Реальнее сегодняшнего дня

С утра Александра Семеновна принесла ей свои ботинки на шнурках:

– Вот, надень-ка! В поле пойдешь, чтоб ногу в сандалиях не поранила.

Кожаные коричневые ботинки были самым настоящим раритетом, но самое странное, что их будто время и не коснулось вовсе. Ношены – это да, но как были красивые, так и остались. И Сашка в который раз задумалась, сколько же им лет.

– Спасибо, бабусь. Вы всегда обо мне заботитесь. Хотя я уже давно не маленькая.

– А о ком же мне еще заботиться, деточка? Пойдем, я уже позавтракать собрала, не задерживайся. Сегодня дождь будет.

– Да какой дождь, бабушка? Вон как солнце светит, заливается!

– От поглядишь! Солнце вчера за стену село – верная примета. Дед твой всегда так говорил, никогда не ошибался.

Сашка заулыбалась, почувствовав себя, как в детстве. Будто бабушка рядом и ее приметы всегда сбываются. Дедушку она знала только по рассказам и семейным историям, он умер за восемь лет до ее рождения. Про то, как казацкий кулеш на праздники варил в настоящем казане на костре – сам лично, никому не доверял, как сестру Сашкину двоюродную нянчил и гостинцами баловал, как солнце, за стену садясь, дождь сулило… Верная дедова примета, это точно.

Монастырь встретил умиротворяющей тишиной и вдохновенным величием. Двор теперь был уложен плиткой, в центре возвышался главный храм с колокольней, под ним на цокольном этаже находился малый храм, а справа – алтарь под крышей и символической отгородкой представлял собой храм летний, чтобы как можно больше народу могло слушать службу на воздухе. Ведь по праздникам сюда приезжало много людей, их едва мог вместить даже весь монастырский двор. Дальше размещались жилые постройки с кельями монахинь, церковная лавка и прочие хозяйственные помещения с небольшим огородиком. За летним храмом у забора располагалась криница, где в праздники освящали воду, и можно было набрать прямо из нее. Слева у самой ограды возвышался гранитный крест, а за ним несколько могил. На двух из них не было никаких надписей. За каменной оградой располагался небольшой парк, такой же чистый и ухоженный, как и все в монастыре.

Сейчас на дворе было пусто, лишь две монахини занимались своими делами в летнем храме. Сашка перекрестилась несколько раз и подошла к одной из них. Она рассказала свою историю про прапрадеда, и монахиня, в свою очередь, поведала девушке, что храм Васильевской церкви, той самой, где крестили бабушку и деда, был полностью разрушен. Когда начали возводить монастырскую церковь, старый фундамент взрывали для закладки нового и нашли останки. Монахини предполагают, что это был какой-то святой человек, и его перезахоронили как раз здесь, у ограды. Вторая могила тоже неизвестна. Еще две другие принадлежали монахиням, которые обрели покой уже во время существования здесь женского монастыря во имя Сергия Радонежского. Других захоронений на территории найдено не было, однако, по словам монахини, – дело давнее, ведь копали глубоко только у фундамента. Если есть еще кто, то покоится он здесь на святой земле, хотя конкретно и не обозначено где.

Возможно, одна из могил и принадлежит прапрадеду Дмитрию Николаевичу, но это так и останется теперь тайной. Сашку проводили в лавку и подарили брошюру, в которой описана вся история монастыря. Девушка пожертвовала на нужды, купила образ Казанской Божьей матери в подарок маме и направилась обратно в деревню.

Ее выпустили через задние ворота за монастырским двором, от которых через подъездную дорожку стояло здание воскресной школы. В ней во время постройки монастыря временно проводилась служба. Перед входом – памятник Петру и Февронии. Сашка остановилась и посмотрела в их лица.

– Не знаю, могу ли вас просить, – сказала она шепотом, – направьте на путь истинный! Как поступить? Чувствую, неправильный я выбор сделала, мы не просто разные люди, ценности у нас разные. Ведь если в семье нет уважения, то разве это семья?

Она перекрестилась и пошла по дороге обратно в деревню.

Уже подле самого дома Сашка свернула к кладбищу. Раньше там можно было неспешно пройтись, а теперь часть кладбища совсем поросла непроходимым кустарником и высокой травой. Как раз пригодились бабушкины ботинки. Теперь Сашка жалела, что раньше не занялась поисками и не расспрашивала стариков. Сейчас многое практически невозможно узнать – по словам местных, записи никакие не велись, просто сообщали в сельсовет о том, что будет захоронение, и все. Она попыталась разглядеть надписи на табличках там, где они были, но ничего не нашла. Потом прошлась там, где за могилами ухаживали, посмотрела на надгробия бабушкиных сестер и братьев и их жен. В самом начале кладбища остановилась у могил бабушкиных родителей – прадеда Семена и прабабушки Мавры – положила заранее приготовленные букеты с дворовой клумбы бабы Шуры, немного постояла и пошла дальше в поле.

Ручеек, который вился меж холмов, теперь, казалось, стал еще тоньше. Самая широкая часть не превышала и метра. Хотя в жару ручей почти высыхал, в Сашкином любимом месте он журчал даже тогда – загадка. Александра, ловко перепрыгнув русло, пошла туда. Солнце уже зашло за непонятно откуда взявшиеся тучи, повеяло прохладой, и даже не верилось, что с утра пекло. Девушка закуталась в ажурную шаль.

Холм около двух с лишним метров высотой будто надвое разрезала узкая лента воды. Расщелину теперь можно было просто переступить. В детстве Сашке казалось, что это и не холмики вовсе, а целые утесы и она сидит на них, словно русалка. Холм покрывали густые заросли мать-и-мачехи, и девушка не стала лезть сквозь них, зная, что там полно пауков. Раньше это не казалось каким-то препятствием, но сейчас она не захотела туда пробраться даже в ботинках. Где-то за горизонтом уже начинало греметь. Грозы Сашка с детства боялась, и нужно было обязательно вернуться домой до ее приближения. Девушка подобрала юбки цветастого сарафана и скоро спустилась к воде у подножия холмов.

Неглубокая на первый взгляд вода, словно черное зеркало, отражала Сашку и ее толстую косу, норовившую плюхнуться в темноту.

Что там, под зеркалом, кто знает? Одни рассказывали, если ступить в ручей – сразу погибнешь, другие – что там мелководье. Были и те, кто рассказывал, будто ручей меняет глубину и направление и для каждого он разный. Люди верили, друг другу пересказывали, но правды никто не знал. Знали, что место заповедное, вода, хотя и кажется черной, на самом деле чистая, питьевая и необычайно вкусная. Что у ручья помощи попросить можно – обязательно поможет. Что если девица с парубком воды одновременно выпьют с разных берегов, то навек их ручей соединит.

Может, и Харитина вот так смотрелась в воду на этом же месте. Девушка коснулась рукой темной воды, вызывая рябь, как вдруг браслет соскользнул с руки. Сашка поторопилась ухватить его, придерживая другой рукой шаль на груди, но тут в глазах все завертелось, и девушка отключилась.

– Бог в помощь, Герасим Осипович!

– И вам так же, отец Анатолий! Глядите, что за оказия со мной приключилась!

Герасим кивнул в бричку, где лежала девица без сознания. Молодой священник привстал на подводу и потрогал руку.

– Живая! Слава тебе Господи! – батюшка перекрестился.

– Живая, – Герасим последовал его примеру. – У ручья нашел, а рядом никого. Что делать, ума не приложу. Похоже, не из наших: одежа чудная, платье полуголое совсем. Городская, может?

– Похоже, городская. Руки вон какие нежные, к работе наверняка не приучены.

– Да вижу, барышня вроде как. Только откуда здесь взялась? Ридикюль вон при ней, надо глянуть, чего там.

Александра легонько застонала и открыла глаза.

– Господи! Где я? – в них тут же отразился испуг.

Доброе миловидное лицо с бородкой, напоминавшее лик Иисуса Христа, улыбнулось ей в ответ:

– В Александровке, барышня. Не бойтесь! Вам тут никто худа не сделает. Вы сознание потеряли у ручья, а Герасим Осипович вас нашел.

– У ручья? – Сашка села, закутываясь сильнее в шаль, оглядывая вроде бы знакомую местность и пытаясь вспомнить, что случилось.