Страница 41 из 52
Безусловно, когда об этом стало известно, всех участников незамедлительно нашли. Сам герцог Правский вел этот процесс. Рыцаря лишили титула, звания и наград. Наград лишили и его подчиненных, выгнав ко всем демонам из Сухопутных боевых сил. Граф Гобар Пистрикс даже не подумал вступаться за этих ублюдков. На площади Короны, что располагалась перед самым дворцом, где и произошло преступление, всех пятерых насадили на кол. Вот только злые языки поговаривали, что казненные были всего лишь разменной монетой в играх Ференца Сепрентоса. Вслух и громогласно этого, конечно, никто не заявлял, но все почему-то верили, что было именно так. Мол, герцог Правский и приказал покойникам сотворить эти чудовищные действия с последними носителями имени Руатдидов. А потом и сбросил все концы в воду, осудив на смерть этих людей. Или, вернее, нелюдей.
В целом, среди женщин еще оставались представительницы династии. Правда они уже носили совсем другие имена, принадлежащие их благородным мужьям. Да и закон в королевстве Тюльпанов строго запрещал носить корону лицам женского пола. Поэтому не совсем понятны были действия герцога в отношении бедных дочерей короля Тюльпанов. Они все равно не смогли бы претендовать на трон. Впрочем, Ференц прекрасно понимал, как меняются законы в случае необходимости. Он уничтожил всех, кто смог бы стать символом сопротивления. Ну, а для прочих это будет хорошей наукой. Опять-таки, если наместник Юга Великой Унии имел к этому бесчинству отношение.
Государство Руатдидов в итоге стало марионеткой в руках короля Готфрида Висболда. Земли Тюльпанов теперь управлялись Большим советом, в котором заседали все оставшиеся в живых знатные вельможи и благородные рыцари, дававшие в свое время присягу верности Людовику XIII. Не очень они чтили бывшего короля, да и попросту были трусами и лицемерами, так как все, кто был верен своим клятвам, отправились в иной мир, проливая кровь за свою родную страну. Председательствовал в Большом совете представитель завоевателей, барон Лукас Сепрентос, брат герцога Правского. Он стал временным легатом короля Готфрида на завоеванной территории до получения дальнейших указаний. В распоряжении Лукаса осталась его личная армия, часть армии Балинта Сепрентоса, и несколько эскадронов кавалерии, предоставленной Альбертом фон Кёнигом. Генерал армий Виртленда отлично осознавал, что поддержать порядок и подчинение на разоренных землях смогут и без его солдат, но он не доверял семье Сепрентосов, и ему нужны были свои наблюдатели. Поэтому он вылез из кожи вон, но вместе с Роджером Гудманом, наместником Севера, смог настоять на том, чтобы в покоренном государстве остались и войска северян.
Кстати говоря, Модест Фотийон следил за этими событиями. Ему это было крайне интересно. Нет, бывший глава Тайной полицейской канцелярии не испытывал ни малейшей жалости к Людовику XIII. Более того, его не волновало и то, какая ужасная судьба постигла его детей. Модест решил, что раз Руатдид доверился каким-то ничтожествам и прогнал того, кто был верен ему годами, то сам он в своей судьбе и виноват. В том числе, и в том, что произошло с его отпрысками. Фотийона более всего интересовали две вещи.
Первая заключалась в том, что в убийстве, совершенном во дворце, он усмотрел умелую руку хитрого интригана. Пообщавшись с некоторыми людьми, Модест твердо стал придерживаться версии, что именно Ференц Сепрентос был первым делом повинен в страшном преступлении, которое произошло в столице. Человек, носивший теперь имя Драгана Янки, увидел в герцоге Правском достойного и умелого противника. Фотийон совершенно спокойно принимал для себя тот факт, что есть люди с таким же коварным и особенным умом, каким обладал он сам. И эти люди были Модесту не чужды. Ему мечталось вновь вступить с таким мастером в открытое противостояние, прямо как в былые времена. Именно в подобной борьбе и был смысл жизни. Так уже давно решил для себя Фотийон. Жаль, что барон не доверял ему полностью, потому в действиях шпион был ограничен. Тем не менее, Модесту удалось убедить Вука в необходимости профинансировать его поездку в Великую Унию. Пока союз Правии и Виртленда занят подавлением последних сопротивляющихся «цветочников», а также установлением собственного порядка в завоеванном королевстве, Фотийону было бы проще найти нужных и важных людей на землях Висболдов. Тем более, раз король Готфрид ведет столь агрессивную политику, стоит быть готовым к тому, что рано или поздно он может обратить свой жадный взор и на баронство Вуков. Модест наглядно показал Аластору Вуку-старшему на карте, сколь выгодным приобретением были бы земли баронства для Великой Унии. Да барон и сам это понимал.
Поездка состоялась, хоть и была недолгой. Фотийон приложил максимум усилий за такой короткий срок, но вернулся не с пустыми руками. Все же он смог завербовать нескольких агентов. Даже при дворе самого короля. Доверие барона к Модесту укрепилось еще сильнее.
Вторая вещь, которая интересовала бывшего главу Тайной полицейской канцелярии, замыкалась на Бертране Кавелье, высшем лорде-констебле. Конечно, герцог Правский смог выпытать у некоторых посвященных пленных информацию о том, что у покойного Людовика имелось тайное министерство. Многих впоследствии нашли и перебили по указке Сепрентоса. Но вот Кавелье чудом сбежал. Фотийона это не устраивало. Он жаждал банальной мести. Модест уже был не последним человеком, несколько встал на ноги и имел определенные возможности. Не те, что раньше, но все-таки. Он приложил все усилия, чтобы выйти на Кавелье. В конечном счете, в одном небольшом приграничном поселке, который был настолько мал и незначителен, что в него до сих пор еще не вошли отряды победителей окончившейся войны, местные рыбаки нашли изуродованное тело. Труп был отвратительно распухшим, с отрезанными пальцами на руках и ногах, с выбитыми напрочь зубами и выколотыми глазами. Местные жители настолько испугались страшной находки, что не сразу даже объявились смельчаки, которые выловили убитого из реки. Мертвяка приняли за одну из жертв кровавой мясорубки, постигшей бедное королевство Тюльпанов, и в итоге старостой было принято решение предать тело земле, не разбираясь в том, враг это был или друг. Так и окончилась судьба высшего лорда-констебля, занявшего место Модеста Фотийона.
А совсем недавно случилось совсем непредвиденное. Барона, покровителя Драгана Янки, постигла страшная болезнь, и все ждали, что вот-вот Аластор Вук-старший испустит дух. Модест понял: если это случится, ему вряд ли светит что-то хорошее. Он, через свои каналы, был прекрасно осведомлен о тех, кто мог занять трон баронства. Сыновья Аластора умом и сообразительностью не отличались. Кроме, разве что третьего сына, но зная о ненависти к нему со стороны братьев, Фотийон сомневался в возможности реального выживания Мейнхарда Вука. Ну, а как только к власти придет Джон, новоиспеченная вдова Кассандра Шульц, имеющая на первого наследника серьезное влияние, быстро узнает, к примеру от того же генерала Оукмана, о странном лице, которому покойный барон Вук покровительствовал. Учитывая последний момент, охранники Фотийона в один миг станут его могильщиками.
Модест стал панически бояться солдат Особой гвардии. Он сохранял внешнее спокойствие, когда к нему приходили мессир Варга или мессир Оукман. Но в душе… Каждый раз, когда эти люди появлялись у него (а в связи с ухудшающимся состоянием правителя земель Вуков, генерал Особой гвардии запретил Драгану встречаться с кем-либо и покидать резиденцию, в которой тот жил), Фотийон считал, что свершилось самое ужасное, и жить ему оставалось считанные часы. «Демоны побрали бы этого Вука и утащили проклятого в самое пекло! – ругался про себя шпион. – Столько лет, а он так и не дал мне какой-нибудь пост официально. Держал при себе как личную игрушку. А что теперь? А теперь я имею кучу связей, но не могу ими воспользоваться! И все по глупости и недальновидности моего очередного хозяина. Что ж тебе так не везет с ними, а, Фотийон? Похоже отпрыгался ты. Помрет барон и меня с собой прихватит, паскуда!»