Gosick: Red

— Я передам твои слова главному редактору. — Кадзуя не знал, о чём и думать. — Викторика, ты… Ты, наконец, отпустишь меня?

Викторика снова насупилась.

— Это дело для вас настолько тяжкое? Я, вот, снова заскучала. Кудзё…

И тут Кадзуя не выдержал.

— Викторика, поднимай детективное агентство.

— Не твоё агентство, не тебе и решать.

Он подбежал к ней рука к руке, глаза к глазам, обуреваемыми мольбой. Викторика от неожиданности взвизгнула.

— Пока ты просиживаешь дни на стуле, людей безбожно убивают. Не дойдёт это до нас сегодня, дойдёт завтра. И обладая всеми средствами и возможностями, ты не хочешь помочь? Возьми это дело в свои руки, встань во главе полиции!

— Кудзё, но…

— Чего?

— Я-я хочу, но я не могу.

— Что тебя держит? — Кадзуя в мгновение остыл, услышав далеко не высокомерные обвинения в свой адрес.

— Я говорила, мы живём в самый разгар столкновения двух миров. Новые порядки довлеют над старыми. Высунемся, и нас раздавят! Не жди концам бандитским стрелкам. А скоро президентские выборы. Успехи на бирже, новый Голливуд, ФБР сулят нам вымышленные надежды, придуманный мир. За ним последуют новые смертоубийства!

И Кадзуе было невыносимо больно смотреть на Викторику в таком состоянии. Однако он понимал, он понимал самое главное, то, чего Викторика желала. Она хотела защитить их обоих. Но внезапно на улице появилась боль посильнее. Размахивая металлическим колоколом из дома выбежал консьерж.

— Господин Кудзё! Письмо от вашей сестры с пометкой «срочно»!

— От Рури?!

— Да! И не забудьте заплатить за… — Но окно закрылось.

Кадзуя вернулся к размышлениям: «Сперва, наведаюсь к Рури, отправлю Викторику работать и вернусь в издательство». Впрочем, одна забота уже решилась. Не открываясь от трубки, со стула встала Викторика.

— Порочен этот мир… Хаос в нем достиг апогея.

Часть 3

С раннего утра Бруклин объезжали представители еврейской нации. Все как на подбор, лавировали они с засаленными волосам и широкими сюртуками. Открылись кондитерские. Тогда же, на главном шоссе, появился неприметный юноша восточной внешности, вместе с очаровательной дамой, прижавшейся к его спине. Они ехали на велосипеде.

Серебряные волосы растрепались на ветру, от колкого взгляда её кровь в венах стынет. Навстречу зиме вышла сама Снежная королева. Чёрное платье покачивалось на ветру. Надев лёгкое пальто, Викторика наслаждалась клубничным мороженым, которое удачно выпросила у Кадзуи. Так они и добрались до Бруклинского моста. Крутя педали… Педали крутя… Погода сегодня поистине весенняя.

Мы прибываем в Гринвич-Виллидж, оазис Манхеттена. Не обойти стороной и поместье известного Босса Гарбо с личной стоянкой и припаркованным малиновым лимузином. Поговаривают, двери его усадьбы открывается лишь с наступлением ночи.

По здешним дорогам, переступая с ноги на ногу, плетётся кавалер в цилиндре с красной тростью*. Одновременно с ним останавливается и Кадзуя, взгляды их пересекаются. Викторику тут каждый встречный примет за свою.

— Странное общество… — Проговорил на ходу Кадзуя, приставив велосипед к стене частного дома. — Неудивительно, что с Рури что-то стряслось.

К тому моменту, Викторика, прибывая в откровенно паршивом настроении, следуя за Кадзуей, выдвинула с десяток предположений. Гостей встретила высеченная из камня львиная морда, а дверной молоток представлял уменьшенную копию изваяния.

Тук-тук.

Замочная скважина хлипко простонала, и в дверном проёме показалась персона… выдающихся размеров.

— Госпожа Ребекка!

Ребекка, домработница Рури, по совместительству невеста Николаса Сакко, друга Кадзуи, встретила пару на входе. Вот как тесен мир. Из любой толпы выделялась она своим ростом, шириной в плечах и элегантным гардеробом. Сегодня Ребекка надела голубое платье.

— Кудзё? Какая радость, с тобой Викторика!

— Что у вас творится!?

— Надо бы и ей наряд подобрать!

Со всех ног к брату неслась Рури. Солнечный свет изливался по алому паласу. — Викторика! Рокусё* тебя заждалась. Прошу прощения, она такая стесняшка. Рокусё! Давай, иди ко мне!

В браке с господином Мусикодзи, сотрудником американского отдела Интерпола, у Рури родилась малышка Рокусё. Хозяйка вышла к Кадзуе в традиционном хаори*, надетым поверх хакама*. Она претворила в жизнь идею открыть домашнее ателье, и с тех самых пор не отрывалась от иголки с ниткой даже на людях. От материнской юбки, тихонько подкравшись сзади, не отлипала одетая в голубое кимоно Рокусё. Её нежные тёмные глаза смотрели на дядю неотрывно.

— Все живы?

— Конечно. Проходите внутрь, там и поговорим.

***

Семья собралась в гостиной комнате. И вот, из примерочной показалась Викторика. Чепчик её украшало страусовое перо, руки облегали кожаные перчатки, но самый важный элемент в костюме, над которым Рури корпела часами, это, разумеется, платье. Красное платье с белым кружевом на рукавах. Рури решила подогнать размер прямо на Викторике, пока Рокусё разглядывала ту в изумлении, поедая жареного цыплёнка.

— Рокусё тебя чуть ли не боготворит, так что удели ей немножко внимания. Ладно?

По правде говоря, Рокусё не любила, когда все взгляды оказывались прикованы к ней. Она почти не шевелилась, вжившись в спинку дивана, и изредка протягивала руку за курицей. К девочке Викторика тоже проявила интерес.

И вдруг зазвонил телефон.

— Кудзё, можешь послушать?

Ох и зря Кадзуя согласился… Из трубки по всему дому раскатисто донёсся крик Николаса.

— Кудзё! Нам хана! Главный редактор едет с проверкой!

— Боже правый…

— Да хоть левый! Спасай, дружище! Нам без тебя не продержаться!

На этом недолгий разговор оборвался. Примерка окончилась.

***

Второпях Гринвич-Виллидж пришлось оставить, направляясь в район восточнее, а именно: Ист-Виллидж, и по мере отдаления, покидания его угасает вся напущенная роскошь, пейзажи меняются. Баскетбольная площадка, магазинчик сладостей, церковная роща. «Сквер отведён для богоугодных деяний», судя по табличке на калитке.

Кадзуя здесь частый посетитель. Что до Викторики, то она, вальяжно откинувшись к спине Кудзё, старается и тут вздремнуть, отбрасывая повседневные тяжбы. Под нескончаемое сопение, велосипед останавливается.

Шифер на крыше дома, больше похожего на ближневосточную мечеть, высотой в три этажа, обложен выцветшей сине-зелёной мозаикой. Из фонтана напротив бьётся струя воды. Одним словом, место страшное. Одним словом, «Карусель». Ещё до двух мировых войн это место положило начало пугающим слухам и сплетням, ну, а после воспрянуть ему было не суждено.

Кадзуя послушно проследовал за Викторикой внутрь. Жучат воды, с потолка осыпается побелка, они выходят к винтовой лестнице. Заросшая в траве, в центре, рядом с гуляющими по саду фламинго, черепахой и пингвином стоит детская карусель. Кому же она принадлежит, как и остальные угодья, доселе неизвестно, но животные, привезённые сюда контрабандой из Азии и Африки, чувствуют себя здесь более, чем отлично. Невольно почему-то начинаешь зябнуть, поднимаясь по лестнице всякий раз.

В комнате на втором этаже вместе за письменным столом уживаются юрист, корпящий над несколькими стопками бумаг, и кожевник, держащий в руках кусочек дубленной кожи. Прижавшись к стене, ютиться старик, обнажённый до пояса. И все не видят толку в изумлённых взглядах.

Треугольное оконце этажом выше, сделанное под Викторианский стиль, показывает небеса. Россыпью на секретере лежат конфеты. Над ним висят три книжные полки с цветочным узором на торцах, словно маки в горшке. Время здесь замерло.

А дальше… Всё заново. Вскипятили чаю, закусив конфетами. Вместе прибрались, вплоть до того, что заново подключили телефонную линию. Мало чего более драгоценного сохранилось где-либо для Викторики с Кадзуей, помимо этого старого домика.