Страница 8 из 25
Я принял душ. Переоделся. Спешил на обещанные икру и рыбку. Я точно знал, что Василий не мог меня позвать для того, чтобы просто наслаждаться общением под деликатесы. Его сальной морде, конечно, что-то было нужно. И я наверняка понимал что.
По обычаю, он встретил меня показательно дружески с оттенком жеманности. Мне снова удалось подколоть его нагеленными волосами, предложив подкрасить и ресницы. Он, как всегда, злился. Его скулы пульсировали, выпуская из себя похотливую конскую дрожь. Но в этом и был весь Пегов. Он редко выдавал длинные монологи под мои подколы. Всегда лишь странно хмурился и натягивал тонкие губы от злости. Я же, в ответ на его гримасы, лишь одаривал вселенским равнодушием. И так было всегда. В этом было наше общение.
Он пригласил к себе в кабинет. Этот диалог должен был состояться непременно тет-а-тет, хотя и в приемной не было ни души. Он почти сразу стал рассказывать мне с огромной долей агрессии о своих проблемах и недавних разговорах с очередными бандитскими мордами. На что я лишь скупо ухмылялся.
– Зачем ты мне это рассказываешь? Мне какое дело до ваших дел?
– Ну да… Как же я мог забыть о Вашей животной персоне, кормящейся в каком-то другом водоеме.
– Пусть так. Тебя это раздражает?
– Не думаю. Я вообще предпочитаю не знать об этом. Но… неужели тебе совершенно не интересно, что происходит вокруг тебя и твоего любимого Шефа?
– Это не мои заботы. Мне и своих хватает. Я же не вешаю на тебя свои проблемы.
– А разве они есть? – лицо его исказилось. – Кажется, что мы все возимся в куче дерьма, как навозные мухи, а сливки жрешь только ты.
– Не знаю. Мне икру и рыбу никто не возит. Приходится отовариваться в местных супермаркетах. Как жаль… Что ты на один из них положил глаз.
– О! Ты даже об этом в курсе. Интересны твои источники. Хотя… Я знаю, что ты не проболтаешься.
– Жаль. Хорошая сеть. Мне нравятся там пиццы.
– Что больше негде пожрать пиццу?! – он невротично дернул головой.
– Не знаю. Мне нравилось там. Около дома.
– На кой хрен ты вообще купил себе жилье напротив моей работы? Вот что бесит.
– На это я лишь смог улыбнуться с присущей мне хладнокровной издевкой. Но это был верный признак того, что я под свежим наркотическим опьянением. Не более того.
– И кто тебе возит деликатесы с Камчатки?
– Да есть товарищи хорошие. Всегда угостят. Привезут вкусности. Я вот еще краба жду, – тянул он, как обычно, речь. – Если понравилась икорка – могу дать полкило. Еще не все по домам растащили.
– Какой ты щедрый. Других тоже подкармливаешь?
– Бывает.
– Меня не надо.
– Как не надо? Так похудел. Ты, кроме наркоты, что-либо жрешь? Переживаю.
– Да не переживай, я не голодаю, Вася. Я, в отличие от тебя, не имею склонность постоянно что-то держать во рту. Много жрешь. Живот растет.
Его взгляд замер на мне. Он внимательно осматривал мое лицо и молчал. И его глаза все также быстро моргали. Неестественный темный цвет глаз держал мертвой хваткой мой взгляд. Я видел, как они лихорадочно блестели. Именно это и выдавало его внутреннее волнение, которое он с усилием пытался побороть, дожевывая бутерброд с икрой. Мне было легко наблюдать за его играющими чертами лица. Они читались по щелчку пальцев – легко и понятно. Но все же он неплохо скрывал свое волнение, хоть и периодически брал в руки какие-то предметы со стола и менял их местами. А порой потирал ладонями лицо, будто сильно потея. Это был еще один верный признак того, что он был в определенном напряжении. Но речь его все равно была четкая и очень твердая – заученная, отчеканенная.
Наконец-то он перестал показно улыбаться и корчить из себя невесть что и кого. И только сейчас я заметил, что, помимо волнения, сегодня у него очень тяжелый взгляд. И дело было не в цвете глаз. Но он будто почувствовал мой мозговой штурм относительно него и расплылся довольно в улыбке снова. Показалось, что даже искренне. После чего он поменял позу ног и, как самый заботливый брат, стал интересоваться моей жизнью.
– Ну как поживаешь то? Что-то ты пропал, красавчик. Скучаемс.
– Ты или…
– По-всякому.
– Ты же знаешь, что я не фанат ваших тусовок. Я работаю. Да и, в целом, мне не очень нравится родниться с быками за одним столом.
– Все мы работаем. Но зачем ребят обижать. Давно ль ты сам то вышел в общество? – теперь подкалывал он меня. – Я вот помню, как ты и двух слов то связать не мог. Сидел скромно в сторонке, а теперь никого и знать не хочешь, – глаза торжественно блеснули. – Быстро, быстро. Не считаешь?
– Не считаю. Да и ты с кем-то явно меня путаешь. Я никогда не был забитым, как ты сейчас рассуждаешь. Не сидел в стороне.
– Не сидел. Пусть так… Обижаешься. Прямо сло-ова не скажи-и, – расплывшись в неге, Вася произносил каждое слово с каким-то особенным шармом, растягивая слога.
Меня определено воротило от его распухшей от наглости рожи и наметившемся брюхе. А также психозе бандитов, который не прошел мимо и него. Он совершенно точно отражался на его лице в виде появившихся новых морщин и синяков под глазами от вечных бессонных ночей. Меня бросало в липкий пот, когда он приближался ко мне все ближе. Некая пакостная дрожь, как дешевая проказа, растекалась по мне сакральным напитком, когда перхоть на плечах классического черного костюма под определенным углом бросалась мне в глаза. Но она не была его болезнью, скорее отрицательным моментом его любви к гелям для волос. Это был просто осыпавшийся стайлинг с несвежей прически. Но даже этот нюанс создавал особый шарм его продуманного образа.
Периодически он вскакивал на ноги и начинал расхаживать по зловонно душному кабинету туда-сюда, продолжая насиловать свои и без того оскверненные тонкие уста в рассказе о своих проблемах. И чем больше он говорил длинными концентрированными предложениями, тем больше к горлу подступали рвотные позывы. Я старался сдерживаться как мог, закусывая икрой и пытаясь одаривать его оскалами добровольно сплавленного лицемерного, но проверенного временем, так называемого сотрудничества. Он постоянно создавал какую-то напряженность, будто периодически надругивался над моими канонами о нормальности. Но его поползновения задеть меня лишь были попыткой пускать слюни, как у малых детей. Не более того. Потому что, как бы он не старался, его попытки не были увенчаны успехом. На моем лице все также отражалось равнодушие. Но не внутри меня. Я старался не реагировать на его порой сильные провокации, но иногда это бесило больше обычного. И тогда на лице начинали пульсировать скулы.
Вася навалился всем телом на стол, приблизив свою морду ко мне. Я услышал его учащенное дыхание с нотами взволнованности. Это сродни тому, как дышит в предсмертные минуты жертва в руках хищника, все еще не осознавая до конца, что смерть близка. Он с таким же чувством отрешенности тяжело дышал, но взгляда не отводил. Но все же ему было тяжело противостоять натиску обдолбанного и холодного зверя. Сдавленное горло не давало ему дышать свободно и иногда он посвистывал через нос. Как бы он не хотел показывать свой страх, у него плохо получалось. Севший голос не давал ему спокойно закончить свои импотентные словопрения с самим же собой, потому что я молчал с особой невозмутимостью.
Наконец Вася закончил долгий монолог, сел за свой трон. Именно так можно было назвать его массивный стул с большими, крупными, золотыми, резными причудами по бокам. Он молча протянул мне конверт, чем очень меня удивил. Я понимал каково содержимое этого конверта, но способ, каким он это сделал, – сильно озадачил. Я по старой традиции оглядел его шкаф с книгами. Не найдя нужную в четко определенном месте, я молча уставился на хозяина кабинета с вопросом в глазах. На что он смутился почти сразу, пожав плечами. Он сказал банальную вещь о том, что попросту забыл купить очередную книгу для данной задачи. И потому без лишних вопросов и движений, я убрал конверт в нагрудный карман, хоть мне это и не понравилось. По толщине конверта я сразу понял, что в нем лежит информация не по одному субъекту на устранение – никак был сегодня особенный день. И мы встретились взглядами вновь. Меня пронзили его мелкие черные глаза, которые все также часто моргали. Кажется, что в сердце его сильно кольнуло, отчего он склонил голову набок и отвернулся к окну. Привстав, отдернул плотные темные шторы с золотым напылением. Наконец-то в душный кабинет смог протиснуться свежий, достаточно холодный воздух. Я ощутил каким-то звериным чутьем, как его нутро сковало морозом. И он, в подтверждении моих догадок, рукой провел по нагеленным волосам, поправил свою прическу.