Страница 3 из 5
–Срочно поезжай в наш офис. Посмотри, если там никого из силовиков ещё нет, достань из сейфа папки с документами и дипломат, отвези куда-нибудь и спрячь. Ко мне домой пришли из следственного комитета, пока не знаю по какому поводу, но думаю скорее всего по делам фонда. Поторопись!
– Понял, – ответил Александр и бегом спустился к машине.
До офиса доехал быстро. Вошёл в здание, поднялся на лифте на третий этаж, вышел и оглядел коридор. Никого не было вокруг. Быстро подошёл к двери офиса и с опаской открыл её. В кабинете сидела, как обычно секретарша. Он поздоровался с ней и пошёл в кабинет Анатолия. Быстро достал ключи, открыл сейф и сложил четыре папки с документами, ноутбук и дипломат в большую спортивную сумку, которую захватил из дома. Выходя из дверей офиса в коридор, он заметил, что из лифта выходят двое высоких мужчин и полицейские в форме. Он тут же быстро повернул на лестницу, поднялся этажом выше и выбежал на крышу дома.
– Если это в фонд, то все выходы из здания наверняка перекрыты, – подумал он.
С крыши здания, где располагался офис фонда, был переход на соседнее, о котором мало кто знал. Он решил им воспользоваться. С крыши он взглянул вниз и увидел, что у входа стоят две полицейские машины с включёнными мигалками.
–Ну точно по нашу душу, как Толик и предупреждал, – мелькнуло у Александра в голове, – надо рвать отсюда скорее.
Он быстро спустился по пожарной лестнице соседнего здания и выбежал в переулок, где предусмотрительно оставил свой мерседес, сообразив, что близко подъезжать к офису опасно. Сел за руль, завёл машину, кинул сумку на заднее сиденье и “утопил” педаль газа. Шины завизжали от резкого набора скорости. Вырулив на проспект, он оглянулся назад, за ним никто не ехал.
– Надо за город выехать, только без превышения, не торопясь, чтобы не остановили. Там подумаю, что дальше предпринять.
Какое-то время он ехал и оглядывался, убеждаясь, что его никто не преследует. Но выехав на Выборгское шоссе, он заметил, что за ним увязались две полицейские машины с включёнными мигалками и сиренами.
–Может на скорости удастся от них оторваться, – мелькнуло в голове Александра.
Погоня продлилась недолго. На очередном повороте, обгоняя впереди идущую маршрутку, он резко выехал на “встречку” и “лоб в лоб” столкнулся с грузовиком.
Вот теперь эта больничная палата. Да, похоже он остался в живых. Но что дальше – инвалидность, тюрьма, сломанная жизнь, и стоили ли те два года шикарной жизни этого? Может это та расплата за их с Толиком жадность и нарушение обещания честно вести дела благотворительного фонда, помогая людям?
Он вспомнил слова из книги О’Генри – “ Дело не в дороге, которую мы выбираем; то, что внутри нас, заставляет нас выбирать дорогу”.
Фонарь
Весна в Дагестане в этом году началась раньше обычного. Сельские поля вспахали и подготовили к посевам, и чёрные борозды исполосовали всё вокруг. Земля здесь бала не очень хорошая – много глинозёма, и, когда шли дожди, было невозможно пройти по полю, земля большими комьями прилипала к обуви, не давая возможности переставлять ноги. Ходить можно было только по грунтовой дороге, утрамбованной тракторами и машинами. Все деревья покрылись зеленью, зацвели, оделись, как всегда, в прекрасные весенние наряды. Вокруг всё распускалось и радовалось тёплому весеннему солнышку, а птицы не смолкали весь день, их бесконечные трели были слышны до темноты. Эта ночь запомнилась жителям села Авадан, расположенного недалеко от Дербента, среди множество других ночей. Днём на окраине села играли свадьбу, музыка и веселье продолжались до глубокой ночи. И наконец, когда все угомонились и легли спать, погасив свет, село погрузилось в темноту и сон. Только на столбе участка Мукановых горел одинокий фонарь, своим жёлтым глазом вглядываясь в ночную пелену. Пошёл дождь и стал отбивать по крышам домов своё мокрое печальное танго. Под этот однообразный шум хорошо спалось. В семье Мукановых было восемь детей, дом небольшой, но уютный, места хватало всем. И вот, посреди ночи, все по очереди стали просыпаться от того, что среди монотонного ритма дождя, стали слышны какие-то стоны, доносящиеся рядом с домом. Женская половина дома даже немного перепугалась, но мама семейства сказала, что не стоит беспокоиться.
– Это наверно опять дядя Несребек крепко набрался и не дошёл до своего дома, – пыталась она успокоить дочерей, – ложитесь спать.
Но стоны не прекращались и было не похоже, что стонущий человек собирается куда-то уходить. Уже почти час прошёл, и под сильным ливнем можно было замёрзнуть, простудиться и заболеть. Дядя Несребек был очень добрым и хорошим человеком, никогда ни с кем не ругался и не конфликтовал, единственным его недостатком было пристрастие к спиртному. Редко, когда его видели трезвым. Особенно сильно он стал пить после того, как погиб в Афганистане его единственный сын. Ярмина, средняя дочь Мукановых, помнила, как провожали в армию Фархата. Его мать Гюльчмен, сильно тогда его обняла и долго не хотела отпускать от себя, а когда женщины всё-таки еле освободили Фархата из её объятий, она стала рыдать, как будто бы почувствовала, что больше не увидит его живым. Фархата направили служить в ГДР – Германскую Демократическую республику, это было, казалось, очень удачным местом для службы. Там и условия были несравнимо лучше, чем в СССР, и кормили великолепно, и возможность посмотреть другую страну была, когда солдаты получали увольнительную. Каким образом Фархат потом оказался в Афганистане, для всех осталось загадкой.
В то время его отец, Несребек, работал на станции Араблинка. После ухода в армию сына, он купил ослика и назвал его Наташей. Почему он дал ослику такое имя, никто не знал, а сам он не рассказывал. Он очень любил и баловал Наташу, за что та ему отвечала взаимностью и всегда и везде ходила за Несребеком, как хвостик. Несребек всё время носил тельняшку, за что и получил прозвище ‘моряк’. Односельчане так и говорили, когда встречали его с осликом: ‘Смотрите, наш моряк с Наташей идут ’. В Араблинке Несребек занимался погрузкой и разгрузкой скота, который отправляли на дальние Кизлярские пастбища, а также разгрузкой кормов. Иногда он прихватывал небольшой мешок комбикорма для Машки, грузил его ей на спину и отправлял одну домой.
– Неси домой! – достаточно было ему сказать Наташе, и та покорно шла одна до их дома все шесть километров, не сбиваясь с пути и не останавливаясь.
По дороге встречающиеся односельчане всегда приветствовали её.
– Наташа, здравствуй, наверно домой идёшь? Смотри мешок не урони, а то Несребек огорчится.
Но не было случая, чтобы Наташа хоть раз уронила мешок, который ей поручал доставлять домой её любимый хозяин.
За две недели до демобилизации Фархата из армии, на станцию Араблинка пришла телеграмма, адресованная его отцу, в которой сообщалось, что его сын героически погиб в Афганистане , и что через неделю на станцию будет доставлено его тело. В тот день Несребек, как всегда, работал на станции и телеграфист, давно знавший его, передал ему телеграмму лично со словами соболезнования. Тогда Несребек сильно напился. Когда вечером чуть живой он возвращался домой в Авадан, его встретил председатель сельсовета Султан и очень удивился его виду, но потом узнав, что случилось, всё понял. Он тогда вечером подошёл к Ярмине, которая работала почтальоном в селе Авадан, и спросил, не она ли передала телеграмму с печальной новостью отцу Фархата, но она сказала, что не передавала. Ей приходилось таскать мешки с почтой, иногда и очень тяжёлые, аж за шесть километров с Араблинки, почти каждый день. А устроилась она на работу почтальоном ещё учась в школе, чтобы помочь своей многочисленной семье. Когда мать Фархата узнала о своём сыне, несколько дней подряд рыдала, и соседи никак не могли её успокоить. Встречать тело её сына на станцию Араблинка пошли почти всем селом. Это ведь была первая смерть на войне, и никто не мог не переживать за погибшего. На похороны Фархата жители села шли с молодыми зелёными саженцами в руках, повязанными белыми лентами.