Страница 10 из 21
Во время еды мы говорили мало, но если говорили, то о еде. Я была приятно удивлена, узнав, что он умеет готовить. Я думала, что эта функция отсутствует у мальчишек, и была очень рада оказаться неправой.
Я рассказывала, про то, что готовлю я, когда бабушка на работе или отдыхает. Хотя я больше всего люблю печь что-нибудь.
– А что твои родители? Вы вместе живёте? – спросил Дима.
– Нет, не вместе, – коротко ответила я, и, не переставая, начала повторять про себя: "Пожалуйста, больше не спрашивай! Только не спрашивай!"
Мне кажется, что Дима всё понял и более не сказал об этом ни слова, начав расспрашивать про то, что я больше всего люблю печь из сладкого.
– Кстати, о сладком, – сказала я. – Давай быстро допьем кофе и пойдём отсюда. На нас уже косо посматривают работники столовой, – я обернулась, чтобы в подтверждение своих слов заметить смотрящую в нашу сторону официантку, уносящую блюда со столов.
– Что это такое, интересно, – проговорила я, рассматривая на чайной тарелочке маленькие рулетики, которые выбрал для меня Дима. Вилкой их невозможно было подцепить, поэтому я взяла двумя пальцами, положила в рот и застонала от гастрономического удовольствия, закрыв глаза. Они таяли во рту. В меру сладкие, с легкими нотками чего-то похожего на имбирь или миндаль. Но что бы то ни было внутри, это было просто потрясающе.
Когда я открыла глаза, вид смотрящего на меня Димы с приоткрытым от удивления ртом, и с каким-то хитрым огоньком в глазах, меня немного смутил.
– Ты обязан это попробовать, тогда поймешь, – сказала я, стараясь отвлечься от захвативших меня мыслей, и придвинула к нему свою тарелку.
– Угости меня сама, пожалуйста, – ответил он и открыл рот, придвинувшись ближе.
– Сам возьми, – парировала я, нервно сглотнув.
– У тебя всё равно уже руки в креме.
Он ухмыльнулся, обводя меня взглядом.
– Ладно, мне совсем не сложно.
Сдавшись, я взяла следующий рулетик и положила ему в рот, резко одернув руку, как если бы боялась, что он кусается.
– Ммм… Очень вкусно! – медленно произнёс Дима и облизнулся.
Потом он сам взял следующий кусочек и сам закинул себе его в рот.
– Хм… Интересно… – резюмировал начинающий дегустатор.
Я сидела как загипнотизированная, смотря за его движениями (совершенно не думая, что Дима уминает мой десерт, между прочим).
– Можно мне последний кусочек для эксперимента, пожалуйста? – спросил он, смотря на меня своими яркими сине-голубыми глазами, от которых невозможно было оторваться.
Я на автомате взяла рулетик и аккуратно поднесла к его рту. Дима плавно перехватил мою руку, нежно обхватив ребро моей ладони своей теплой рукой и медленно снял с моих пальцев десерт с помощью губ и языка, чьё горячее прикосновение я почувствовала не только кончиками большого и указательного пальцев левой руки, но каждой клеточкой своего тела.
– Да, так и есть, – медленно сказал он, всё еще не выпуская мою ладонь из своей. – Из твоих рук намного вкуснее. Честно, – он смотрел на меня, как если было бы возможно передать мысль на расстоянии, если у тебя получится достаточно сильно на этом сосредоточиться.
Мысли, которые я улавливала, меня пугали своей определённостью.
"Не знаю, почему здесь вдруг стало так жарко. Надеюсь, что я не самовозгораюсь, а просто краснею", – подумала я.
Мне стало трудно дышать и захотелось скорее выйти на свежий воздух.
Дима сидел напротив, и старался не сильно улыбаться, закусывая нижнюю губу. У него не особо получалось. Мне было очень неловко. Тогда я высвободила свою руку, отправила себе в рот оставшийся кусочек лакомства и встала.
– Пойдём, – сказала я. – Настало время посжигать калории, научить тебя уважению и, возможно, преклонению предо мною, как пойдёт, – добавила я, растягивая улыбку до ушей, в сладком предвкушении мести за моё смущение.
Глава 7
Митя
Сказать, что я был заинтригован – ничего не сказать. Хотя Катя меня часто удивляет, поэтому у меня внутри приятно засвербило от приятного предчувствия.
Я всё ещё посмеивался, вспоминая Катино выражение лица в столовой. А этот прелестный румянец, когда она смущается… Я уже начинал волноваться о скором развитии у меня привычки подшучивать над ней, заставляя её так мило реагировать. Но при всём при этом я был решительно искренен с нею.
Мы подошли к лестнице в главном холле.
– Мне надо только забежать в номер переодеться и сказать своим, что я буду позже, хорошо? – Катя внимательно осмотрела меня с ног до головы. – Возможно, тебе тоже стоит переодеться. Тебе придётся немного попотеть, – она мне подмигнула и начала взбегать вверх по ступенькам.
Мой интерес разгорался всё сильнее. Я последовал за нею.
– А что не так с моей одеждой? Могу и в ней потеть, – сказал я, перебирая в голове приятные фантазии, в которых мы могли бы потеть вместе, но потом остановился, осознав, что опять сильно забегаю вперёд. Но мысль – она же мгновенна. Тут отвлёкся на долю секунды, и уже можно потерять нить беседы.
Я смотрел на Катины ноги, идя следом, а она так резко развернулась, что я почти налетел на неё. К счастью, вовремя затормозил, и мы стояли друг напротив друга, глаза в глаза, так как верхняя ступенька прибавила ей недостающие сантиметры до моего уровня глаз.
– Дима, – начала она.
– Митя. Близкие друзья называют меня Митей, – тихо перебил её я, борясь с желанием ещё немного приблизиться.
– Я это учту на будущее, – она улыбнулась одним правым уголком своего прекрасного рта. – Дима, – повторила она, приподняв одну бровь, делая акцент на имени, – Я не хочу, чтобы тебе жали тапочки или твои модные брючки, которые так тебя интересно облегают. Мне нужна честная победа, – она задумчиво провела рукой по моим волосам. Это было безумно приятно, хотелось закрыть глаза и попросить её не останавливаться. Да, я, видимо, всё же не удержался от этого и сомкнул на мгновение веки. – Тебе не хочется спать, надеюсь? – с осторожностью спросила она, замерев, по-прежнему с рукой на моей голове.
– Нет, – коротко ответил я, широко раскрыв глаза.
– Вот и хорошо. Думаю, что тебе надо будет как-нибудь убрать волосы от лица, чтобы не мешали. У тебя резинка есть? – она задумчиво смотрела можно ли собрать мою стрижку в хвостик на макушке. У меня были короткие волосы по бокам и сзади, но достаточно длинные сверху, которые я носил с длинной чёлкой сбоку. Меня обычно устраивало, как они лежат с помощью мусса или геля для волос, но мне действительно интересно, что придумала Катя, если моя чёлка могла мне помешать.
– Нет, у меня нет резинки, – сказал я, не сводя с неё взгляд, в то время, как она собирала мои волосы в хвостик. Потом лёгким движением одной руки она быстро сняла со своих волос простую чёрную резиночку, и закрепила мне её на волосах.
Я и забыл, что можно постоянно не поправлять чёлку.
Катя улыбнулась, осматривая результат, а я смотрел на рассыпанные по её плечам локоны каштановых волос с золотистым отливом и не мог налюбоваться.
– Так будет лучше, не придерёшься. Кстати, тебе очень идёт, – сказала она мягко улыбаясь, разворачиваясь на 180 градусов и продолжая подъём наверх. А я шёл, всё ещё ощущая приятные мурашки от её прикосновений.
Зайдя в свой номер, я первым делом встретил внутри мать, которая, как всегда, без лишних слов, спросила своим привычным, наработанным годами голосом:
– Где ты был? Ты сказал, что будешь сегодня отсыпаться в номере, а тебя здесь не было с самого завтрака.
– Тебе тоже привет! – ответил я, снова снизив градус своего настроения до уровня Антарктиды. – Я поспал в итоге на пляже.
– Как бездомный, что ли? Ты обедал?
– Да, – коротко ответил я, пытаясь отыскать свои спортивные штаны или шорты в шкафу. А на какой вопрос я утвердительно ответил, пусть сама решит.
– Что ты ищешь и куда собираешься?
Если бы она каждый свой вопрос в конце сопровождала хрустом пенопласта или звуком чего-то острого по школьной доске, то эффект был бы полным. Она никогда не хотела общаться со мной, взрослым, на равных. Поэтому перешла в режим строгой училки и не выходила из него, что страшно действовало на нервы и не улучшало нашего общения. К сожалению. Мне иногда очень не хватало моей мамы, которая вдруг стала такой чужой.