Страница 5 из 9
Дворники с дождем справлялись, а вот я проигрывал борьбу с бесконечной и сложной личной жизнью этого человека. Мы ехали в Кетчикан, и ноги мои уже не касались пола, а одежда повисла на мне палаткой.
В тот дождливый аляскинский вечер меня его личная жизнь совсем доконала. Я бы и рад был посоветовать ему что-то полезное, но мне казалось, я не вправе, потому что у меня с ног свалились на пол ботинки.
Человек великодушно сделал вид, что не заметил.
Едва он досказал про свою личную жизнь и стало ясно, что продолжения не будет, я мгновенно вырос до нормального размера, от чего, естественно, вздохнул с громадным облегчением.
Почему-то ботинки опять оказались на ногах – можно было шагать в них к чему-то новому.
Например, к японскому кладбищу на гавайском острове Мауи, но сначала – резкое отступление, потому что я чувствую: если сейчас не запишу, то не запишу никогда, так что смиритесь со мной, и я вернусь к японскому кладбищу на Гавайях, как только смогу.
Японское кладбище ненадолго прерывается из-за одной штуки, которую я прочитал несколько лет назад в японском романе: про то, как человек встречается с женщиной в токийском супермаркете и она потом становится возлюбленной рассказчика. По-моему, это так экзотично – впервые встретить будущую возлюбленную в супермаркете.
Я об этом много думал, особенно в последнее время, по мелочи покупая продукты в Беркли, когда жил в доме, где повесилась женщина.
Я ходил за покупками в ближайший супермаркет, толкал перед собой тележку, набирал случайную еду, которую мне вообще-то неинтересно было есть, просто ежедневный паек необходим, никуда не денешься.
…и порой думал о японском романе, о встрече с новой возлюбленной в супермаркете. Какое необыкновенное и нелепое место для случайного интимного свидания!
3 февраля 1982 года закончилось.
Интересно, как бы этот супермаркетный роман начался и кто заговорил бы первым. Может, я бы стоял в отделе супов, ассортимент изучал? Пожалуй, банка томатного супа не помешала бы на случай пасмурной жизни, и тут вдруг мою краткую медитацию прервал бы голос блондинки.
Я и не слыхал, как она подошла. Я не говорю, что она со своей тележкой ко мне подкралась. Просто я не обратил внимания, а может, она и впрямь подкралась, выследила меня в отделе супов.
– Привет, – сказала она мило манящим голосом.
Я испуганно отпрянул от полки с томатным супом на возможный пасмурный обед.
Я раньше встречался с блондинками.
У меня вообще-то был насчет них пунктик.
Чуть увижу блондинку – сразу счастлив. Странно, как это я не заметил, что она подошла. После своего привета она сказала:
– Простите, мы с вами раньше не встречались?
На неком сборище одна женщина по правде мне такое сказала, и привело это к короткому роману длиной в один ноктюрн среди ночи.
Но тут была другая женщина.
Кто знает, чем все закончится?
Мы с ней встали в очередь в кассу, потому что женщина предложила меня подвезти, но сначала, конечно, пригласила к себе выпить, потому что это по пути ко мне домой, а домой – это туда, где повесилась женщина.
Покупательница перед нами в очереди нагрузила в свой тележечный поезд пять тысяч разных штук, и у нас было время познакомиться.
Ее звали Икс, она недавно окончила Калифорнийский университет в Беркли, изучала философию, но не нашла работу, где требовался бы спец по философии, и временно работала в бутике в Уолнат-Крик, и нет, у нее не было привычки разговаривать с посторонними в супермаркетах, но я как-то так смотрел на банки с супами, что она обратила внимание, и ей ни с того ни с сего захотелось что-нибудь узнать о человеке, который так серьезно относится к супам.
Я сказал ей, что думал, может, купить банку томатного супа на случай пасмурной жизни.
– Я примерно так и поняла, – ответила она.
У женщины перед нами остались 2399 штук, она выгружала свою Южно-Тихоокеанскую тележечную дорогу, длиннющий чек вился из кассы и уже сворачивался в ленту Мебиуса.
– Я хочу спросить про томатный суп, – сказала Икс. – Пожалуйста, поймите меня правильно, но сейчас ведь ясно, уже много дней ясно и, судя по прогнозам, дальше будет то же самое.
– Когда-нибудь станет же пасмурно, – ответил я.
– Пожалуй, оно и не важно – вы же все равно не купили томатный суп, – сказала она.
– Я иногда сначала думаю о чем-то, а потом это покупаю, – объяснил я. – С супом та же петрушка.
– Я рада, что с вами поздоровалась. Я редко встречаю таких, как вы.
Дальше наступила пауза – мы наблюдали, как опустошаются тележки женщины перед нами. В тележках оставалось уже меньше тысячи штук.
Кассирша так много всего из этих тележек пробила, что уже впала в беспомощность, как во сне вынимая банку тунца, коробку риса, брикет масла, пачку салфеток, коробку пластиковых ложек, упаковку чистящего средства, собачий ошейник, банку горчицы, один банан, бутылку уксуса, и прочее, и так далее.
Все это пробивалось, а молодой человек складывал в пакеты. Он трудился уже над пятидесятым пакетом. Окоченелость лица выдавала узника Чертова острова[3].
Если он работал, с боем прорываясь через колледж, в начале упаковки всего этого барахла он был первокурсником, а сейчас уже выпускником.
Икс улыбнулась. В этой улыбке я прочел, что скоро мы отсюда выйдем, отправимся к Икс, будем попивать там белое вино и ближе знакомиться.
Может, отпустим пару шуточек насчет продуктов, которые покупательница перед нами запихала в свои тележки, а может, поговорим о более интимном, что ускорит наше прибытие в постель Икс.
Но в супном отделе что-то очень быстро должно произойти. Не могу же я вечно здесь торчать и глазеть на банки с томатным супом.
Она вот-вот появится и откроет наш роман еще до закрытия супермаркета, иначе я так и буду размышлять о навязчивой японской книжке и никогда не стану романтическим участником супермаркетного романа, окажусь вместо этого на Гавайях, буду бродить по японскому кладбищу, что одним боком выходит к Тихому океану.
Захудалое кладбище, пожилая японская пара тщетно пытается его облагородить. Их не радует эта кладбищенская распущенность, они жалуются, что кладбище обветшало, но работы явно чересчур, им не под силу возвысить погост до стандартов надлежащего кладбищенского облика.
Сейчас около полудня, зной подавляет, а солнце жарит, не проявляя ни малейшего милосердия.
Со мной японка – та, что встречала меня в аэропорту Гонолулу. Она уступает мне, когда я тычу пальцем в кладбище и прошу туда заехать.
Она знает, что мои интересы и привычки нередко странны, и уступает, потому что я не всегда чудной, только изредка. Я часто уморительно скучен, о чем мне сообщали не раз. То есть я неделями способен жить, как обитатель донных отложений террариума.
Во власти безразличия и бездеятельности я бываю почти беспомощен, но сегодня, на японском кладбище гавайского острова Мауи, – совсем другое дело.
Большинство людей, приезжая на Гавайи, по кладбищам не ходят. Обычно людей занимают солнце и пляжи – две вещи, которые никогда не нравились мне, – поэтому на Гавайях я как бы не в своей тарелке, но обхожусь тем, что есть, а теперь вот есть японское кладбище, и можно его исследовать.
Возле кладбища – буддийский храм.
Японка родилась и выросла на Мауи, она рассказывает, что на этом кладбище лежат ее родственники, она ходила на похороны. Я не спрашиваю, кто и где они среди умерших. Мы с японкой расходимся. Я просто брожу, протаптываю свои дорожки поверх печатей бессмертия, а японку теряю.
Кладбища всегда меня завораживали, и за куцее время своей жизни я, пожалуй, слишком много времени провел на сотнях кладбищ по всему миру.
Как-то раз я болел в крошечном коттедже в лесах Мендосино. Я два года работал без отпуска, а затем подруга настояла, чтоб я прекратил работать, устроил перерыв и на несколько недель поехал с нею в коттедж на калифорнийском побережье неподалеку от готического городка Мендосино. Кто-то мою подругу пустил в коттедж, а еще у кого-то она одолжила на две недели машину для поездки.
3
Чертов остров (остров Диабль) – остров архипелага Иль-дю-Салю у побережья Французской Гвианы, где в 1852–1952 гг. находилась французская каторжная тюрьма для особо опасных преступников, которых после отбытия срока заключения принудительно переселяли в Гвиану.