Геноид

– Куда нынче? Давай по Щербакова и на Велижанский тракт, там до озера Сундукуль, искупаемся, – предложила девица, что сидела рядом с юношей.

– Вчера там были, – тоскливо ответил он.

– А если разогнаться по Салаирскому тракту, такой поворотик, аж дух захватывает!

– Мы чуть не улетели в кювет.

– Знаю-знаю, – радостно захлопала она в ладоши. – По Ямской и через аэропорт, в прошлый раз ты обогнал самолет.

– Поехали, – обреченно произнес Ларес и, надавив на педаль газа, рванул с места.

Ему нравилась скорость, часто без цели гнал по автобану, так мог доехать до Екатеринбурга, а после, заправившись и даже не отдохнув, разворачивал машину и обратно. Все стало скучным. В детстве не так, просыпался и радовался каждому дню, знал, что в обед будет ездить на пони, а вечером по реке грести веслами. Учеба приелась, он мог и не сидеть в аудитории и не слушать нудную лекцию профессорши Семеновой о культуре народов севера. Диплом у него давно в кармане, но обещал отцу не прогуливать, вот и шел каждое утро в институт. Друзья отвлекали от серой реальности, но и они уже приелись, все одно и то же, улыбки, шутки. Хотелось их сменить, точно так же как одежду, в крайнем случае постирать, но друзей не выбирают, они его статус. Вот и соглашался с Ветай, что сидела рядом и, высунув голову в окно, ловила ветер.

– А зачем мы сюда приехали? – удивилась девушка, когда машина стала снижать скорость и заезжать на парковку.

– Хочу есть, а ты?

– Хорошо.

«Хотя бы раз возразила, закричала, закапризничала», – подумал Ларес и, заглушив двигатель, вышел из салона.

Ресторан располагался на первом этаже Hilton Hotel Tyumen, здесь всегда мало народу, живая музыка, тишина. Ларес не хотел есть и все же выбрал несколько блюд. Вета трещала, словно она робот. «Когда же у тебя кончатся батарейки?» – задал сам себе вопрос и, встав из-за стола, пошел к выходу.

– Ты куда? – прервав свой монолог, поинтересовалась девушка.

– Сиди, я скоро.

– Ага, – и кивнув, она взяла в руки бокал с вином.

Странное зрелище, весь персонал в масках и перчатках, словно это карантинная зона. Стоит войти в отель, как тебе тут же предложат маску, но войдя в ресторан, ты ее снимаешь и забываешь про эпидемию, что свирепствует в стране.

Его мать вот уже пятый год болеет, но виной тому не вирус, а рак. Самый распространенный – рак груди, затем кожи, матки, ободочной кишки, желудка. Но у матери болела поджелудочная железа, операции только временно оттянули неизбежное. А потом врачи заявили, что у нее стал развиваться рак пищевода. Юноша забыл, когда его обнимала мать, и все же детские воспоминания остались, и он продолжал ее любить. Новая операция по пересадке органов должна все исправить. Он несколько раз приезжал в клинику, но его не пускали, сославшись, что это чистая зона, и врачи боятся вируса.

Ларес вышел из отеля и не спеша пошел в сторону музея, что стоял на углу Свердлова и Советской. Семнадцатиэтажное здание светилось изнутри, оно было похоже на стеклянную шкатулку, в которой размещались механизмы, и оттуда доносилась музыка. Возвращаться в ресторан не хотелось, пройдя контроль температуры и купив билет, вошел в первый зал. Он был тут несколько раз, скучно, может виноваты экскурсоводы, что не давая отдохнуть, таскали его из одного зала в другой. Но сейчас никого рядом не было, и его никто не подталкивал. Отключив телефон, пошел бродить по этажам.

Все были в масках, это не просто правило выживания в период эпидемии, а правило номер один. Музеи хоть и открыли для посещения, но народу все же было мало. Правительство странно поступало, разрешало ездить на метро, где люди никак не могли соблюдать дистанцию в полтора метра, стояли нос к носу. А музеи и выставочные залы закрыли из-за опасения распространения вируса.

Девушка стояла и рассматривала картину, она даже вытянула руку, наверное хотела прикоснуться к полотну, но автоматический голос робота охранника напомнил, что этого делать нельзя. Рука на несколько секунд повисла в воздухе, а после опустилась. Ларес посмотрел на девушку, она не была похожа на его подружек, ровная спина, строгий женский пиджак, короткие черные волосы и алые губы.

– Красиво, правда? – зачем он это сказал, ведь даже не взглянул на картину.

– Удивительно, как так можно передать перламутр жемчуга.

– Это не штамповка, тут все натуральное, кистью рисовали, на первых этажах современное искусство, там все блекло, мертво, а тут…

– Вы верно говорите, здесь жизнь.

– Антонов «Натюрморт с морскими раковинами, жемчугом и гранатом», – Ларес прочитал надпись на раме. – И правда необычно.

– Вам наверно нравятся картины?

– Не знаю, я тут первый раз, – девушка даже не посмотрела на юношу, он подошел так близко, что можно было почувствовать его дыхание.

– А хочешь, я тебе покажу…

– Нет! – спокойно, но достаточно жестко произнес мужчина и, отойдя от окна, подошел к Агате. – Нам пора.

– Нам пора, – повторила девушка и, повернувшись, улыбнулась юноше, который похоже был сконфужен отрицательным ответом. – Нам пора, – еще раз повторила она и, взяв под руку Дагера, вышла из зала.

Юноша поспешил за ними, ему хотелось узнать номер телефона или имя, но мужчина резко повернулся, и Ларес чуть было не налетел на него.

– Извините, – это он адресовал Дагеру. – Мы еще встретимся? – в этот раз он спросил девушку.

– Нет, – за нее ответил мужчина, Агата чуть повернула голову, и он заметил ее улыбку.

– Мы уже уходим? Значит все? – поинтересовалась девушка у своего сопровождающего.

– Мы и так тут проторчали почти четыре часа, если бы тебя засекли, то уже давно бы пришли. Будем надеяться, что все в порядке.

– Обратно в подвал?

– Нет, у тебя будет временное жилье, едем туда. Одежду мы купим завтра, эта слишком деловая, составишь список, и я приобрету.

– Я не знаю что надо, но подумаю. Зачем вы это делаете? Нас похитили, после сделали больно, – тут она дотронулась до запястья, где был вынут первый чип.

– Потом поговорим, а сейчас идем, скоро появятся патрули, по пути покажу, как работают магазины и где банкоматы, автобусы и метро.

– Зачем?

– Тебе надо привыкать самостоятельно жить.

– Зачем?

– Что значит зачем? – Дагер был возмущен, он думал, что после спасения дахиосов они хотя бы будут благодарны. – Ты свободная и сможешь жить как захочешь.

– Но я не знаю, что значит свободной и как так жить.

Ларес вышел на улицу, он еще заметил, как девушка, что ему понравилась перешла дорогу и быстрым шагом, словно они с мужчиной опаздывали, свернули за угол дома.

– Проклятье! – выругался он и, достав телефон, включил его, тут же посыпались SMS от Веты, которую он оставил в ресторане.

Если бы не тот мужчина, ему бы удалось познакомиться и возможно, да точно, в этом Ларес был уверен, она дала бы номер своего телефона.

– Проклятье, – уже который раз выругался юноша и нехотя поплелся к отелю, где наверняка все еще сидела Вета и скучающе смотрела в витрину.

Лишь вечером отец Ларес сообщил, что разрешено посетить его мать. Откинувшись в кресле, он долго смотрел на портрет женщины, на нем она была не такой как в жизни, все приукрашено, и цвет волос и кожи, глаза и те были не такими. И все же этот портрет нравился, наверное потому, что художник Гордиенко разрешил ему сделать несколько мазков.

На следующий день Ларес с отцом приехали в клинику. Стерильность, заставили вымыть руки, а когда они надели халат, маску и перчатки, разрешили войти в палату. Юноша смотрел на изможденное тело матери, ее взгляд был блуждающим, словно она не узнавала, кто к ней пришел.

– После операций, а их было пять, мы обнаружили частичную амнезию, – тихо, чтобы его не услышала женщина, произнес доктор. – Считаем, это временно.

– Что это значит? – задал вопрос Ларес.

– Первая операция длилась шесть часов, а уже через день вторая, понимаете, какая нагрузка на организм? Для нас это тоже неожиданно, но вас она помнит, может не все из жизни, но познакомившись с семейными альбомами, память восстановится.