замолчал — на этот раз и вовсе надолго.
— То есть, что же это получается? — силясь разложить услышанное по полочкам, проговорил я, так и не дождавшись продолжения. — Вы… Не вы лично, конечно, но ваши предки… Они отобрали у нас силу Ключа? Украли нашу магию?
— Сие всего лишь моя теория, — аккуратно заметил полковник. — Базирующаяся на неочевидных догадках и смелых предположениях… Но если, паче чаяния, она окажется верна — да, получается именно так.
— А как тогда насчет того, чтобы вернуть все взад? Это же и вам будет выгодно — прекратится пресловутая деградация…
— Далеко не факт, что деградация прекратится, — покачал головой Сергей Казимирович. — И уж точно — не сразу: такого рода процессы долго раскручиваются, но потом приобретают инерцию — разом не остановишь. Так что, скорее всего, оскудение потока поступающей от Ключа энергии прежде, чем способствовать возрождению, магию у нас окончательно добьет. Но дело даже не в сем. Те, кто некогда смог перенаправить сюда поток от Ключа, были исполинами, титанами, по сравнению с которыми мы, теперешние — жалкие букашки. Не думаю, что ныне кому-то под силу обратить вспять сделанное ими тогда.
— Как-то это… несправедливо, нет? — с некоторой даже, пожалуй, долей вызова бросил я. — Забрать энергию — забрали, а как отдавать — так не титаны мы, мол…
— А кто-то говорит о справедливости? — пожал плечами князь. — Только об объективной реальности, данной нам в ощущениях. А она, оная реальность, не знает категорий справедливости и несправедливости — она просто есть и все. Ей все одно, нравится она нам или нет — и даже понимаем мы ее или нет.
— Но, понимая, можно реальность менять! — вскинув голову, неожиданно заявила Надежда. — Ну, или хотя бы пытаться! Как те великие чародеи прошлого! Ясное дело, в меру сил… Но для этого нам и дана магия, разве не так?
— Боюсь, сударыня, понятие цели Мирозданию столь же чуждо, как и концепция справедливости, — развел руками Огинский. — Объективно, вне привязки к человеческому обществу, магия также всего лишь существует — не для чего-то.
— Тем более! — не уступала девушка. — Значит, только нам самим и решать, зачем она нужна!
— А ответ «для верной службы Императору» вас, сударыня, чем-то не устраивает? — хитро прищурился полковник.
Что и как на это ответить, у его воспитанницы, как видно, не нашлось.
[1] Дословно: «от яйца» (лат.). Употребляется в значении «с самого начала»
Глава 9
в которой мне не помогают ни соблазнительное зрелище,
ни каллиграфия, ни злость
— Ничего не получается! — со вздохом проговорил я, расслабляя затекшие пальцы. — Наверное, силы не хватает!
— Сила тут вообще ни при чем, — расстроенно покачала головой Морозова. — До нее дело просто не доходит: нет даже первоначального импульса — как мы его называем, зажигания!
— Ну, тебе виднее, — развел я руками.
— Попробуй снова! — потребовала Надя. — Рано или поздно должно сработать…
Впрочем, той задорной уверенности, с которой утром девушка взялась по просьбе Сергея Казимировича обучать меня магии, в ее голосе, как будто бы, уже и не звучало.
И да, в процессе работы мы и не заметили, как перешли на «ты», из «Надежды Александровны» и «Владимира Леонидовича», сударыни и сударя, волшебным образом превратившись друг для друга просто в Надю и Володю. Увы, пока это оставалось единственным зримым плодом наших усилий — прочее чародейство мне упорно не давалось. Вроде все делал в точности, как велела моя юная наставница (кстати, уточнил — будто бы невзначай: не такая уж и юная, лет ей было как мне, семнадцать — видать, просто мелкая уродилась, все в ману ушло)… Так вот, я послушно выполнял все указания: до боли в висках сосредотачивался на сложенных в замысловатую фигуру пальцах, затем наоборот, расслаблялся, «позволяя сознанию свободно плыть в астрал», добросовестно пытался «заглянуть в собственное сердце и найти там искру» или «представить миг ничем не омраченного блаженства» (ох, лучше Наде не знать, что за картины — с ее непосредственным участием — рисовало при этом мое бойкое воображение)…