Страница 17 из 20
– Очистки, Траяна, или как там тебя зовут. Присаживайся.
– Я лучше спасусь бегством.
– Забыл, твое второе имя – безрассудство. Ты одна в чужом мире и за тобой охотятся. Выйдешь через центральные двери КпЗП и направишься… куда? В дом маркизы? Где в тебе с порога узнают пришлую. Но дело даже не в этом, – он сложил руки на груди, а я медленно опустилась на диван у стены и смотрела в пустоту перед собой. – Я могу навскидку назвать семь сотен ритуалов, для которых нужна энергия пришлой и, поверь, высвобождается она способами, далекими от гуманных.
Я сглотнула, а комиссар Рекс запрыгнул мне на колени и ободряюще уткнулся влажным носом в мое декольте. Я имею в виду комиссара с четырьмя лапами, конечно же.
– Двери моего кабинета открыты, держать тебя силой я не стану. Если хочешь уйти – уходи.
– А вы хотите, чтобы я осталась?
– Ур-рк? – Рекс вопросительно поднял морду.
Лена, потрогай голову, кажется, там выросли рога. Только почему я смотрю в глаза комиссара старшего, и мне до отчаяния хочется услышать его спокойный с хрипотцой голос «останься, я помогу, защищу, спасу тебя, укрою от всех бед этого мира и на ручках отнесу домой»! Что ему, сложно что ли? Это все же комитет по защите попаданок!
Мне всегда казалось, что у меня в груди кусок льда и все россказни подружек о лопающихся трусах, трепетании в животе, слабых коленках и прочем – отличный повод навестить невролога или психотерапевта. Это больше напоминало список симптомов неприятной болезни, чем глубокого чувства. Наши же отношения с Ромкой походили на кружок по интересам. Постель мы делили по великим праздникам и, признаться, больше из любопытства, чем по страсти. Ее, к слову, вообще не было. Он слишком быстро понял, что любит мужчин, а я поняла, что не люблю мужчин в принципе. И женщин – тоже не люблю. Вообще не люблю никого, кроме себя. Как-то так, наверное. Ну, и еще немного соседскую кошку Маркизу. Она хоть и со скверным характером (любит нассать под дверь, хоть и старательно делает вид, что это не она), но всегда дается погладить, если на душе ее сородичи скребут. Сейчас очень скребли и сырого носа Рекса в декольте мне, увы, не хватало.
Пресловутые неврологические проявления подступающего инфаркта не давали покоя: колени тряслись, пальцы дрожали, губы похолодели, лоб покрылся испариной, в груди ломило. Ответ комиссара я ждала с непривычным волнением. Жаль, что он не испытывает и капли тех чувств, что довелось испытать мне. Если, судьба, это твой новогодний подарочек, то «спасибо» тебе большое. Только безответной любви не хватало для полного счастья!
– Я хочу, чтобы ты осталась, – уверенно произнес мужчина, присаживаясь рядом и приближая мой сердечный приступ. – Потому что не желаю тебе смерти.
– Ты совсем олень, да? Или просто бесчувственный чурбан?
Или слепой! Или делает вид, что не замечает!
К счастью, ошеломленный моим откровением, комиссар ответить не успел, в кабинет ворвались Габриэл и второй, как его там. А комиссар, меж тем, смотрел на меня, пытаясь в глубине моей души отыскать причину гнева.
– В моем мире это почти что комплимент, – наконец произнес он.
– Утешай себя незнанием, что это значит в моем мире!
Мало того, что отшил, так еще и потешается!
– Моем мире? – переспросил «как его там», застывший вместе с братом комиссара Рекса-старшего. Двух вижу, а отряд зачистки где потеряли?
– Так, значит, вы не шутили? – озадаченно спросил Габриэл, по-хозяйски вваливаясь в кабинет.
Я вспомнила о правилах приличия и, ссадив комиссара Рекса-младшего на пол, поднялась.
– Никаких шуток. Перед вами – пришлая с Земли. И что мы будем с этим делать, господа?
Смешно, но господа из комитета по защите пришлых не представляли, что делать. Стандартный алгоритм «УНА»: успокой, накорми, адаптируй в моем случае не подходил. Во-первых, я спокойна, во-вторых, сытно покушала, в-третьих, легко адаптировалась без посторонней помощи. Дополнительный протокол: поймай, одень, адаптируй – тоже мимо. Пришла сама и даже в одежде, про адаптацию все и так поняли.
На деле мужчины спорили. К слову, «как его там», то есть Шаонэлл, судя по всему начальствующий по вопросам адаптации мне подобных, оказался рослым детиной. Не знаю, каким образом они тут адаптируют пришлых, но для него согнуть меня в бараний рог, а потом завязать узелочком или на бантик не составит особого труда. Дядя имел блестящую лысину, несколько шрамов на голове, лицо, меж тем, обремененное интеллектом и даже обрамленное очками (не обрамленными оправой). С подбородка свисала густая борода. Растительность пыталась вскарабкаться и на квадратный подбородок, но то ли там ее усердно сбривали, то ли генетика такая – не росло. Ни под носом, ни на щеках, только с подбородка.
В общем, как-то так. Не хочу я у него адаптироваться. Брр. И голос у него грубоватый, и манера речи, скажем прямо, непримиримая. Предложил меня «зачистить, сканировать и испытать». Ни первое, ни второе, ни третье мне не понравилось. Комиссар Рекс ходил по кабинету взад-вперед и нервно чесал задней лапкой за ухом. Я же теребила рюшки на платье и с волнением ждала вердикта, отметив про себя, что Габриэл и Аделард хоть и братья, но разные настолько, что и не заподозришь в родстве.
Суть проблемы заключалась в том, что я единственная пришлая, потерявшая тело, но сохранившая память. На деле все выходило наоборот: при переходе людям и нелюдям напрочь отшибает память (а, некоторым, еще и мозги), у большинства срывает одежду, и абсолютно все сохраняют оригинальную оболочку (в терминологии Шаонэлла). Но меня мало того, что занесло в тело местной маркизы, так еще и с сохраненной памятью!
Меня с пристрастием допросили обо всех обстоятельствах перехода, не касаясь пока особенностей моего мира. Зачистить, сканировать и испытать Аделард вызвался самостоятельно.
– Я бы предпочла, чтобы этим занялся Габриэл!
– Почему?
Узнав о моей специфической пришлости, блондин несколько изменил ко мне отношение. Исчезла прежняя легкость и непринужденность. Теперь ко мне относились как к бомбе с часовым механизмом. Никто не знал, что произойдет, когда таймер дойдет до ноля. И самое страшное – я тоже не знала. Я смирилась с мыслью о пришлости, но особенная пришлая – это, знаете ли, жутковато. Обычно в книгах такие особенности хорошим не кончаются. Нас хотят либо съесть, либо убить, либо принести в жертву. И в списке этих желаний ни одного хорошего глагола.
– Потому что я влюблена в комиссара Рекса, но у Аделарда аллергия на чувства.
Господа напряглись и переглянулись. Стрельнули глазками на начальника, на меня, снова на начальника.
– Я про младшего комиссара Рекса. Его люблю.
– Младшего комиссара Рекса? – усмехнулся Габриэл. Щенок довольно тявкнул и потерся о подол моего платья. – Думал, парни из аналитики неудачно пошутили.
– Нет. Это всего лишь я удачно дала кличку своей собаке. Да, господа. В нашем мире те, кого вы зовете лютозверь, называются собаками. И собака есть едва ли не в каждой семье. И уж ни одно домовладение не обходится без такого защитника. Они играют с детьми, охраняют дом, помогают инвалидам, на них можно передвигаться и вообще, собака – друг человека.
– Дружба с едой? – удивился Шаонэлл. – Миледи, вы говорите невероятные вещи. Зачем им играть с едой, охранять жилище еды и помогать еде?
– Может, потому что собаки не едят людей? Бывают редкие случаи нападений, но всегда есть какая-то причина. Да и не едят они, просто кусают.
– Причина быть съеденным – безрассудство. И вас ожидает такая участь, если вы не сдадите лютозверя ловцам! – нервно заметил Аделард.
– Я лучше вас сдам куда-нибудь, – процедила язвительно, заступая щенка. Вот ведь заладили, изверги!
Но о щенке быстро забыли и все занялись его хозяйкой. Мы с Рексиком снова смотрели кино из обремененных властью мужчин, решающих мою судьбу. Мои жалкие реплики встречали скептическими взглядами, ухмылками и снисходительными кивками, посему вскоре я утратила какой-либо интерес к обсуждению. Да и толку, если я не понимаю и половины терминов – про всякие там эманации, волны, струны, слои, параллели и перпендикуляры вселенных. У меня с физикой и химией в принципе не ахти, а тут еще иномирная наука! Пусть мужчины разбираются, а я дождусь вердикта.