Страница 9 из 11
– Рентабельность продаж тоже повысилась по сравнению с прошлым кварталом, – продолжал Селиванов.
Василиса постаралась взять себя в руки, сосредоточилась, пыталась вникнуть в процесс обучения, ценой которого являлись не отметки в зачетке, а упущенная прибыль и прочие нехорошие показатели. Как она усвоит материал, научится управлять огромным предприятием, так у нее в будущем и пойдут дела.
С рентабельности продаж Селиванов перешел на коэффициент текущей ликвидности, говорил о доле собственных средств, оборачиваемости активов. Василиса слушала его внимательно, как прилежная студентка – своего преподавателя. Но в голову ей нет-нет да вползали отвлекающие мысли. Она почему-то подумала, что иногда студентки ради хорошей отметки задабривают своих преподавателей, вступают с ними в интимную связь.
Заниматься этим с Леонидом Геннадьевичем она вовсе не собиралась, выгнала непрошенный срам из головы, но контроль над собой утратила.
– Для повышения рентабельности необходимо стремиться к снижению себестоимости продукции. В прошлом квартале мы использовали тысячу двести четырнадцать килограммов чугуна на производство тонны стали, в этом, к сожалению, расход увеличился.
Селиванов говорил, но Василиса уже ничего не понимала.
Упущенную нить она смогла схватить несколько позже, когда речь зашла об увеличении эффективности оборудования, за счет его обновления в том числе. Для этого требовалось всего три вещи: деньги, деньги и еще раз деньги. Вопрос об инвестициях стоял достаточно остро. Ее двух миллионов из швейцарского банка было явно маловато для этого. Василиса собиралась вложить их в производство и даже обсуждала этот вопрос с Селивановым.
Но сейчас он ни о чем не просил, ни на что не намекал, просто излагал суть предмета. Василиса завороженно слушала его и думала о своем. Почему за все время Леонид Геннадьевич ни разу не прикоснулся к ней? Неужто она нисколько не интересовала его как женщина? Может, с ним что-то не так? Но ведь он женат, у него двое детей. Наверное, этот мужчина просто любит свою жену и не хочет ей изменять. Или же он не желает усложнять отношения с Василисой, от которой зависит материальное благополучие его семьи.
Но прикосновение – это не измена. Она не убрала бы руку, если бы Селиванов коснулся локтем ее предплечья. В этом нет ничего страшного. Если вдруг такое приключится, то ее совесть будет чиста перед Матвеем.
Но Селиванов ее не касался. Зато появился Матвей. Он зашел в кабинет без стука, на правах начальника ее личной охраны. К сожалению, других прав на Василису этот парень не имел. Может, поэтому она глянула на него с обидой и даже неприязнью.
Матвей нахмурился, посмотрел на нее, потом на Селиванова, молча, как он это умел делать, надавил на него. Леонид Геннадьевич правильно оценил ситуацию, понял, что ему пора уходить.
Он быстро, но с достоинством поднялся из-за стола, оправил на себе пиджак и сказал:
– Василиса Константиновна, вы еще раз внимательно изучите документ. Если у вас появятся вопросы, то я всегда рядом.
Матвей проводил его взглядом, в каверзном раздумье провел пальцем под ухом, молча посмотрел на Василису.
По сравнению с Селивановым он казался грубым, неотесанным и даже некрасивым. Но Василиса обожала его и не считала, что любовь зла.
Матвей не давил на нее взглядом, как на Селиванова, но все же она дала слабину.
– И что здесь такого? – осведомилась Василиса.
Матвей удивленно повел бровью. Разве он о чем-то спрашивал? Да и претензий никаких не предъявлял. Во всяком случае, на словах.
– Да знаю я, о чем ты думаешь! – заявила девушка.
– В этих цифрах сам черт ногу сломит, – сказал Матвей, кивком показав на папку с отчетом.
Василиса капризно выпятила нижнюю губку, качнула головой. Не о цифрах он думал, да и в бухгалтерской отчетности разбирался даже лучше, чем она. Матвей имел опыт в бизнесе, может быть, собирался вернуться в него, но один, без нее.
– Ты собирался сделать мне предложение, – сказала она, возвращаясь к давнему разговору.
Лето прошло, осень вступила в свои права, а воз и ныне там.
– Это имеет какое-то отношение к вашим заседаниям? – спросил он, кивком показал на место, которое Селиванов занимал за ее столом, и взглядом очертил его путь до самой двери.
– Это имеет отношение к нам! – довольно резко проговорила Василиса.
– Вообще-то, я сделал тебе предложение, – сказал Матвей и пожал плечами.
– Считай, что… – вспомнила его слова Василиса.
Он ведь именно так и сказал тогда, весной: «Считай, что я сделал тебе предложение».
Она так и посчитала бы, если бы за столь небрежным предложением последовала свадьба. Но ведь не было ничего подобного.
– Так не считается! – Василиса мотнула головой.
– Да вся эта суматоха, то одно, то другое.
– Нет уже никакой суматохи!
Все формальности были соблюдены. Василиса по праву заняла место генерального директора. Всему этому действительно предшествовала большая организационная работа, отнявшая немало нервов и времени.
Но все уже позади. Она вступила в должность, даже взяла в руки бразды правления. Не было ничего страшного в том, что рядом с ней на облучке сейчас сидел Селиванов.
– Ты по ночам спишь спокойно? – спросил Матвей, внимательно глядя на нее.
– Да, спокойно, – ответила Василиса.
Уж не думает ли он, что Селиванов снится ей по ночам? Или, занимаясь любовью с Матвеем, она представляет себя в объятиях своего наставника?
– Тогда поехали! – сказал Матвей и подал ей руку, чтобы помочь подняться из-за стола.
– Куда?
– В загс. Подадим заявление.
– Только не подумай, что я тебя заставляю, – поднимаясь, сказала она.
Матвей замер, внимательно посмотрел на нее сквозь напряженный прищур, но решения своего не изменил.
– Все равно поехали.
– Только не подумай, что я этого не хочу!
Матвей вроде бы ее не слушал и спокойно шел к двери. Может, он и не такой ухоженный и лощеный, как Селиванов, но Василису тянуло к нему как магнитом. Она чуть ли не вприпрыжку поспешила за ним, потому как очень хотела замуж. Именно за него!
Дождь лил с утра, бил по нервам и крыше, которая прохудилась и текла. Капли падали в таз, стоявший на столе. Мимо проносились тяжелые грузовики, поднимая с дороги грязную водяную пыль. Все куда-то ехали, за чем-то спешили.
У одного только Пухнаря жизнь остановилась. Хотя совсем недавно так все было здорово.
Верес-младший дал пацанам конкретную работу, хорошо заплатил, все прошло как по маслу. Потом Пухнарь с братвой рванул в Крым, чуть ли не все лето там отрывался, вернулся домой, а здесь никаких доходных дел. Проститутки разбежались, на больших дорогах ловить было нечего. Осталось только кафе с дырявым навесом у шоссе. Но людей, желающих остановиться и перекусить здесь, почти не было.
– В Новокурск надо ехать, – сказал Тук, зажег сигарету, с трудом затянулся.
Табак разбух, тянулся плохо. Да и в головах у всех сырость, взгляды пасмурные. Но лучше грустить здесь, на обочине жизни, чем вкалывать грузчиком на какого-нибудь барыгу. На что-то большее Пухнарь с его судимостью и не годился.
– Кто нас туда звал? – спросил Фанфан.
– В такие дела не зовут, – заявил Пухнарь. – Нормальные люди дверь в них ногой открывают.
Верес не слабо в этой жизни устроился, целый комбинат к рукам прибрал, имел с этого не хило. Братва на мели, а ему и дела нет. Вот и кто он после этого?
Да, Верес их к себе не звал, а без него в Новокурске делать им было нечего, там своя братва. Люди серьезные, у них и волыны есть, и боевой настрой. Пухнарь пробивал эту тему, поэтому был в курсе.
– Вот и мы откроем, – заявил Бычок, расправляя накачанные плечи.
– Матвей мог бы нас в охрану к себе взять, – проговорил Фанфан.
– На зарплату? – спросил Тук и скривился.
– На процент от навара, – сказал Пухнарь.
Почему бы Матвею и в самом деле не отстегивать им хотя бы один процент от прибыли? Они много не просят, зато проблем могут доставить немало.