В ожидании рассвета

— С дороги!

Бесовица еле успела пригнуться — и тут же испарилась. Фарлайт озадачился, что же такого есть в Ламаше, что заставило Нинур послушаться.

— Что ты наговорил бэлу?

Ламаш еле сдерживал ярость.

— О чём ты?

— Почему он вызвал меня и отчитал, за то что я не мог придумать какой-то план, который ты сам изобрёл за один разговор со мной?!

— Я… я просто рассказал ему про то, что можно взять энергию с жертвоприношения и аккумулировать её с помощью бару, через время…

Ламаш уставился на него.

— И зачем?

Фарлайт, сначала растерявшийся из-за неожиданного гнева своего гостя, взял себя в руки.

— Сам догадайся и узнаешь.

— Я твой наставник, пока Каинах занят. Ты должен был рассказать свою идею мне!

— Чтобы ты потом выдал её бэлу за свою?

Ламаш оскорбился.

— За кого ты меня держишь?! Просто — это так принято, нельзя прыгать через голову наставника, ты вообще не соблюдаешь правила…

— Каинах мне сказал, что мы сами устанавливаем правила.

Ламаш будто бы успокоился.

— Короче, больше так не делай. Если что — я не в обиде, — бросил он Фарлайту перед тем, как раствориться в городском пейзаже.

— Делай, ещё как делай, — послышался голос Нинур. Её голова свесилась сверху.

— Ты подслушивала!

— Просто убиралась этажом выше, а вы говорили так громко…

— Ты подслушивала.

— Да, и что? Я тебя оберегаю.

— Меня не надо оберегать.

Бесовица опять опустилась на его окно, сложила ручки на коленях и вкрадчиво спросила:

— А ты знаешь, что твой друг Ламаш откармливает тебя специально, как скотину, чтоб ты не смог больше летать?

— Мы с Ламашем в неплохих отношениях, и он за меня отвечает, так что… эта шутка — несмешная, — нахмурился Фарлайт.

— Потому что это не шутка. Он даже поспорил с Асагом, сколько месяцев у него на это уйдёт. До того дня, как ты так отяжелеешь, что крылья не смогут носить тебя.

— Слишком по-дурацки, чтобы быть заговором.

— Это и не заговор. Им просто смешно. Над тобой смеются, Нергаль.

— Мне всё равно, — ответил тот, помолчав.

— Я вижу, что не всё равно.

— А тебе какая выгода от этих откровений?

— Я уже сказала, что ты мне симпатичен.

— Что ещё можешь рассказать о Ламаше? — спросил Фарлайт, подумав.

— У меня нет ничего, что поможет его шантажировать, если ты об этом. Всё-таки он сам — тайный наблюдатель. Стал фраоком десять-двенадцать лет назад… До превращения вроде был артистом бродячего театра.

— Он что, был тридан?

— Нет, маг, как и почти все остальные фраоки… Да, странная профессия для мага. Но он сын шлюхи, отец неизвестен. У него нет образования, такого, как у тебя.

— А ты и про меня всё знаешь?

— Тут все про всех много чего знают.

И она удалилась — безо всяких просьб и увещеваний.

333. Жертвы

— Почки отказали, — сказал сморт исключительно спокойным тоном.

— Что?

— Я всё-таки попытался спасти обоих. Не знаю, сколько она ещё протянет.

Мирт сел на скамью, закрыв лицо руками. Сморт что-то говорил о том, что Мирту лучше не подавать на него в суд, потому что так он подставит сам себя, но тридан его не слушал. «Неизвестно, сколько она ещё протянет» — эти слова гудели в его ушах, как приговор.

Нефрона лежала на столе, всё так же без сознания — и такая же серая.

— Зачем ты на это решилась? — спросил он у неё, безмолвной.

— Я бы лучше спросил: с чего она вообще взяла, что это сработает, — сказал сморт. — Может, даже лучше, что она умрёт и не родит потом таких же тупых магов.

— Пожалуйста, замолчите, — прошептал Мирт.

— А что? Это естественный отбор.

И сморт ушёл. Мирт попытался вслушаться в мысли сморта. Тот был зол, что тридан предпочёл спасать женщину, а не эмбрион. Всё же Мирт не понял, сделал ли сморт всё, что мог, или же оставил попытки ему назло.

Мирт взял со стола целительницы бумагу и самопишущую палочку.

«Рем, тётя Нефрона больше не сможет тебе помогать. Она при смерти: у неё отказали почки. Мне очень жаль, но тебе придётся остаться у демонов или выбираться самостоятельно», — написал он вслепую — коряво, как ворона лапой, и зачем-то поставил на обороте адрес больницы.

«Отправлю письмо на обратном пути», — решил он.

Вдруг в палату ворвался запыхавшийся парень в форме работника суда.

— Здесь есть тридан Мирт? — спросил он.

— Допустим, — напрягся тот.

— Это вам, — клерк вручил Мирту сундучок. — Можно, я буду присутствовать, когда вы его откроете?

— Да, можно… А что это?

— Хотел бы я знать! Эта реликвия лежала в музее почти с самого Начала.

— И… при чём тут я?

— К сундуку прилагалась глиняная табличка, что его надо передать тридану Мирту, который будет в этой больнице, ровно в этот самый день и в этот час… О Тьма! Вы понимаете, что когда писали письмо на табличке, этого здания даже ещё не существовало, не то что вас!

Мирт открыл сундук. Хотел бы он порадоваться историческому моменту вместе с самим гонцом, но ничто сейчас не могло отвлечь его от осознания, что Нефрона вот-вот умрёт. Почему он не отговорил её от той глупости?

Внутри сундука оказались два продолговатых пористых камня и ещё две таблички.

— Прочитайте, я не могу.

— «Мирт, это искусственные почки для Нефроны. Отдай их любому сморту, чтобы ей пересадил. Не бойся. Я всё рассчитал», — прочел гонец. — Подписано буквой «Р». Вторая табличка, видимо, для этого «любого сморта», она на тзин-цо.

— Что за…

Мирт посмотрел на письмо в своей руке, потом на табличку. Снова на письмо. И побежал за врачом-смортом.

Все вокруг только и говорят о великой силе. Но в чем она? В способности раз в тысячелетие прорвать время, чтобы один судья мог убить другого?

Фарлайт посмотрел на свои руки, гладкокожие, с когтистыми пальцами. Эти руки когда-то снесли ворота в деревне. Они же впечатали в стенку бывшего соратника-сектанта, когда тот был с ним не согласен. Они же держали вырывающуюся Хеду, когда та не хотела отдать свою кровь просто так. Они хватали людей в Цваргхаде и его окрестностях. И они почти не отличаются от тех рук, что были у мага, покинувшего несколько месяцев назад ингвилийскую школу.

Ничего не изменилось, и ничего не изменится. Потому что Тьма умолкла.

Фарлайт поднял в воздух пустую чашку на столе. Что он смог бы сделать с ней того, чего не мог раньше? Расколоть? Расплавить? Всё это может любой маг.

Но они, фраоки, всё время повторяют, что стали с единым целым с самой стихией, из которой был рождён весь мир… И точно так же не могут ничего сделать с этой чашей.

Как пустить эту новую силу на что-то доселе невиданное? Может, хоть раз попробовать созидать, а не разрушать?

За окном стремительно пронёсся какой-то демон, рука Фарлайта дрогнула, и чаша упала на пол, расколовшись на три неравные части. Плоть, душа, дух. У бесправных большая душа, но нет духа. У право имеющих великий дух, но почти нет души. У тех и других есть плоть, им её дали. Ненужный подарок, обуза. Так писал один из магов, живших на заре рождения Тьмы. Его имя история не сохранила… Да какая разница, скоро история закончится вместе с самим миром.

Фарлайт наклонился и поднял осколки. Возможно ли создать четвёртый метод существования? Нет, глупости.

Послышалось покашливание. Фарлайт обернулся и увидел Асага с папками в руках.

— Бэл повелевает вам придумать, откуда взять большое количество энергии.

— Жертва… разве нет?

— Дело в том, что я подсчитал, сколько нужно энергии на то, чтобы отдать необходимый приказ, плюс проколоть четыре тысячи четыреста восемьдесят лет с копеечкой. И, часть всё равно рассеется… Свой скот массово пускать на убой, как вы понимаете, не хочется. Сколько-то мы наберём в тюрьмах, и, конечно, теоретически мы могли бы украсть достаточное количество людей из деревень на границах, но всё равно, получается очень нерентабельный проект…