Вера… Ника… Вероника

– Ты решила в театральный потому что я тогда сказал…

– Глупый, – Верочка провела по рыжему чубу Костика. – Если хочешь знать, я с первого класса мечтала стать артисткой, только никому не говорила об этом. Мама с папой узнали только вчера…

– И что сказали?

– Папа за сердце схватился, – она тяжело вздохнула, – сказал, что у меня таланта только для драматического кружка…

– Ну, вот, а я что говорю!

Верочка вдруг разозлилась. Что они все понимают? Её решение выношенное и окончательное. Девушка вздернула подбородок, перебросила косу на спину и решительно шагнула на дорогу.

– Не тебе и не папе судить об этом. Для меня театр – жизнь! – Она чуть замедлила шаг, но не обернулась, а только крикнула. – А ты катись!

– Тоже мне артистка! – тоже разозлился Костя. Он рывком вытянул мотоцикл из вязкого песка, завел и, окутав Веру едким дымом, оглушив страшным треском, помчался в ту же сторону, куда направилась девушка.

– Вот дурак, – вслед проговорила она, помахав перед собой ладошкой.

На выпускном вечере Верочка перетанцевала со всеми мальчиками из своего и параллельного класса. Только Костя ни разу не пригласил её, а все больше крутился вокруг Сони Голдмайер, которая пришла не в светлом платье, как принято на выпускных, а в темно-малиновом, которое удивительно шло к её кудрявым иссиня-черным волосам. Соня кружилась с Костиком в вальсе, томно улыбалась и победительно глядела на Верочку. Сказать, что Веру это задело, нельзя. Она лишь не могла простить Костику его сомнений в её артистических способностях. Назло ему в середине вечера, когда заиграл рок-н-ролл, она выдала такой танцевальный шедевр с Сашей Козиным, который занимался бальными танцами в том же доме культуры, куда она ходила заниматься в драматический кружок, что все присутствующие в зале: и выпускники, и учителя, и родители – взорвались аплодисментами. Саша галантно проводил её на место, а взрослые еще долго шептались, поглядывая на неё с улыбкой.

Но это была только ссора. В конце лета они снова встретились – первокурсник политеха и первокурсница Щукинского училища. Верочка взахлеб рассказывала о замечательных преподавателях «Щуки», вспоминала забавные моменты с экзаменов.

– Я когда читала басню, у меня коленка вот так затряслась, – Вера снова переживала недавний свой экзамен. – А потом подумала, что передо мной не преподаватели, а наш класс, и нечего бояться, и как начала рассказывать…Если бы Ольга Васильевна только слышала.

Ольга Васильевна была любимая учительница Вероники, которая вела литературу в их классе последние четыре года.

– А я тоже на физике… – начал было Костя, но замолк: Вера была в плену своих воспоминаний, и такой прозаический предмет, как физика, её мало интересовал.

– Я рада за тебя, Костик, – учтиво ответила она. – И еще обещаю пригласить тебя на первый же спектакль, в котором я буду играть. Ты сможешь приехать в Москву?

– Ради тебя, хоть в Крым, хоть в крематорий, – засмеялся Костя.

Словно и не было двух месяцев разлуки, не было того разговора у реки. Костя смирился с тем, что Верочка уедет, но про себя твердо решил, что по окончании учебы он сделает ей предложение. Работать артисткой можно и в их драматическом театре. А о той жизни, что ведут артисты, об их свободных отношениях он не думал, был уверен в своей Верочке, которая перед самым отъездом в Москву сказала ему, что если из неё не выйдет хорошей артистки, она станет хорошей домашней хозяйкой, выйдя за него замуж.

Но это были только слова. Вера была уверенна, что ей предопределен трудный, но яркий путь в большом искусстве. Она видела себя на афишах Малого театра, видела толпы поклонников и внимательные взгляды известных артистов. Она готова была играть «самые большие роли за самую маленькую зарплату», и даже придумала себе сценическое имя – Ника Изверова. Имя Вероника, по её мнению, слишком претенциозное, а Вера – простое. Ника будет в самый раз. Поэтому все студенческие годы она отзывалась исключительно на это имя. И в письмах домой подписывалась: «ваша Ника».

…Вероника Андреевна прошла уже большую часть пути, когда заметила, что совсем стемнело. Прохожих становилось все меньше, фонарей тоже. Она зябко ежилась в своей легкой ветровке, проклиная себя за то, что поддалась злости и отчаянию при виде пары любовников. И как результат – забыла автомобиль у подъезда. Где только была её голова! Иди вот теперь ночью одна и трясись от страха. Может, автобуса подождать? Ага, здрасть! А при себе ни копейки – все в машине осталось: и документы, и сумочка, и ключи. Ну, что ты будешь делать! Из-за какой-то секретарши голову потерять, остаться без колес. Значит, завтра до театра придется добираться на автобусе. Хоть бы с машиной ничего не случилось.

Вероника подняла повыше воротник ветровки, застегнула до конца молнию, засунула руки глубоко в карманы.

Ладно, доберусь пешком. Лишь бы Константин раньше меня не приехал, а то родителей и Юльку напугает. Будут бегать по улицам, искать её.

Садиться в машину частника Вероника не решалась. Много было случаев, когда пассажиров грабили и убивали. У неё, конечно, сейчас взять нечего, так покалечить могут или вовсе…

Стараясь держаться светлых мест, Вероника двинулась дальше на окраину, в район, называемый Еремейкой. До дома оставалось не более часа ходьбы.

Благодаря хорошо развитому чувству самосохранения, Изверова не была ни излишне смелой, ни слишком пугливой. Это чувство не раз выручало её в прошлом, а опыт жизни в Москве научил её нескольким практическим приемам, позволяющим обезопасить себя. Сегодня был как раз тот случай, когда ими следовало воспользоваться. Женщина огляделась – никто из редких прохожих не обращал на неё внимания. Она немного согнулась в пояснице, выставила в сторону выпрямленную в колене ногу и, размахивая одной рукой, пошагала, изображая женщину-инвалидку. Такая походка, однозначно, не привлечет внимания сексуально озабоченных мужчин, да и грабители по своему опыту знают, что с инвалида взять нечего.

Не сказать, что ходьба в таком «изломанном» виде доставляла Веронике удовольствие, зато гарантировала безопасность, давала возможность снова погрузиться в воспоминания.

Легкость, с которой девушка прошла творческий конкурс на экзаменах, обернулась трудностями, с которыми столкнулись преподаватели училища уже на занятиях. Ника их озадачила. С одной стороны, она обладала феноменальной памятью и моментально запоминала огромные куски текстов, причем не только своих, но и однокурсников. Она обладала редким по тембру и глубине голосом, у неё замечательно получались миниатюры, которые без конца разыгрывались на занятиях группы. Но у неё обнаружилась странная несовместимость со сценой. Уже на первом курсе преподаватели пришли к единодушному мнению, что Нике Изверовой прямой путь не на сцену, а, например, на радио.

Девушка сильно переживала, снова и снова репетировала, но результат оставался прежним: где-нибудь в темном закутке коридора она с подружкой разыгрывала сцену, и все получалось замечательно, но стоило ей выйти на сцену – полный крах. Подружки жалели её, советовали не отчаиваться, потому что считали, что со временем странность эта пройдет.

Родителям домой Вероника о своих трудностях не сообщала, да они, в общем-то, больше интересовались, хватает ли ей денег на питание и прочие расходы, чем творческими достижениями.

Однажды Костя встретился с Андреем Петровичем в отделе рыболовных принадлежностей. Разговорились о том, о сем. Зашел разговор, конечно, и о Верочке.

– Зря она в театральный пошла, – напрямик сказал отец Веры. – Есть в ней, конечно, артистизм, но для большой сцены этого мало. Пусть я в искусстве мало что понимаю, но как отец чувствую, что промашка вышла у дочки. Врожденные задатки она приняла за талант, – он помолчал, выбирая блесны, потом завершил. – Может, в училище ей раскроют глаза, да посоветуют уйти, пока не поздно. Как думаешь?

В тайне Костя надеялся, что так и будет. Но уверенность к нему пришла через три года, когда Верочка, как и обещала, пригласила его на спектакль со своим участием. Побывав на курсовом спектакле, он окончательно убедился, что его жениться на Веронике не за горами.