Гуляйполе

Гуляйполе

Пролог

6 ноября 1888 года, за час до полудня, в Крестово-Воздвиженской церкви украинского местечка Гуляйполе во время обряда крещения младенца мужского пола на священнике загорелась риза. Вспыхнула ярко.

Дьячок не растерялся, набросил на священника старенькое одеяльце, которым должны были укутать младенца после обряда.

Моложавый батюшка Димитрий стал растерянно креститься. Родители и восприемники младенца стояли в некотором оцепенении. Отец, Иван Махно, худой, болезненный, кашляющий, весь пропитанный горилкой так, что сам мог вспыхнуть, оперся о плечо жены Евдокии.

Прихожане тихо и встревоженно между собой переговаривались:

– Не до добра это… Ох не до добра… Знак…

– Дьявол родывся!..

Старухи истово крестились.

А младенец совсем не испугался, не заплакал. Он всего сорок дней тому родился и лишь начинал постигать этот открывающийся его глазам мир.

Певчие вдруг затянули «Трисвятье».

Сморщенный крохотный человечек кривился, пускал слюнявые пузыри, косил зрачками, морщился…

– Нарекаю тебя по святцам славным именем Нестор, – после небольшого замешательства священник Димитрий продолжил обряд крещения, – что значит «возвернувшийся додому». Будешь пребывать в странствиях и каждый раз возвертаться до родного очага. И огонь в храме – как знак тепла домашнего, всяко сущее согревающий.

Вечером дьячок записал в церковную книгу: «Сего дни случилось чудо. Во время сполнения обряда крещения в храме само по себе загоревся огнь, но никого не пожог и никакого убытка храму не учинил…»

Видимо, спустя какое-то время он дописал: «…А шо слухи пошли по селу, так то от зловредства паче того бунтарства, до якого у нас серед козаков имеется приклонность… Може, батюшка свечки Божией ризой торкнувся незаметно для очей чи ще якось, а паства неписьменная одразу сочинительством недобрым зайнялась…»

Как бы то ни было, а слухи о дьяволе пошли не только по Гуляйполю, но и по его ближним окрестностям. И сохранились у местного населения на долгие годы.

В недавнем прошлом Гуляйполе – казачья слобода, местечко немалое: имело десять тысяч жителей и было волостным центром богатого Александровского уезда Екатеринославской губернии…

Часть первая

Глава первая

Весна на юге Украины в тот год наступила совсем неожиданно. Еще вчера шел мокрый снег, было сыро и слякотно, а сегодня небо уже поголубело, запахли сады, и крестьяне, у кого был хотя бы небольшой земельный надел, погнали застоявшихся за зиму волов в степь. Выползли из хат старухи, усаживались на скамейках у ворот, обсуждали с товарками, что где за зиму случилось, кто помер, кто женился, у кого скотина пала… Да мало ли что могло случиться в селе за длинную зиму.

В ту же пору, когда еще только первая зелень пробилась из земли и жадно потянулась к солнцу, помещики нанимали бедняцкую детвору в подпаски и пастушки. Все лето будут они пасти коров и телят, а мальчишки постарше водить в ночное панских коней. Платили не щедро, а все же какая-никакая прибыль семье.

Нестор уже второй год подряжался «до помещика Данилевского» подпаском. Работа не трудная. С вечера забрать у пахарей выморенную скотину, напоить, искупать в речке и на всю ночь выгонять на луга, стеречь, чтоб они не наделали шкоды в чужих посевах да чтоб лихие люди их не украли. А цыган-конокрадов, что ни год, в теплом и богатом Приднепровье становилось все больше…

Нестор любил взобраться на только что выкупанного коня и промчаться так, чтобы тугой ветер бил в лицо, чтобы выгоревшие и не знавшие ножниц волосы развевались за спиной.

Вот он выскочил на пригорок, и оттуда вдруг открылись давно знакомые необозримые дали: река Базавлук, рощицы, колокольни церквушек, гребенчатые полоски пирамидальных тополей вдоль пыльного шляха, что вел на станцию. Там, на станции, был другой мир, который извещал о себе разноголосыми гудками паровозов. Чужой мир.

А здесь – простор, воля, дурманящие запахи трав.

А еще Нестор увидел, как там, внизу, малорослый пастушок пытался отогнать коров, которые подступали к посевам овса.

– Куд-ды!.. Куды, заразы! – кричал пастушок тонким плачущим голосом и при этом пытался щелкнуть длинным арапником. Но он только запутывался у ног. И тогда хлопчик оборачивался к пастуху, тощему парубку, блаженно лежащему под теплым солнцем на копне соломы: – Петро! Он коровы в овсы идуть!

– Та нехай! – лениво отозвался парубок.

– Петро! Ну, Петро! Батогов от пана получим! – Пастушонок уже плакал, размазывая по грязному лицу слезы.

И только теперь Нестор узнал в пастушонке свою десятилетнюю соседку Настю. Вокруг нее коровы уже вовсю увлеченно стригли пока еще малорослые овсы.

Нестор пустил лошадь с холма. Вниз, вниз. Влетел в овсы. Щелкнул кнутом. Коровы нехотя стали поворачивать, лениво побрели с овсов.

Затем Нестор подскочил к стожку, изо всей силы перетянул кнутом парубка. Тот вскочил, плаксиво завопил:

– Ты чого? Скаженный! Тебе панського овса жалко?

– Мени Настю жалко. – Нестор указал на девочку. – Из-за тебя, гниды, малявку на панской конюшне плеткой пороть будуть!

Нестор отъехал от парубка, осадил коня возле девчушки.

– Спасыби вам, дядя Нестор.

Нестор улыбнулся: «дядя». Ему еще четырнадцати не исполнилось, был он недокормленный, мелкий, ненамного отличался от Насти. Он весело разглядывал соседку. Старенькое, вылинявшее под солнцем платьице, выгоревшие волосы, цыпки на поцарапанных жесткой прошлогодней стерней ногах.

– Чии коровы? Пана Данилевского?

– Його!

– А мени твоя мамка не сказала, шо тебе в пастушкы отдалы.

– Ага. Тилькы не хотилы брать. Сам пан Данилевский сказав: «Возьмить! У неи ноги молоди, добре бегать буде!»

– Ну, бегай! – Нестор пришпорил коня, но тут же резко его осадил. И непослушный конь Орлик, любимец помещика, не всегда подчинявшийся даже самому пану Данилевскому, покорно повиновался: почувствовал силу в руке всадника или твердый его характер. Обернувшись, Нестор спросил: – Когда вже ты вырастешь, Настя?

– Не знаю, – смутилась девчушка. – Мамка казалы, через шесть годов.

– Расти быстрише! – Нестор засмеялся и тронул босыми ногами коня. – Через шесть годов сватов до тебе зашлю!

– Та ну вас! – Настя тоже застенчиво засмеялась.

И Нестор понесся дальше, в луга, в марево…

Вечером все гуляйпольские мальчишки – и пастухи, и подпаски – собирались в ночном. Пригоняли коней и выпускали на поросший сочной травой выгон. Особо которые с норовом и за ночь могли невесть куда забрести, треножили.

На краю села, на отшибе, стояла построенная в стародавние времена цыганами и уже давным-давно заброшенная кузня. Крыши на ней не было, стены пообрушились, и эти развалины со всех сторон густо поросли бузиной. На лето старая кузня становилась ночным обиталищем пастухов. Совсем неподалеку от нее виднелись неясные тени пасущихся коней, слышался легкий топот, пофыркиванье. А в стенах кузни, никому не видимый, горел костер – пацанячья радость и забава. Под угольями, над которыми скупо дотлевало пламя, пеклась принесенная из дому картошка. А кто-то припас и шматочек сала. После того как испечется картошка, его можно нанизать на вербовый прутик и подержать над жаром. Нет ничего вкуснее!

Но главное не это. Главное – истории, которые пастушки рассказывают друг дружке. Сказки, легенды, бувальщины. Все слышанное от старших здесь, при зыбком свете ночного костра, приобретает иные краски, уснащается фантастическими подробностями. А как рассказывается! Совсем обычным будничным голосом, приглушенным до шепота, чтобы потом вдруг выкрикнуть что есть мочи и до дрожи испугать слушателей.

Здесь знают много легенд и историй из жизни запорожских казаков. Это и неудивительно: неподалеку отсюда – знаменитый остров Хортица, где находилась едва ли не самая главная Запорожская Сечь. Гуляйпольские старики еще помнят, как ее уничтожали по велению Екатерины Второй.