В ожидании рассвета

— Один словом — Птичка, — потешался демон.

Толстая тетрадь раскрылась на первой странице, и карандаш начал заполнять пустые страницы аккуратным, фигурным почерком.

«В последние дни со мной произошло столько всего! Меня чуть не уволили, я узнал подробности о моей семье, отправился в путешествие и, кажется, влюбился. Её зовут Нефрона. Если ничего не путаю, „Нефронон“ на древнем языке — особый, запоминающийся. Какое прелестное имя, оно ей так подходит! Но я не уверен, ответит ли она мне взаимностью. Посвящу ей следующий холавилеим. Не успел я выдержать время скорби, как в мою душу ворвалась Н. сияющей мерцалкой… Я даже не могу удерживать в голове мысли о работе… Мне надо пойти к старейшине, выяснить, почему в бумагах об уплате дани куча неувязок, но могу думать лишь о Ней. А деревенщины, как оказалось, говорят на вполне понятном языке, мне даже не пришлось доставать словарь. Они не так уж плохи, если забыть о том смраде, что от них исходит…»

Запись пришлось прервать, потому как предмет мечтаний вошёл в комнату. Мирт со вздохом закрыл тетрадь и спрятал её в мешок. Он взглянул на Нефрону и бросился к ней.

— Почему твоё лицо опечалено? Почему мрачное облако осенило тебя своей тенью? Кто-то тебя обидел?

— Дело не в том. Ты что, не слышал шум?

— Нет, я был занят размышлениями…

Мирт ожидал, что девушка спросит: «Размышлениями о ком?», но услышал совсем другое.

— Странно. Был такой грохот. Полдома снесло.

Тридан соскочил с кровати и натянул куртку.

— Кто-то напал?

— Не совсем. Наш «великий» устроил скандал.

— Да? — заинтересовался Мирт. — Чем же ему не угодили?

— Сьялас Гран застал свою дочку с ним на одной постели… Не думаю, что там что-то было, но старейшина решил с утра порасспросить его, и когда он разбудил Фарлайта, тот так наорал на него, что бедный Сьялас сам не рад. На этом не закончилось. Говорят, Фарлайт разбил всё, что попалось ему под руку, и успокоился, только когда часть дома взлетела в небо.

— Он всегда… такой был?

— Какой — такой? — рассеянно спросила Нефрона. — Что ему понадобилось в комнате человечьей девчонки? Не по душам же он с ней разговаривал?

Её угнетённость передалась Мирту, хотя он оказался расстроен по иной причине — идеал выскользал из цепких когтей обаяния; но тридан не решался применить на возлюбленную чары — та была выше рангом и могла заметить.

— И куда вы двинетесь сейчас?

— Нам надо найти травницу Лоренну, я же говорила… Местный картограф уже объяснил нам, куда идти.

— А могу я… идти с вами?

— Разве тебе не надо здесь работать?

— Плевать на работу! Я и так хотел бросить её и стать вольным творцом… А если кто-нибудь спросит, какой чёрт понёс меня с вами, я отвечу, что закончил все дела в Пиминне и двигаюсь в следующую деревню.

— Как можно быть таким безответственным? Я, конечно, не против, чтобы ты присоединился к нам, но…

— Прекрасно! Я уже собрал вещи. Буду ждать на улице.

Мирт поднял мешок и вышел на улицу, откуда послышалось его приветствие Стидху.

Фарлайт был настолько мрачен, что даже не спросил, откуда в их компании появился Рем, которого тридан посадил на своего коня рядом с мешком. Мальчик был готов засветиться от счастья — до этого его восприятие мира ограничивалось крошечным участком земли, заключённом между отвесной стеной холма и частоколом.

Тьма… она совершенна, как дух, присутствующий везде и во всём, зачем нужно было осквернять ее творением плоти? Как теперь слиться с нею, вдруг даже смерть — неверный способ? Фарлайт искренне мучился оттого, что мало кто понимал эту мысль, хотя она казалась ему очевидной, как точки мерцалок на черном небе в безоблачное время. Всё вокруг пело отвратительный гимн плоти — мёртворожденной — потому что живым мог быть лишь дух, который плоть сковала тюрьмой своего тела. Слабого, страдающего, устающего, требующего пищи, сна, размножения и справления нужды.

Пир во время чумы — вот что есть жизнь. Нефрона была одной из приглашённых на этот пир: она мурлыкала песню себе под нос и явно была довольна своим бытием. Ну как, как она не понимает?!

В первый час пути вдоль лесной границы никто из странников не проронил ни слова, но по его истечении маг предложил:

— Кнут говорил, этот путь опасен. Кто-то должен пойти вперёд, осматривая путь. Пусть это будут… — он осмотрелся и почему-то решил, что из женщин и детей хорошие разведчики получаются реже, чем из мужчин, — …я и Мирт.

Когда они опередили Нефрону, ведущую за повод коня с сидящим на нём Ремом, на двадцать шагов, тридан спросил:

— А ведь никаких монстров на нашем пути не предвидится?

Маг усмехнулся.

— Так ты хотел о чём-то поговорить с глазу на глаз? — Мирт улыбнулся.

— Люблю догадливых. Но ты, верно, думаешь, что я собрался говорить о личном, и здесь ошибаешься.

— Я весь во внимании.

— Что в последнее время слышно о знаменитых братьях Ядвире, Антире, Алфаре и их сестрице Адаре?

— Знаменитых? Я таких не знаю.

— Уверен? О них говорило раньше всё королевство. Непобедимые чемпионы. Они родились триста-четыреста лет назад. Ну же! И до сих пор должны быть живы или умерли совсем недавно.

— Нет, прости, я не в курсе. Что кто-то прожил триста лет… Я бы, наверное, знал. А с чего это ты решил меня расспросить? Да ещё без Нефроны?

Фарлайт приостановился, задумавшись, но вскоре вновь возобновил ход.

— Знаешь, я сначала думал, что ты — шпион. Но потом решил, что шпионом наняли бы кого-то поумнее.

— Ну, спасибо. И зачем же мне за вами следить?

— Слушай внимательно. Если со мной что-то случится, должен остаться тот, кто знает. Четырёх кшатри-рыцарей наделила силой сама Тьма. В противовес верховным судьям, которые пытались поработить её, подчинить, дав ей плоть… Когда рыцари набрались опыта, судьи решили их убрать. Я даже не знаю, живы ли они. Но если ещё живы, я должен их предупредить.

— Откуда ты знаешь?

— Тьма показала мне во сне.

— Ах да, ты же её фанат, — сказал Мирт, указывая на чёрные рисованные линии около глаз мага. — Извини, не помню, как вы себя называете…

— Защитники чистой Тьмы.

Мирт помешкал, не зная, как выразить свои слова помягче.

— Если тебе снился сон, это ещё не значит, что он… э… показывает правду.

— Если ты идиот, это ещё не значит, что все вокруг — тоже идиоты, — отрезал маг.

Сероватый песок и мелкие камушки шуршали под ногами. По правую руку вдалеке виднелись верхушки деревьев-столбов Ихритта. Мирт только сейчас заметил, как шумно сопит маг, звуки его одышки разносились, наверное, на многие мили вокруг.

— И ещё хотел спросить, почему тебя в деревне называли Великим? Не помню точно, когда именно я видел тебя, но тогда на твоём медальоне было четыре луны, ты даже не мастер.

— Хитрить умеют не только триданы… Всё равно медальон мой сломался.

Фарлайт вытащил лунник через ворот.

— О Тьма!

Медальон окружали два тёмных и шесть отчётливо горящих полумесяца.

— Ничего себе! — елевыдохнул Мирт. — Ты, наверное, самый молодой из тех, кто достиг шестого ранга…

Они стояли, уставившись на медальон, не понимая, как за два дня можно так вырасти в ранге.

— …Помогите!

Стидх отчаянно рвался, а Рем вцепился в его гриву и с ужасом смотрел вниз. Конь медленно увязал в земле, с каждым рывком опускаясь всё глубже. Нефрона лихорадочно вытаскивала из памяти заметки о том, как надо вести себя на болоте, но серый песчаник, вопреки всем законам, тянул её вниз с той же скоростью, что и коня. Она начала вспоминать магические действа, способные помочь, но их словно и не бывало в её голове. Понимая, что ничто не помогает, она закричала.