Рокфеллеры

Рокфеллеру поручили оплату счетов, и он подошёл к делу с небывалым усердием, словно платил из собственного кармана. Он дотошно проверял каждый счёт, выискивая малейшие ошибки, и был поражён, когда босс передал служащему длинный непроверенный счёт от сантехника, коротко велев: «Оплатите», ведь он только что уличил эту фирму в недобросовестности: в другом счёте она завысила стоимость своих услуг на несколько центов! Удивительная беспечность! «Помню, был у нас один капитан, который вечно выставлял рекламации за повреждение груза, и я решил провести расследование, — будет рассказывать Джон Д. много лет спустя. — Я изучил все счета, накладные и прочие документы и выяснил, что этот капитан выставлял совершенно необоснованные претензии. Больше он этого не делал». Кроме того, Рокфеллер объезжал владения Хьюитта и взимал долги с арендаторов. Никто не ожидал, что этот паренёк проявит бульдожью хватку. Его могли улещать, совестить, стращать — он невозмутимо сидел в своих дрожках, учтивый, бледный, терпеливый, точно сотрудник похоронного бюро, и ждал, пока должник выдохнется и сдастся.

Начав с торговли овощами, фирма «Хьюитт и Татл» сильно расширила номенклатуру товаров, которые бралась реализовать за комиссию, и первой стала привозить железную руду с озера Верхнего. Прежде чем выдать самый простой коносамент, требовалось произвести сложные расчёты издержек на перевозку товара по железной дороге, каналу или озеру, оценить возможные убытки и прочий ущерб — этим и занимался вчерашний школьник.

В последний день 1855 года Хьюитт выдал Рокфеллеру 50 долларов за три месяца работы (чуть больше 50 центов за день), объявив, что испытательный срок он выдержал и теперь будет получать 25 долларов в месяц, то есть 300 долларов в год. Но этот юноша в самом деле был непостижим: вместо радости он испытал чувство вины. Не поддался ли он греху алчности?

«Журнал А» убедил его в обратном. Половина заработка уходила на плату миссис Вудин и прачке. Костюм он купил у старьёвщика. Единственная роскошь, которую он себе позволил (верно, в каком-то помутнении разума), — меховые варежки за 2,5 доллара. Скипидар, который использовали для освещения, стоил 88 центов за галлон. Шесть процентов жалованья Рокфеллер отдавал бедным, неграм и сиротам, хотя иногда выходило и больше: зарабатывая доллар в день, он мог пожертвовать целый четвертак, в том числе миссионерским организациям, действовавшим в Китае. В 1855 году ему в руки попалась книга «Избранные места из дневника и переписки покойного Амоса Лоуренса». Этот текстильный промышленник пожертвовал 100 тысяч долларов на благотворительность, в том числе на учреждение школ и университетов. 100 тысяч! Джон представил эту сумму в виде пачки новеньких хрустящих банкнот. Когда он разбогатеет (а он обязательно разбогатеет!), он тоже будет жертвовать новенькие хрустящие банкноты.

Деньги его завораживали. Однажды босс показал ему банковский билет на четыре тысячи долларов и положил его в сейф. Несколько раз за день Джон открывал сейф, доставал оттуда билет, благоговейно взирал на цифру с тремя нулями, а потом запирал обратно. А в воскресенье дьякон объявил, что задолжал по ипотеке две тысячи и если срочно не собрать деньги, церковь закроют. Расстроенные прихожане потянулись к выходу. В дверях стоял Рокфеллер. Он каждого «брал за пуговицу» и спрашивал, сколько тот сможет пожертвовать, а потом записывал эту сумму в книжечку напротив имени. Он просил, требовал, почти угрожал; сам, конечно, тоже внёс сколько смог. За пару месяцев он собрал эти две тысячи, и церковь была спасена.

Весной 1856 года в Кливленде вновь появился блудный отец, поселился у миссис Вудин вместе с сыновьями и стал подыскивать постоянный дом для своей (первой) семьи. В просторном кирпичном доме 35 по Седар-стрит имелась даже такая роскошь, как туалет и ванная. Элиза с детьми переехала туда из Пармы. Люси уже исполнилось восемнадцать, в ноябре она вышла замуж за Пирсона Дугласа Бриггса (он родился 23 сентября 1832 года в Верноне, штат Нью-Йорк, учился в семинарии в Фултоне, а в 1856 году переехал в Кливленд) и выпорхнула из гнезда. Джон и Уильям съехали от миссис Вудин и воссоединились с семьёй. Вот и славно: Большой Билл объявил Джону Д., что теперь тот должен отдавать квартирную плату ему. А что такого?

В январе Татл ушёл из фирмы, и Рокфеллера повысили до старшего бухгалтера, а по сути возложили на него обязанности партнёра. Однако Татл зарабатывал две тысячи долларов в год, Джону же платили всего пятьсот. При этом его отец, вознамерившийся построить совершенно новый кирпичный дом на Чешир-стрит (это стало бы его прощальным подарком), возложил все заботы на старшего сына. Джон запросил сметы от восьми подрядчиков и выбрал самый дешёвый вариант; он утверждал планы, торговался, платил по счетам, а когда дом был готов, Дьявол Билл снова потребовал отдавать ему квартплату, несмотря на возражения Элизы. Конечно, ни она, ни Джон тогда не знали, что большую часть года Уильям Рокфеллер проводит как «доктор Левингстон» в обществе молодой жены и её родителей. Но оба чувствовали, что надвигается страшная развязка.

В сентябре в Нью-Йорке ждали прибытия корабля «Сентрал Америка», следовавшего с грузом в 14 тонн золота, добытого в Калифорнии, и 420 пассажирами на борту. Но 9-го числа судно затонуло во время урагана. Банки охватила паника. Страховая и трастовая компания Огайо обанкротилась, вызвав эффект домино; на железных дорогах начались массовые увольнения. Рухнули пять тысяч предприятий. Президент Джеймс Бьюкенен считал, что причина кризиса — бумажные деньги и банковские кредиты, побуждающие людей к спекуляциям и игре на бирже. Как обычно бывает в трудные минуты, люди вспомнили о Боге: в обеденное время бизнесмены во многих городах США собирались на молитвы и публично клялись бросить пить и грешить. Фирма Хьюитта балансировала на грани разорения, и её глава занял тысячу долларов... у Большого Билла. Джон предупредил отца, что дела компании плохи; тот ворвался в кабинет Хьюитта и потребовал свои деньги назад.

Надо бы уйти с тонущего корабля, но куда? Да и корабль, может быть, ещё выплывет... Став начальником, Джон Д. пристроил в компанию своего брата Уильяма. Тот оказался не менее ответственным бухгалтером, чем он сам. Как-то Уильям проснулся среди ночи — вспомнил, что сделал ошибку в накладной. Не в силах ждать утра, он побежал в темноте к озеру, на склад, и к отправлению судна все документы были в порядке. Хьюитт предложил Джону Рокфеллеру жалованье в 600 долларов в год; тот запросил 800; босс несколько недель тянул с ответом, потом выставил окончательное предложение — 700. Чтобы заработать больше денег, Джон занялся «мелким гешефтом»: приторговывал мукой, ветчиной и свининой. В кливлендских доках его уже знали и почтительно называли «мистер Рокфеллер», хотя он, похоже, ещё ни разу не брился.

Всё решила встреча со старым знакомым, 28-летним англичанином Морисом Кларком, с которым они вместе учились на курсах Фолсома, а теперь оказались соседями. Кларк работал на той же улице, что и Рокфеллер, в фирме «Отис, Броунелл», торговавшей овощами. Они были полными противоположностями. Кларку пришлось бежать из родного Уилтшира, где он работал садовником, потому что он поднял руку на хозяина-тирана и опасался тюрьмы. Он явился в Бостон в чём был, работал дровосеком, возчиком, добрался до Кливленда и в итоге занялся торговлей. Он курил, пил, сквернословил, и благочестивый Рокфеллер ни за что не стал бы с ним связываться, если бы не почувствовал в нём умного и предприимчивого бизнесмена. Кларку же рекомендовали этого святошу как ловкого бухгалтера. Он предложил создать вдвоём собственную компанию, в которую каждый партнёр должен был внести по две тысячи долларов.

За три года работы Джон умудрился скопить 800 долларов, но это даже меньше половины требовавшегося. Где взять остальное? Тысяча, выцарапанная обратно у Хьюитта, верно, жгла Дьяволу Биллу карман. Он сказал сыну, что собирался подарить каждому из своих детей по тысяче долларов, когда им исполнится 21 год. Джону пока только восемнадцать, поэтому он может дать ему эти деньги в долг... под десять процентов (в те времена обычная ставка была шесть процентов). Стойкость сына превосходила наглость отца — Джон согласился. 1 апреля 1858 года он стал полноправным партнёром в фирме с капиталом в четыре тысячи долларов! Отработав первый день на новом месте, он вернулся на Чешир-стрит, в построенный им же дом, упал на колени и просил Господа благословить его новое предприятие.