Страница 14 из 52
– Вы так считаете?
– Я в этом абсолютно уверена.
– Ну хорошо. Я верю вам, – Джон Вук был раздосадован. Он чувствовал себя беспомощным глупцом в присутствии этой женщины и злился от того, что это так и было на самом деле. – В таком случае, нам нужно вести себя так же, как и прежде?
– Безусловно. Как будто ничего не происходит. С той лишь поправкой, что старайтесь хотя бы изображать радость, если приходят новости об улучшении здоровья вашего отца. И изображать печаль, если ему вновь станет хуже.
– Можно вопрос?
– Конечно, я всегда открыта для вас.
– А если все-таки случится, что отец выздоровеет. Как нам себя вести, что делать? Ведь правда о Мейнхарде…
– Если случится, что он выздоровеет, то возблагодарим Всемогущего за это. Будете молить у него прощения. И я буду молить за вас. Только молить будем правильно. Как только узнаете, что он выздоравливает уже по-настоящему, приходите сначала ко мне за инструкциями, не поднимая паники, а там будет уже видно. Но что-то мне подсказывает, что он уже не встанет со своего ложа.
– Выглядел он все-таки лучше, – упрямо сказал первый наследник.
– А я боюсь, что это лишь временное улучшение, которое часто бывает при смертельных болезнях, – с нажимом произнесла Кассандра Вук, урожденная Шульц.
Джон посмотрел ей в глаза. Вдруг что-то вспыхнуло в его мозгу. Он ужаснулся этой мысли, но неожиданно ему стало спокойнее. Вошел слуга с подносом, на котором аппетитно возвышался малиновый пирог. Лицо баронессы вытянулось, она в нетерпении начала потирать руки.
– Ставь на стол. Какой же ты долгий! В следующий раз велю тебя сменить, и больше никогда не получишь эту работу. Никакую работу не получишь. Лучше было доверять такие вещи рабу. Ступайте, дети мои, я хочу насладиться моим любимым блюдом одна. Я порядком утомилась. И помните, что только молитвы, обращенные к Всемогущему, могут спасти нашего почитаемого и светлейшего правителя. Молитесь. Молитесь также усердно, как я молюсь.
«Да уж, молитесь…! Молиться также, как ты – это значит не молиться вовсе, хитрая карга!» – подумал про себя Джон Вук, когда покидал покои мачехи вместе с братьями.
Барону Аластору Вуку снились летающие псы. Он любил охоту и содержал огромную псарню. Он не был кровожаден в миру, но, когда брал след жертвы, превращался в беспощадного убийцу. Любому попавшемуся на его пути загнанному зверю приходил конец. Даже медведю. О, скольких барон лично заколол! Бэренбайсеры барона считались самыми сильными и свирепыми среди всех псов баронства. Они настигали медведя, неистово кидались на него и грызлись не на жизнь, а на смерть, пока не подоспевал хозяин. Быстрым и смертельным ударом пики Аластор Вук-старший пронзал зверя и украшал помещения своего замка еще одной шкурой. Один раз пика сломалась, медведь кинулся на барона, но тот был в такой ярости, что смог добить хищника кинжалом, чудом уцелев сам. Видно, в глазах барона, даже медведь увидел что-то демоническое, когда умирал.
Теперь сам барон лежал поверженный и беспомощный, почти мертвый. Он летал на псах в своих галлюцинациях, его убивали медведи и поедали его внутренности, он мучился и терзался. То его поднимало ввысь, то кидало в темную бездну. Потом тошнило во сне, выпадали волосы и зубы. Несколько раз барона живьем заколачивали в гробу, и он чувствовал вибрацию от ударов комьев земли, бросаемых сверху на деревянную крышку. Он кричал, но звуков его воплей не было слышно.
Иногда ему являлась Изабелла. Та, которую он любил всю жизнь. Наступал покой. Он становился перед ней на колени, прикладывался лицом к ее животу и плакал. Она гладила его по голове и говорила, что теперь все будет хорошо и бояться больше нечего. Аластор, словно наяву, ощущал прикосновение ее нежных и любящих рук. Потом все рассеивалось, и барон плакал еще больше. Все было обманом, иллюзией.
Так проходили дни, когда правитель баронства Вуков боролся с хворью, которая, разрушая еще крепкое тело, пыталась свести его в могилу. Никто уже не сомневался, что скоро барону придет конец. Все удивлялись: как еще в нем теплится жизнь?
В этот вечер мессир Корнелий Бром продолжал проводить все необходимые лечебные процедуры. Многие не замечали, насколько отчужденным стал Корнелий с момента заболевания барона. Он был теперь совсем нелюдим, сосредоточен и вечно погружен в свои мысли. Время тянулось, главный лекарь методично выполнял те действия, которые могли, по его мнению, дать положительный результат. Он пускал кровь, вливал необходимые настои, вкалывал нужные лекарства, прикладывал компрессы на язвы. Лоб мессира Брома взмок от пота. Густые брови напряженно сошлись на переносице. Вздувшиеся вены на висках пульсировали. Облысевшую голову лекаря покрывал черный шаперон. Стекло монокля в правом глазу запотело. Но всего этого Корнелий не замечал, ему было не до того.
Главный лекарь узнал кое-что. Узнал давно и теперь был носителем этого бремени. Он бы, наверное, никогда и не поделился ни с кем своей тайной, так как сам не был до конца уверен. Но болезнь барона все изменила. И теперь вопрос стоял только в одном. Сможет ли барон выжить. Если нет, то это одно. Если да… То, о Всемогущий, это совсем другое дело! Мессир Бром старался проводить с Аластором много времени. Как можно больше. Тем более, что в этом не было ничего подозрительного, а главное – это еще было необходимо и с медицинской точки зрения.
Погода на улице удалась по-летнему хорошей. Было тепло, но не жарко. Заходящее солнце бросало в комнату свои последние в этот день лучи. Они скакали по комнате, отражаясь на стекле, доспехах и оружии, предметах из драгоценных металлов, которыми были богато обставлены покои правителя баронства Вуков. Целая плеяда взблесков и сияний устроила настоящее представление, кружась по помещению в своем удивительном танце. Но пляска их становилась все менее зажигательной и стремительной. Одного за другим, солнце забирало своих детей из комнат замка, уступая место царству ночи: темному, мрачному, полному тайн. Наступало время тихих дум и аскетического спокойствия для многих созданий этого мира.
В этот самый момент, мессира Корнелия Брома, вырвал из его мучительных дум хриплый и тяжелый, словно из самого пекла, голос:
– Во-дыыыы…
Главный лекарь подскочил от страха и посмотрел на ложе барона. Перед ним лежал живой мертвец. Бледный, осунувшийся, с полузажившими язвами, с окончательно поседевшей бородой и усами, Аластор Вук сначала приподнялся на локтях, а потом жадно протянул руку с ее длинными и тощими пальцами к Корнелию.
– Во-дыыыы…, – повторил барон своим страшным голосом.
Мессир Корнелий Бром был главным лекарем, человеком медицинского склада ума. Он достаточно быстро взял в себя в руки и справедливо рассудил, что живых мертвецов быть не может, какие бы о них сказки не пели, и что перед ним, пускай и в весьма плачевном состоянии, но оживший наконец барон. Все меры, предпринятые Корнелием, все же привели к тому, чего он так долго ждал. Да, барон совсем не выглядел бодрым и здоровым. Но сознание вернулось к нему. А раз так, то самое страшное для его здоровья уже позади. Бром схватил кувшин с водой, плеснул в металлический стакан и протянул своему повелителю.
– Держите, ваша светлость. Тут только треть стакана. Если хотите жить, то клянусь Всемогущим, вам придется довольствоваться этим. Либо прикажите меня казнить сразу, пока дар речи вернулся к вам.
Аластор Вук смотрел на главного лекаря дикими и непонимающими глазами. Но это продолжалось недолго. Корнелий удовлетворенно увидел проблеск некоего понимания действительности в лице барона. Наконец, Вук медленно и аккуратно поднес стакан ко рту дрожащими руками. Маленькими глоточками, наслаждаясь, Аластор выпил всю воду. После чего обессилено откинулся на подушки.
– Я у себя? – медленно, с трудом выговаривая слова, произнес барон.
– Да, в ваших покоях.
– Долго я провалялся?
– Достаточно долго, ваша светлость. Около полутора недель.
– Демоны меня разорви! Что это за болезнь такая? Последние мои осознанные мысли были о том, что я уже не увижу этот свет.