Страница 1 из 8
Зофия Мельник
Вуайерист, или Марек и прекрасная мельничиха
ГЛАВА ПЕРВАЯ
– Варшава на проводе, – громко объявляет телефонистка. – Пани, пройдите в третью кабинку.
На телефонной станции кроме пани Фелиции и телефонистки – ни души. Это старое, прошлого века здание – беленый сводчатый потолок, узкие окна, на полу – бурая потрескавшаяся плитка. С одной стороны зала – деревянная стойка и стекло с окошками, напротив – три кабинки с телефонами.
Пани Фелиция ждет в одиночестве на скамейке. Услыхав голос телефонистки, тетка поднимается, оправляет темное платье и с сумочкой в руках, гордо подняв голову проходит через маленький зал к третьей кабинке. Каблучки её туфель громко стучат по старой потрескавшейся плитке. Она открывает дверь с матовым стеклом, заходит в кабинку и снимает трубку с рычага.
– Соединяю, ждите, – слышит пани Фелиция голос телефонистки в трубке.
Потом свист и треск статических помех. Потом глухая плотная тишина. Пани Фелиция нетерпеливо постукивает мыском туфельки по полу. Через приоткрытую дверь тетка выглядывает в зал и видит рыжую макушку телефонистки, торчащую из-за стойки. Из узких забранных решеткой окошек льется красноватый вечерний свет. За окнами – маленькая площадь в Картузах, у крыльца телефонной станции стоит такси. Немолодой усатый водитель в черном пиджаке и фуражке курит, облокотившись рукой о желтую крышку. Водитель ждет пани Фелицию, чтобы отвести её обратно. С утра шел дождь, и в неровную мостовую там и сям вставлены лужицы с отражением темно-голубого летнего неба и розовых облаков.
– Варшава на проводе, – говорит телефонистка.
В горле першит, это, наверное, нервное. Пани Фелиция зажимает ладонью микрофон и кашляет в сторону.
В трубке что-то щелкает.
– Пан Кароль у аппарата. Слушаю, – неожиданно отчетливо и громко раздается в динамике трубки низкий мужской голос.
– Кто? – переспрашивает, растерявшись, пани Фелиция.
– Максымилиан Кароль. Декан факультета журналистки. С кем имею честь, сударыня?
– Пан Кароль, доброго вам вечера, – тетка, знает, что от волнения она начинает тараторить, поэтому она нарочно говорит медленнее. – Это пани Дембицкая вас беспокоит. Фелиция Дембицская. Я опекунша Марека…
– Кгхм…
– Сегодня я получила телеграмму из Варшавы, – продолжает пани Фелиция. – Я не все поняла… В телеграмме сказано, что Марека исключили из университета. Телеграмма подписана деканом Максымилианом Каролем. Нет ли здесь какой-нибудь ошибки?
– Нет, ошибки нет, – категорично отвечает декан и в груди у пани Фелиции, словно обрывается что-то, наверное, последняя ниточка надежды.
– Ох! – вздыхает пани Фелиция и прислоняется к стене кабинки.
Ей хочется присесть.
– Увы, это позорное пятно в истории нашего университета, – продолжает пан Кароль.
Голос у него становится скучным и усталым, как перед неприятным разговором, от которого нельзя уклониться.
– Вашего племянника Марека Дембицкого отчислили из университета за аморальное поведение. Более того, его публично наказали… Я сам выпорол вашего племянника в присутствии педагогического состава и студентов факультета на заднем дворе. Смею вас уверить вас, пани Фелиция, я хорошенько отходил молодого человека шотландским ремнем.
– Объясните мне, наконец, что же случилось? – испуганно спрашивает пани Фелиция.
– Ваш племянник Марек Дембицкий – вуайерист, – говорит пан Кароль. – Он подглядывает за женщинами. Это такое сексуальное отклонение, если угодно…
– Что вы такое говорите такое! – возмущается тетка. – Мой Марек…
– Так оно и есть, вы уж мне поверьте. Многие мальчики подглядывают за женщинами, но, как правило, с возрастом это проходит. Ваш племянник подглядывал за студентками с курса. Случались скандалы, но я, признаться, не придавал этому большого значения… А кончилось тем, что я лично застукал Марека, когда он подглядывал за пани Анджеевич, профессором истории, моей супругой…
– Какой ужас! Но ведь что-то можно с этим сделать?
– Я не доктор, пани Фелиция, – отвечает пан Кароль. – Может быть, хорошая порка, которую я задал вашему племяннику, поможет ему избавиться от этой постыдной привычки.
– Но скажите, пан Кароль, нельзя ли восстановить Марека в университете, когда этот случай забудется… Скажем, на другой год он мог бы вернуться?
– Пока я декан факультета журналистики это исключено. Марек Дембицкий вуайеист, пани Фелиция. Ему не место в овеянных славными традициями станах нашего университета.
– Я вам не верю, – говорит тихо пани Фелиция.
Но в ту же минуту тетка припоминает, как Марек подглядывал на пруду за панночками из села, а потом на память приходит еще один случай, и еще один, и третий.
– Да, все это было, было… Так значит, это правда? – спрашивает себя пани Фелиция.
– У вас еще остались ко мне вопросы? – интересуется пан Кароль.
Пани Фелиция молча сжимает телефонную трубку в руках.
– Пани Фелиция?
– Нет, пан, у меня нет больше вопросов, – холодно отвечает пани Фелиция, – спасибо, что уделили мне время.
Она вешает трубку на рычаг и стоит в телефонной кабинке, словно позабыв, что ей нужно куда-то идти. Пани Фелиция достает из сумочки платок и вытирает выступившие на глазах слезы.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Марек стоит на задней площадке автобуса и сквозь пыльное, забрызганное рыжим солнечным светом стекло смотрит, как разматывается из-под колес, петляет и убегает вдаль асфальтовая лента старого шоссе. Автобус трясет на выбоинах, в салоне душно и пахнет бензиновой гарью. На автостанции в Картузах в автобус села примерно дюжина человек. Есть свободные места, можно прикорнуть у окна, но Марек предпочитает стоять на задней площадке и держаться рукой за поручень. Марек едет в автобусе стоя, потому что вчера декан факультета журналистики Максымилиан Кароль и еще один пан хорошенько отходили его жестким шотландским ремнем во дворе университета. Ягодицы саднит до сих пор. Марек вздыхает и прикрывает рукой глаза от бьющего в лицо вечернего солнца. Автобус выезжает из леса. Обернувшись, Марек видит поворот на Маженью, проселочную дорогу, бегущую вниз к реке.
– Остановите! – кричит Марек водителю, но тот, как будто, не слышит.
Марек наклоняется, берет за ручку свой коричневый с металлическими уголками чемоданчик и быстро идет по проходу к кабине водителя.
– Остановите, пожалуйста!
Автобус останавливается, проехав немного за поворот. Двери с шипением открываются.
– Спасибо, – говорит Марек и соскакивает с подножки на теплый потрескавшийся асфальт.
Автобус уезжает. С чемоданом в руке Марек стоит на обочине дороги и смотрит вниз на село, на двускатные крыши, на сверкающую, словно расплавленное золото речку. В траве трещат кузнечики, вокруг Марека гудят и крутятся слепни. Один слепень садится Мареку на шею и тот ловко сбивает его шлепком руки.
– Как же здесь тихо, – думает Марек.
Марек не спеша шагает вниз по сельской улочке. Остановившись не перекрестке, молодой человек находит взглядом дом Катаржины.
– Хотел бы я её увидеть, – думает Марек, – просто поболтать о том, о сем…
Пару лет назад Марек, как хвостик ходил повсюду за Катаржиной. Он дарил панночке цветы и провожал до дома. Они вместе ездили гулять в Картузы и сидели зимними вечерами в маленьком кафе на площади у вокзала. Панночка снисходительно принимала его ухаживая, а потом призналась Мареку, что ни капельки в него не влюблена. Она предложила Мареку остаться просто друзьями. Сперва Марек страшно обиделся, но потом согласился на дружбу… А этой зимой, когда Марек учился в Варшаве, тетка в одном из писем написала, что Катаржина вышла замуж и переехала к мужу. А значит, сейчас её нет в этом старом доме с резными наличниками и разросшимися кустами сирени в палисаднике.