Падшие люди

– Во всем полагайся на мою экономку, миссис Уиггс, – сказал Томас. – Она здесь все знает лучше всех, даже лучше меня. Надежная, верная помощница. Другой такой не сыскать. Ей бы родиться герцогиней, но, к счастью, она досталась нам. В нашей семье она служит с тех самых пор, когда мы с сестрой были еще младенцами. Миссис Уиггс – неотъемлемая часть дома Ланкастеров. Нам с ней очень повезло.

И вот теперь мне предстояло познакомиться с миссис Уиггс. После яркого описания в исполнении Томаса я представляла ее невысокой коренастой женщиной с пышной грудью: к такой прижмешь малыша – задохнется. Думала, что у нее теплая улыбка и коровьи глаза, всегда на мокром месте оттого, что ее переполняют добрые чувства.

Миссис Уиггс, когда мы вошли в дом, ждала нас в холле. Она не производила впечатления женщины, которую переполняют добрые чувства. От нее веяло чопорностью и холодом. При взгляде на экономку у любого могло перехватить дыхание. И у меня перехватило.

– Миссис Ланкастер, мы искренне рады приветствовать вас в нашем доме, – произнесла она.

Томас закрыл входную дверь, и нас окутал сумрак. Наши глаза, привыкшие к яркому дневному свету, с трудом ориентировались в новой обстановке. Единственным источником освещения была свеча на комоде, над которым висело зеркало. Пламя трепетало, рассеивая мое внимание. Миссис Уиггс шагнула в ее сияние, и я усилием воли заставила себя не стискивать руку мужа.

Во всей ее внешности двигались только глаза. Скользили по мне вверх-вниз, впитывая каждую черточку. Томас представил нас. Она изобразила улыбку, что была мне хорошо знакома. Я сама так улыбалась, уверяя пациента, что в анатомическом театре ему не отрежут ногу. Подобная улыбка в лучшем случае была неубедительна.

– Миссис Ланкастер, я сказала, что мы искренне рады приветствовать вас в нашем доме. Хорошо доехали? Устали, должно быть?

Я осознала, что не ответила на приветствие экономки, а лишь таращилась на нее, как рыба с выпученными глазами.

– О да. Благодарю вас, миссис Уиггс. Доехали… терпимо, спасибо. Я не очень устала, но спасибо, что спросили. Томас заверил меня, что мы с вами подружимся. Очень на это надеюсь. По его словам, вы незаменимы.

А что еще сказать? Я запаниковала. Не умея быть властной, прибегла к лести. Так и хотелось поморщиться от собственного лепета.

– Конечно, мадам, если таково ваше желание.

– Есть еще слуги, с которыми я должна познакомиться? – Я была уверена, что таковые в доме непременно должны быть. Разве им не полагалось сбежаться и, выстроившись в ряд, приветствовать новую госпожу?

Томас чуть скривил губы в незнакомой мне сдержанной улыбке и посмотрел на миссис Уиггс.

– У нас есть кухарка и судомойка, Сара, – отвечала та. – А также садовник. Ну и, бывает, поденщица приходит, когда это необходимо. Но, миссис Ланкастер, прошу вас, если вам что-то нужно, обращайтесь ко мне, а я уж обо всем позабочусь.

– Видишь, Чапмэн, тебе вообще не о чем волноваться, – заметил Томас.

К этому времени он уже отцепил мои пальцы от своей руки и встал рядом с экономкой. Улыбаясь, как портрет, обводил взглядом дом, словно вспоминал, что где находится. Будто и не было нашего разговора в кебе и он не догадывается, что мне очень нужна его поддержка. Миссис Уиггс не отрывала от меня глаз.

Мне предстояло узнать, что она, подобно монахине, всю жизнь провела в услужении у Ланкастеров и была фанатично им предана. Ее янтарные глаза отливали оранжевым блеском; свои потускневшие со временем светлые волосы она всегда собирала на затылке в тугой узел. Возраст ее я затруднялась определить – седины на висках я не заметила, кожа была гладкая, – но, должно быть, ей было лет сорок пять. Спросить я, конечно, не осмеливалась. Она внушала мне ужас. Я была уверена, что миссис Уиггс способна заглянуть в самую глубь моей души и раскрыть все мои секреты. У нее, как у совы, были большие круглые глаза с тяжелыми веками, и я чувствовала себя мышкой под пронизывающим взглядом этой птицы, которая не набрасывалась на меня лишь из уважения к хозяину. Миссис Уиггс неотрывно за мной наблюдала, все примечала и уже составляла обо мне нелестное мнение.

Те первые дни мы были обходительны друг с другом, но пылки. Миссис Уиггс с деликатного расстояния наблюдала, как мы вытанцовываем друг подле друга. В своем доме мы играли в маму и папу, хихикая над нелепостью собственного поведения – ведь мы не имели ни малейшего представления, как ведут себя муж с женой. Потом, словно наш брак был выстроен из стекла, которому рано или поздно суждено было треснуть, между нами случилась первая размолвка, так сказать. Думаю, с этого все и закрутилось. Одно недопонимание – нечаянное столкновение в потемках, иначе и не назовешь, – и мы в корне отравили свой брак. А уж после зверь был выпущен на свободу. По крайней мере, мне так казалось. Не исключено, что наш брак был отравлен раньше, но это недоразумение послужило толчком.

Еще недели не миновало со дня окончания медового месяца. Я ждала возвращения мужа с работы, смотрела на часы. Когда он пришел, кинулась к двери встречать его. Миссис Уиггс не отставала от меня ни на шаг. По уже заведенному обыкновению мы поужинали вместе и затем поднялись наверх. Мы и дома продолжали баловать себя бренди, сдобренным несколькими каплями настойки опия, – за закрытыми дверями, через которые не проникал любопытный взгляд миссис Уиггс. Томас любил расслабиться после работы, и я составляла ему компанию. В спальне мы проводили время за занятиями, свойственными новобрачным, но затем он попытался придать некую странную направленность нашим утехам, и я выразила протест. Просто от растерянности. Мне не совсем было ясно, чего он добивается, но я вовсе и не думала унижать его. Потом, когда поняла, чего он от меня требует, была шокирована и наотрез отказалась. Объяснила, что, на мой взгляд, это противоестественно. Томас оскорбился. Спросил, что значат мои слова. Я извинилась, ответив, что ничего обидного не имела в виду, но он толкнул меня на кровать, а сам встал, оделся и заявил, что я капризная, эгоистичная, избалованная особа.

Томас бросился вон из спальни, а я в смущении, замешательстве и тревоге стала кружить по комнате. Ожидая его возвращения. Была уверена, что, как только его смятение уляжется, он вернется. Потом я услышала, как хлопнула входная дверь, едва не слетев с петель. Дом аж задрожал от грохота.

Томас воротился на рассвете. Я это знаю наверняка, потому что ждала его и где-то в час ночи прилегла. Наша спальня находилась прямо над входом, а передняя часть дома начинала скрипеть, как старческие колени, когда дверь на улицу открывалась. Было, наверно, часа четыре утра: небо все еще имело чернильный цвет, тишину улиц изредка нарушали возчик или цветочница, спешившие на работу. Я лежала в постели, ждала, что он вот-вот войдет. Ждала напрасно. Его шаги протопали мимо спальни, хотя, скорей всего, он заметил, что щель под дверью светится и, значит, я не сплю. Однако Томас прямиком прошел к маленькой лестнице, ведущей на чердак. Для человека, который клялся, что неутолимо жаждет меня, он проявил редкую выдержку, не уступив своему пристрастию. А ведь я с ним в нашем доме не прожила еще и недели.

3

На следующее утро за завтраком мы притворялись, что не замечаем друг друга. Я все ждала, что Томас поинтересуется, в чем дело. Он, разумеется, не спрашивал, и меня это сводило с ума.

Я только и слышала, как скрежещут его зубы, с жадностью перемалывая пищу. Сама я, в отличие от мужа, клевала как птичка. Монотонную размеренность завтраку придавали ритмичное звяканье столовых приборов по фарфоровым тарелкам да беготня миссис Уиггс, которая носилась как ураган, доставляя в столовую новые блюда. Я давила в себе порыв завести беседу, считая, что это он отверг меня, хлопнув дверью, а значит, не я виновата в создавшейся ситуации. Сама-то я ведь сразу извинилась за свою реакцию. Томас даже не смотрел на меня, и во мне шевельнулась тревога: на него это было очень не похоже. Он обожал меня. Я бы с радостью отмахнулась от того ужасного инцидента, объяснила бы его недоразумением, но Томас по-прежнему гневался, судя по тому, как он вгрызался в свой тост. Если он и был расстроен, на его аппетит, в отличие от моего, это никак не влияло.