Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 10 из 13



Приведу пример возможного гамбита в исследованиях происхождения жизни. С самого начала возникает соблазн предположить, что первое живое существо, способное к воспроизводству, должно быть максимально простым (учитывая царившие в то время на планете природные условия). Попробуем: представьте себе самое простое устройство по воспроизведению и попытайтесь заставить его работать в тех условиях. Но в этом даже нет необходимости – возможно, и я думаю, наиболее вероятно, что, скорее всего, первым реальным самовоспроизводящимся объектом был не слишком элегантный, сложный, дорогой, медленный набор случайных составляющих, машина Руба Голдберга[34]. Когда процесс наконец запустился, репликатор начал постепенно упрощаться в процессе конкуренции со своим же потомством. Многие из удивительных и загадочных трюков построены на том, что публика даже не представляет себе, на какие экстравагантные, затратные и запутанные ухищрения могут пойти фокусники, чтобы достичь нужного эффекта. Если вы хотите разгадать секрет мага, то вы должны усвоить, что его не заботит ни «что скажут люди», ни финансовые расходы, когда он пытается достичь, казалось бы, «мелочей», которые потом можно эффектно использовать в представлении. Природа действует похожим образом, не ведая стыда, – у нее нет бюджета, и ей принадлежит все время Вселенной.

Говоря о достижениях или прогрессе в медленном, неопределенном процессе биогенезиса, мы не проповедуем идеи высшего разума (которым нет места в науке, что само собой разумеется), а, скорее, признаем существование универсальных требований стабильности и эффективности всего живого. Представьте себе биохимиков, работающих над созданием чего-то ужасающего, девайса Судного дня или самозарождающегося луча смерти. Им приходится постоянно контролировать свою работу, прогнозируя различные пути создания этого ужаса. И они вполне могут восторгаться великолепием дизайна придуманного ими кошмара. Позднее я еще расскажу побольше о предпосылках и требованиях реконструкции в биологии. Пока же надеюсь уговорить не отбрасывать мои идеи тех, кого убедили, прямо или понаслышке, что возражения Гулда и Левонтина против адаптационизма были приняты всем научным сообществом. Несмотря на мнение, высказанное в их знаменитой статье, адаптационизм жив и вполне здравствует: реконструкция, выполняемая внимательно, с учетом всех рисков и ограничений, все еще играет главную роль в биологии и служит единственным надежным средством исследования пребиотических химических процессов, создававших жизнь8.

Далее я хочу рассмотреть феномен происхождения жизни в более философской перспективе, как источник причинно-следственных связей. Присутствует в Природе некий замысел или это только кажется? Если мы будем рассматривать эволюционную биологию через обратную реконструкцию происхождения видов, потребует ли она выявления причин возникновения определенного порядка в появлении и соединении частей живого организма? Каких причин? Могут ли существовать причины без создателя, проекты без проектировщика?

3. О первопричинах

Смерть или возрождение телеологии?

Дарвину часто приписывают ниспровержение всеохватывающего учения Аристотеля о том, что у мира есть цель, «конечная цель» (в том смысле, что цель оправдывает средства), или, как говорят французы, – raison d’être, смысл существования.

Аристотель сформулировал четыре вопроса, которые мы должны стремиться задать в любой ситуации.

1. Из чего что-то сделано, или какова материальная причина?

2. Чем является то, что сделано, или какова формальная причина?

3. Кем что-то сделано, или какова действующая причина?

4. Ради чего что-то сделано, или цель, конечная причина?

Цель из четвертого вопроса по-гречески звучит как telos, отсюда появился термин телеология. Наука, о которой мы говорим, вывела цель за скобки, и благодарить за это нужно Дарвина. Карл Маркс высоко ценил учение Дарвина и написал (1861) по поводу «Происхождения видов»: «…она [книга] не только нанесла смертельный удар “телеологии” в естествознании, но и эмпирически объяснила ее рациональный смысл…»

Однако более внимательный взгляд на труды Маркса показывает, что он колебался между двумя учениями, продолжающими находить последователей:

Мы должны убрать все телеологические формулировки из естественных наук; или теперь, когда мы можем «эмпирически объяснить» «рациональный смысл» природных явлений без привлечения древних идеологий (энтелехии[35], Разумного творения и тому подобного), мы можем заменить устаревшую телеологию новой, постдарвинистской телеологией.



Эту двусмысленность можно обнаружить в практических действиях и высказываниях многих вполне современных ученых. С одной стороны, биологи в повседневной рутине ссылаются на функции и задачи поведения организмов, типа поиска пищи и разметки территории, на работу органов, таких как глаза или плавники, внутриклеточные «механизмы», вроде рибосом, химических реакций или цикла Кребса[36], роль макромолекул, таких как двигательные белки или гемоглобин. С другой стороны, некоторые вдумчивые биологи и биологи-философы обеспокоены прагматизмом этих дискуссий о функциях и целях, считают их лишь удобной метафорой и настойчиво подчеркивают, что таких понятий, как функции, цели, задачи, то есть телеологии, в природе не существует. И здесь мы видим еще одно порождение искажающих воображение сил картезианской гравитации. Картезианский стиль мышления очень соблазнителен, устоять перед ним трудно, и поэтому некоторые полагают, что мы должны следовать принципу воздержания, то есть избегать всеми силами риска заразиться донаучными концепциями – разными духами и душами, аристотелевскими телеологиями и тому подобным, сохраняя разум кристально чистым от любых подобных мыслей. Весьма часто этот принцип вполне разумен, он действует как хирург, вырезающий лишние куски ткани вокруг опухоли. Политические лидеры ведь тоже создают буферные зоны, чтобы держаться подальше от опасного оружия на расстоянии вытянутой руки.

Научная пропаганда, в свою очередь, требует сохранять бдительность. Нераскаявшихся телеологов клеймят «дарвинистами-параноиками» (Фрэнсис, 2004; Годфри-Смит, 2009) и «теоретиками заговора» (Розенберг, 2011). Конечно, можно следовать воззрениям, исключающим телеологические эксцессы, и позволять себе только взвешенные и солидные варианты терминологии, обозначающей функции; философы изобрели уже множество подобных способов. Я лично считаю, что большинство ученых предполагают, что подобная здравая взвешенная позиция реально существует и уже была сформулирована в какой-либо книге или статье, которую они когда-то вроде как читали. Но насколько я знаю, ни одного подобного классического текста9 не существует, а многие ученые, вполне невинно ссылающиеся на функции тех существ и субъектов, что они изучают, продолжают настаивать на том, что никогда не собирались и не собираются впадать в грех телеологии.

Одной из побудительных сил для этих споров служит желание не давать возможности развернуться креационистам и сторонникам Разумного творения. Рассуждая о целях и замыслах Природы, мы (возможно) даем им дополнительный шанс; поэтому некоторые думают, что лучше поддерживать строгий запрет на подобные темы и настаивать на требовании не упоминать, что в биосфере что-то может быть «произведено» без человеческого участия. Природный путь создания сложных систем (органов, поведения и т. п.) настолько далек от ремесленного, что мы не должны использовать один и тот же язык для описания столь разных процессов. Об этом пишет Ричард Докинз[37] (например, 1996, стр. 4), рассуждая о конструктоидных функциях организмов; в «Рассказе предка»[38] (2004) он отмечает, что «иллюзия спланированного проекта, осуществляемого дарвиновским естественным отбором, чрезвычайно мощна» (стр. 457). Я не согласен с подобной чрезмерной строгостью, которая против нас же и оборачивается. Несколько лет назад я случайно подслушал, как студенты Гарвардского медицинского колледжа в баре восхищались поразительной сложностью белковой машинерии внутри клетки. Один из них воскликнул: «Как можно поверить в эволюцию, наблюдая такое!» Остальные тем временем не возражали, что бы они ни думали на самом деле. Зачем кому-то говорить про это? Эволюционистов не смущает сложность Природы. Они упиваются ею! Открытие и объяснение процесса эволюции внутриклеточных, постепенно усложнявшихся процессов, управлявших жизнью клетки, стало одной из побед эволюционной микробиологии последних лет. Однако замечание парня из бара свидетельствует о том, что в общественном мнении все еще царит убежденность, что эволюционные биологи готовы «допустить» или даже «признать» наличие высшего замысла в Природе. Нужно лучше учиться, особенно студентам-медикам!

34

Машина Руба Голдберга – устройство, которое выполняет очень простое действие чрезвычайно сложным образом, действуя по принципу домино. Названием устройство обязано американскому карикатуристу и изобретателю Рубу Голдбергу и английскому художнику Уильяму Робинсону, которые часто рисовали сложные устройства типа: при поднятии ложки натягивается шнур, который дергает ложку, подбрасывающую крекер, который ловит попугай, что заставляет вращаться жердочку… и т. д.

35

Энтелехия – согласно учению Аристотеля, внутренняя сила, потенциально заключающая в себе цель и окончательный результат; что-то вроде души у всего живого, побуждает расти и развиваться.

36

Цикл Кребса – цикл трикарбоновых кислот, биохимический процесс, обеспечивающий усвоение кислорода клеткой.

37

Ричард Докинз (род. 1941) – английский эволюционный биолог, этолог и популяризатор науки, известный критик креационизма и разумного замысла.

38

Издано на русском языке: Докинз Р. Рассказ предка. Паломничество к истокам жизни. М.: Corpus, 2015..