Страница 13 из 44
— О, сие придется вам всю теорию магии излагать, раздел за разделом, — всплеснул руками Огинский. — К тому же, с тем, что и как вы сделали, я и сам непрочь еще разобраться более детально. Так что, увы, сие позже. Но раз уж я обещал ответить, давайте иной вопрос, только шустрее!
— Хорошо… Тогда… Ну не знаю… А, вот! Зачем мне отрубили мизинцы на руках? И язык?
— Если коротко: чтобы не дать вам случайно применить магию. Не помогло, кстати — но тут мы снова упираемся в вопрос о Зеркале… Ладно, в двух словах, максимально упрощая, даже вульгаризируя. Все магические техники делятся на внешние и внутренние. Первые — проще. Считается, что, не овладев ими, невозможно перейти ко вторым. Зеркало, кстати — техника внутренняя, доступная лишь магам не ниже девятого ранга — таких на всю Империю едва полсотни наберется, и один из них как раз сейчас пытается растолковать основы своего искусства юном неучу… — хмыкнул жандарм. — Итак, начальные техники — внешние. При работе с ними используются различные комбинации пальцев. Иногда одной руки, иногда — обеих. Но задействованы непременно должны быть все пять перстов. То есть нет хотя бы мизинца — нет магии. А язык… Тут мы уже имеем дело со своего рода пережитком. Некогда считалось, что отсутствие у мага пальца или даже нескольких можно компенсировать вербально. Так называемыми заклинаниями. Ныне сии техники — некоторым образом, промежуточные между внешними и внутренними — безвозвратно утрачены, но при наложении холопской печати язык по-прежнему удаляется. Таково уж издревле заложенное ее, оной печати, свойство. Доходчиво объяснил? — в некоторой неуверенности посмотрел на меня князь.
— Доходчиво, — кивнул я. — А вот что касается печати и вообще холопов…
— Остальное потом, сударь, — решительно пресек, однако, дальнейшие расспросы Сергей Казимирович. — Подъезжаем к заставе.
Я вскинул голову: дорога впереди была перегорожена полосатым черно-белым шлагбаумом, за которым резко, без какого-либо перехода начиналась городская застройка — теснящиеся боками друг к другу трех-четырехэтажные дома, вроде и похожие друг на друга, но отнюдь не одинаковые: один повыше прочих, у второго колоннада грандиознее, третий весь облеплен балкончиками особой конструкции, из-под крыши четвертого хищно выглядывают каменные горгульи…
Пока я их разглядывал, шлагбаум поднялся, освобождая нам путь.
— Ну-с, сударь, — почти торжественно проговорил Огинский. — Добро пожаловать в Первопрестольную!
Глава 7
в которой вода так и не превращается в вино
По московским меркам невысокий — в два этажа — особняк князя Огинского стоял в тихом тенистом переулке. В отличие от главных улиц города, здания здесь не лепились одно к другому, а прятались в зеленых садиках за коваными оградами с изящными, увенчанными острыми пиками фигурными балясинами. Ни малейшей преграды любопытному взгляду они составить не могли, но за них эту миссию с успехом исполняли ряды густых кустов и шеренги раскидистых деревьев, неизменно высаженные сразу за забором.
Вкатившись в неширокие ажурные воротца, «манамобиль» подвез нас к скромному, без особых архитектурных излишеств крылечку, где благополучно и остановился.
— Ну-с, приехали, господин крамольник, — с усмешкой бросил мне Сергей Казимирович, молодцевато выпрыгивая из коляски.
— Я ничего такого не имел в виду! — в очередной раз принялся оправдываться я.
— Как говаривают у нас в Москве, III Отделение разберется! — хохотнул жандарм.
Очевидно, стоит пояснить, что послужило полковнику поводом для этой отнюдь не изысканной, на мой вкус, остроты, доля невинной шутки в которой могла на поверку оказаться не столь уж и велика.
Дело было так. Проезжая по московским улицам, Сергей Казимирович, видать, со скуки, решил устроить мне нечто наподобие обзорной экскурсии, указывая то на одно, то на другое проплывавшее мимо строение с комментариями, вроде: «Сие дом князя Голицына, сие графа Шереметева городской дворец, за оным графа Ростопчина зимняя резиденция, а далее весь квартал роду Трубецких принадлежит, в верхней части — старшей ветви, в той, что к реке спускается — младшей…» Голицыны, Шереметевы, Трубецкие… А еще всевозможные Меньшиковы, Толстые, Долгоруковы, Волконские — сплошь фамилии, ярко проявившиесяи в нашей истории — я же как раз только что ЕГЭ сдал, еще не выветрилось из головы…
Много знания — много печали. В общем, брякнул я сдуру — просто чтобы разговор поддержать:
— Дайте угадаю. А правит страной царь из династии Романовых! Верно?
Тут полковник разом изменился в лице и аж поперхнулся.
— Окститесь, сударь, — качая головой, выговорил он спустя не менее минуты, не без труда откашлявшись. — Государь наш, Борис VIII — из венценосной фамилии Годуновых, от Римского кесаря Августа и Сотрясателя Вселенной кагана Чингиза род свой ведущей! Нынешний московский наместник, Светлейший князь Всеволод Романов, с Его Императорским Величеством, конечно, в некотором родстве состоит — но тем в большей степени ваши слова являются крамолой! Нашими, III Отделения, клиентами и за куда меньшее становятся!
— Ну, я же это… — сконфуженно забормотал я. — Просто аналогию со своим миром провел…
— Так, погодите языком трепать… — Огинский проделал левой рукой замысловатый жест, и из-за спинки нашего сиденья выдвинулся, растягиваясь, серый полотняный тент — как у кабриолета. Укрыл он нас только сверху, не сомкнувшись с кузовом коляски ни спереди, ни по бокам, но все звуки улицы разом оказались начисто отрезаны — словно невидимой, но непроницаемой стеной.
— Терпеть не могу так ездить, но что делать, — проворчал Сергей Казимирович, опуская руку. — Так у вас там нынче что, Романовы на троне Империи Российской? — воззрился он на меня.
— Нет, — замотал головой я. — У нас там вообще эта… Демократия! Республика! Российская Федерация называется!
— Час от часу не легче, — нахмурился жандарм. — Хотя, по-своему, наверное, и объяснимо, — задумчиво проговорил он после небольшой паузы. — Отсутствие в мире магии — катастрофический уравнитель. Разница между природным нулем-простолюдином и одаренным-аристократом, даже и самим Императором — враз нивелируется… Не понял только, в чем аналогия с царствующим домом, ежели у вас всем чернь заправляет?
— Прежде, до республики, были цари, — сочтя за благо пропустить мимо ушей нелестный термин, коим князь охарактеризовал народ, принялся объяснять я. — Последнего звали Николай II. Из династии как раз Романовых. Только его свергли. Давно уже, в прошлом веке.
— Только в прошлом веке? — переспросил князь. — По моим прикидкам — весьма грубым, конечно — силы Ключа вы должны были лишиться лет этак четыреста назад… Хотя, конечно, остается только гадать, как мир отреагирует на уход магии — могло ведь и течение времени ускориться… А как так вышло, что (страшновато даже такое вслух произнести!) Романовы у вас сменили на престоле Годуновых? — осведомился он.
— Там все сложно было, — проговорил я, старательно припоминая прочитанное при подготовке экзамену. — Как раз около четырехсот лет назад случилось так называемое Смутное время. Перед этим правил царь Иван Грозный, но он умер, и сын его, Федор, умер. И на царство избрали боярина Бориса Годунова. Но и тот умер — вроде как отравили его, а наследника его уже открыто убили другие бояре, посадив на трон самозванца — Лжедмитрия. Потом и этого убили, царем же стал, если ничего не путаю, Василий Шуйский…
— Шуйский? — быстро переспросил Сергей Казимирович, будто бы делая себе мысленную пометку.
— Кажется, да… — в этой круговерти царских династий я, признаться, и на ЕГЭ слегка запутался, из-за чего и недобрал баллов. Теперь-то последнее не важно, конечно, а тогда переживал — жуть! — Но его свергли поляки…
— Поляки? — вздернул брови жандарм.
— Или шведы… Нет, точно поляки! Они засели в Московском кремле, откуда их потом выперло народное ополчение во главе с Мининым и Пожарским…