Страница 57 из 61
Он не такой мстительный, как Нэш, но все еще держит обиду за то, как я утешал Рид — и каждый раз, когда я использовал ее против Эльзы.
Было около пяти, когда я вошел в дом. Кромешная тьма.
Все остальные ушли.
Дождь единственный звук, который можно услышать внутри.
Я поднимаюсь наверх медленными шагами. Не знаю, почему Эльза поехала к своему психиатру сразу после того, как этот ублюдок Нэш сказал ей то, что ей еще не нужно было знать, но мои инстинкты подсказывают, что это нехорошо.
Как только я вхожу в темную комнату, я слышу звук льющейся воды, доносящийся из ванной.
Тихими шагами я подхожу к двери и открываю ее.
Тень стоит перед раковиной.
Я включаю свет. Белый свет заливает ванную комнату.
Эльза не щурится и не двигается. Как будто она даже не осознавала, что стоит в кромешной тьме ванной.
Она снова и снова моет руки под водой. Выражение ее лица безмятежное, почти умиротворенное.
Это так похоже на выражение ее лица.
Я ненавижу это выражение на лице Эльзы. Моя Эльза не вымытая версия кого-то другого.
Эльза — это Эльза с ее приводящим в бешенство упрямством и хрупкой невинностью.
Она не эта девушка.
Ее руки покраснели, а это значит, что она, должно быть, занимается этим уже некоторое время.
— Эльза, — зову я ее по имени.
Она не обращает на меня внимания, будто меня не существует. Она продолжает мыть, мыть и мыть.
С такой скоростью ее руки будут кровоточить.
Я подхожу к ней и беру ее за руку.
Она отталкивает меня и вновь засовывает руки под кран.
— Они грязные. Мне нужно их помыть.
— Они не грязные, Эльза.
Я снова пытаюсь оттащить ее, но она вырывается.
Я позволяю ей. Любой тип силы окажет на нее прямо противоположное воздействие.
— Я видела тебя, — шепчет она.
— Ты видела меня, — повторяю я, не зная, к чему она клонит.
— Ты был прикован цепью в подвале. Вот причина шрама на твоей лодыжке. — ее нижняя губа дрожит, и ее мытьё рук становится более агрессивным. — Это были мама или папа?
Мой левый глаз дергается.
Она помнит.
Она наконец-то, блядь, вспомнила.
— Нет. Не говори мне этого, — выпаливает она. — Мне кажется, я знаю. Когда Джонатан сжег фабрику Итана дотла, папа, должно быть, похитил тебя, чтобы отомстить Джонатану. Коула и Ксандера похитили по ошибке, поэтому их вернули почти сразу же, и похитители никогда не просили выкупа. Итану не нужны были деньги. Он только хотел ударить Джонатана там, где больнее всего.
Я по-прежнему молчу. Если она вспомнит, все остальное начнет обретать смысл.
Она умна, чтобы соединить все точки.
— Но ведь это не папа держал тебя, не так ли?
— она моет. Моет. Моет. — Это была мама. Хуже всего то, что я не думаю, что ты был первым мальчиком, которого она держала в подвале после смерти Илая. Но обычно они исчезали через день. Ты единственный, кого она продержала так долго.
— слеза скатывается по ее щеке и прилипает к верхней губе. — Ты единственный, кому она причинила такую боль.
Мое лицо остается прежним. Я знал, что это время придет. Знал, что Эльза вспомнит, но слышать ее сдавленный тон и наблюдать, как она изо всех сил старается не сломаться, больнее, чем я думал.
Я хочу обнять ее.
Защитить ее.
Но сомневаюсь, что она позволит мне.
— Я ее точная копия.
Она наконец перестает мыть, но ее руки остаются под водой. Ее глаза встречаются с моими.
Эти ярко-голубые, голубые глаза.
Они обведены слезами и красны, будто она плакала с тех пор, как я оставил ее десять лет назад.
— Как ты можешь смотреть мне в лицо? — ее голос едва слышен шепотом.
— Я же говорил тебе, — бормочу я. — Ты была призраком.
— Ты увидел во мне мою мать в тот первый день в школе, не так ли?
Ее голос срывается, словно она не хочет произносить эти слова.
Она права. И иногда я вижу ее, когда она выходит из своей стихии.
Но я ни разу не принимал ее за кого-то другого.
Это Эльза.
Моя Эльза.
Я буду бороться с гребаными призраками, если придется.
— Ч-что сделала мама, Эйден?
У нее дрожат руки и ноги. Она вся дрожит, будто сходит с ума от прилива адреналина.
— Не надо.
— Не надо чего?
— Не задавай вопросов. Не сейчас. — я вытаскиваю ее мокрые руки из-под воды и держу их в своих. — Я хочу почувствовать тебя, Эльза. Я хочу запечатлеть себя под твоей кожей так же глубоко, как ты запечатлела себя под моей.
— Как? — она всхлипывает, задыхаясь от слов. — К-как ты можешь хотеть меня, когда я ненавижу себя прямо сейчас?
— Ты можешь ненавидеть себя, но я все равно буду хотеть тебя, милая. — я притягиваю ее к себе и хватаю за бедра. — Я же говорил тебе, что буду защищать тебя, помнишь?
Она смотрит на меня разбитыми голубыми глазами.
Этот взгляд вызывает у меня желание вырвать свое сердце и положить его к ее ногам.
Точно так же она смотрела на меня, когда впервые увидела в подвале своих родителей.
И взгляд, который она бросила на меня, когда я в последний раз видел ее в том гребаном доме.
Это она. Не ее мать.
Эльза всегда отличалась от монстров, которые правили ее жизнью.
Иногда она может быть ими, но в глубине души она не изменилась.
Она не стала такой, как я.
Используя ее бедра, я толкаю ее, пока она не упирается спиной в стену.
— Я хочу тебя. Я нуждаюсь в тебе. Ты единственная, кто мне когда-либо будет необходим.
— Эйден... — ее мокрая, покрасневшая рука теряется в моих волосах. — Я... мне очень жаль. Мне так жаль.
— Мне тоже, милая.
Потому что я втянул ее в войну против Джонатана, которую мы оба можем проиграть.
Если я в конечном итоге влюблюсь в нее, то так тому и быть, черт возьми.
Я уже решил, что Эльза моя, и никто не трогает то, что принадлежит мне.
— Заставь меня забыть, — шепчет она, глаза все еще блестят от слез, а ноги дрожат.
Мне даже не нужно приглашение. Я задираю ее платье и спускаю нижнее белье. Она обхватывает меня ногами, и я толкаюсь в нее.
Чеееееерт.
Я не могу и никогда не смогу насытиться ощущением того, что я внутри нее.
Это доза наркотика.
Это чувство принадлежности.
Это значит найти частичку себя, после многих лет разлуки.
Эльза проклятие, но она также единственная гребаная вещь, имеющая смысл.
Тихие дрожащие стоны, которые она издает, когда я вхожу в нее, проникают прямо в мое сердце. Она кусает нижнюю губу, будто не хочет, чтобы из нее вырвался хоть один звук.
— Отпусти, — рычу я ей на ухо. — Тебе никогда не нужно сдерживаться со мной.
— Это так ужасно. Так неправильно.
С каждым словом она сжимает меня все крепче.
Даже если это ужасно и неправильно, она все равно хочет меня всеми фибрами души.
Мои движения ускоряется, и я снова и снова задеваю ее сладкое местечко.
Она кричит, цепляясь за меня изо всех сил.
— О, Боже мой, Эйден!
Ее Бог.
Мне всегда нравилось, как это звучит. Быть ее Богом лучший подарок, который я когда-либо мог получить.
Я продолжаю двигаться в ней, пока она больше не может дышать, не говоря уже о том, чтобы протестовать. Она разбивается на кусочки вокруг меня, и вскоре я следую за ней.
Она обмякает, ее голова прячется у меня на шее, она тяжело дышит. Мне нравится, как она доверяет мне настолько, что засыпает вот так рядом со мной.
Она больше не видит во мне угрозы.
Так же, как не вижу и я.
Все еще обнимая ее, я несу ее в спальню и укладываю на кровать. Выпрямляюсь, снимаю пиджак, но она хватает меня за подол рубашки.
Я выпотрошен.
Я чертовски выпотрошен мольбой в ее глазах.
Отбрасывая пиджак, я сажусь рядом с ней. Она кладет голову мне на плечо и обнимает меня обеими ногами и руками.
Моя Эльза.
Она моя.
Чертовски моя.
И никто этого не изменит.