Страница 21 из 25
Когда взревел красный сигнал, мне снился какой-то хороший сон. Как ошпаренная кошка, вскочила, кинулась к ящику с противогазами, с полузакрытыми глазами натянула первый – не работает. Не открывался клапан, воздух не проходил сквозь него. Сняла противогаз и зачем-то стала смотреть внутрь: может быть, кнопка есть какая-то, которую я в панике забыла нажать?
Глаза ещё спали, и к тому же было темно: работало только аварийное освещение. Включила фонарик на телефоне, но пожалела зарядку и тут же выключила. Успела увидеть, что сети в телефоне нет, значит, случилась серьёзная авария. И только потом до меня дошло, что стоит проверить исправность второго противогаза. Пока его натягивала, волосы запутались, больно защемив прядь. Сняла противогаз, собрала волосы в пучок, надела ещё раз. Вроде жива пока, хотя во рту, как мне показалось, появился какой-то горький привкус. Отравилась? Или это из-за розового масла? В этом противогазе ничего нельзя было понять: каша из ощущений прикосновения к коже чего-то инородного, собственного сопения, непонятно куда выдыхаемого воздуха. Может, попить или рот прополоскать хотя бы? Или нельзя? Нельзя снимать противогаз, но ведь я только что была вообще без него…
Аккуратно приподняла маску снизу, прополоскала рот, потом всё же попила, но задержав дыхание. Натянула противогаз, вздохнула полной грудью, так, что стало больно. Теперь рассмотреть, что же не так со вторым противогазом, было невозможно. Он был, конечно, не такой, как в старых фильмах: не круглый дурацкий цилиндр и тем более не шланг, но всё равно был похож на маску улыбающейся хеллоуинской тыквы, и стёкла в нём так себе, мутные. Местами видела, и хорошо. Интересно, какой это газ и почему вдруг проник к нам? Успела ли я отравиться?
Дело – дрянь! Менять противогазы положено каждые шесть часов. Сейчас 23:21, ночь. Сколько это всё продлится? Отодвинула штору. Лучше бы я этого не делала! Плотный жёлтый туман, словно жижа, заливал моё окно почти до половины. Он заливал всю долину, а над этим жёлтым океаном мерцала огнями гора, и сверху, как куполом, всё это было покрыто чёрно-серой ночной тучей. Полосы чёрного дыма соединяли две эти сущности, серую небесную и жёлтую, разлитую по земле, как бы накрепко привязав их другу к другу параллельными нитями. Вой сирен пробивался сквозь уплотнение окон. Мне вдруг показалось, что так выглядит бесконечность. Не знак повёрнутой на 90° восьмёрки, а именно вот так: две тучи вместе, словно из верхней в нижнюю спущены огромные чёрные шланги и подпитывают её жёлтой жижей, застилавшей долину, чтобы, сварившись в летней жаре, превратиться в черноту и снова подняться вверх. Круговорот ядовитых сущностей.
Как же жить хочется! Мандраж, руки тряслись. Судя по увиденному, дело принимало серьёзный оборот. Я задёрнула штору, проверила внутренний телефон – тишина, почему-то тоже не работает. За дверью шумели. Там, должно быть, спасатели раздают недостающие противогазы!
Дежурное освещение в коридоре мигало, давая совсем мало света. Серые бесформенные фигуры в противогазах сгрудились у ящика-хранилища, из которого струился яркий фосфоресцирующий поток света. Со стороны это выглядело ужасающе: огромные тени повторяли движения увальней, которые толклись, пихались локтями, ногами, вырывая друг у друга сумки с противогазами. Хотелось крикнуть им: «Люди, вы звери!», но тогда могут ведь и мой единственный противогаз отобрать. Дошла до двери Горца, постучала – никого. Неужели он там, с ними, машет ногами и отнимает у кого-то противогаз? Один из дерущихся отделился от толпы и ринулся в мою сторону с полными сумок руками. Я закричала: «Женя-я-я!» и отшатнулась. Человек пропыхтел мимо, для Горца он был слишком велик.
Становилось жарко, наверное, потому, что вентиляцию перекрыли. Где же спасатели? Или уже пошла такая жара, что каждый сам за себя, и мы не нужны никому? Может быть, инопланетяне, наконец, прилетели? Сколько веков их ждём! Лучшего места для высадки, чем наша помойка, не нашли и теперь закачивают сверху эту жёлтую жижу, чтобы вытравить нас, как тараканов! Картинка с тучами не выходила из головы. В горле нарастал ком. Ещё один огромный человек побежал на меня, я отпрыгнула в сторону. Нет, хватит. Вернувшись к себе, вспомнила правило про минимальную двигательную активность и села в угол, обхватив колени руками. По спине текли предательские ручейки пота. В коридоре дрались и орали.
Видимо, это всё. У меня всего один противогаз, сети нет, у здоровенных мужиков противогаз не отнять, значит, точно не дождусь спасения. Я достала смартфон и принялась писать последнее письмо родным.
«Дорогие мои мамочка и братики!
У нас тут творится что-то ужасное. Химическая опасность красного уровня».
Нет, не так.
«Дорогие мои мамочка и братики! Если вы читаете это письмо, значит, меня уже нет.
У нас тут творится что-то ужасное. Химическая опасность красного уровня, всё мигает, воет, а мне не достался второй противогаз, и взять его негде. Значит, жить мне осталось часов пять».
Мне стало так жаль себя, что слёзы потекли ручьём. Плакать в противогазе оказалось очень неудобно, стёкла залило слезами, стало мутно и мокро. Пришлось снова затаить дыхание, поднять резиновую маску, салфеткой промокнуть противогаз изнутри, протереть стёкла, затем снова надеть. Видно стало ещё хуже. Я попробовала протереть стёкла снаружи и обнаружила, что это были не просто стёкла – это были окуляры. Надавливая на них, можно было изменять резкость и фокус изображения. Настроив свои новые «глаза», я продолжила писать письмо домой.
«Я очень люблю вас, дорогие мои, и надеюсь, что эта дрянь приключилась только здесь, с нами, а у вас там всё хорошо».
Мне снова пришлось сливать слёзы из противогаза. Наверное, каждый раз поднимая его, я укорачивала свою жизнь и уменьшала шансы на спасение. Сама, своими руками, и никто, кроме меня, в этом был не виноват. Что бы спросила мама, прочитав это моё послание? Мама спросила бы: «Ты сделала всё, что могла, для улучшения ситуации в этих конкретных условиях?» Нет! Я сидела тут в углу, мокла и ревела. «Ну и дура!» – так сказала бы мама и была бы сто раз права.
В коридоре внезапно всё стихло. Я решительно поднялась и пошла к двери. Высунулась, огляделась – никого. Пустой ящик светился чистым светом. Раз Женьки нет в коридоре, значит, он в номере. Постучала к нему – никто не открыл. Постучала ещё раз – опять никто не открыл. А вдруг он умер там, а я его бросила, подумала, что он среди этих, в коридоре? Я принялась долбить в дверь кулаками.
Дверь распахнулась, и даже в противогазе было видно, что Женя заспанный.
– Ты что, спишь? В противогазе? – удивилась я.
– А что ещё делать? Ночь вообще-то на дворе. Ты время видела? Сплю, разумеется. Экономлю силы и «минимизирую двигательную активность», – ответил он, зевая.
– Сейчас ведь закончатся шесть часов и надо сменить противогаз, иначе всё, – тревожно напомнила я.
– Всё? У них срок использования до суток. Ку-ку, люди, здесь есть кто-нибудь? – он смешно постучал по моей резиновой голове. – Через шесть часов желательно сменить. Я к этому времени проснусь, умоюсь и буду готов к замене. По свету и местные подтянутся, спасатели там всякие.
– А у тебя сколько рабочих противогазов? – спросила я.
– Один, – ответил он.
– И у меня один.
– А, ну тогда вообще фигня – учебная тревога, значит, – сделал вывод Женя.
– С чего ты взял? Ты в окно смотрел вообще? – твердила я.
Он отдёрнул штору. Картинка за окном стала более зловещей. Верхняя туча опустилась ещё ниже, а над горой появилось небольшое сияние.
– Красота! Мне бы краски и кисти. Похоже, сегодня будет мусорное сияние. Туман жёлтый… Если верить природоведению, то это смог: плотный, вонючий, смесь пара, дыма, испарений. Такой смог раньше висел в мегаполисах чуть не каждый вечер. А, вон, погляди, – он пальцем показал вправо, где заканчивалось наше здание и начинались другие, – видишь окошко? Свет. Значит, точно, нам устроили учебную тревогу, пользуясь туманом, чтобы правдоподобнее было. При красном уровне опасности свет не будет гореть нигде, уж поверь! Всё сходится!