Рокфеллеры

Встреча, устроенная У Таном, состоялась уже после конференции, в Москве. Рокфеллеры, сопровождаемые агентом КГБ, провели ночь в «Красной стреле» и утром были в столице. Пока их везли в гостиницу, Дэвид сделал для себя вывод, что «Москва — город контрастов». Элегантные постройки, уцелевшие с царских времён, требовали ремонта; «сталинские дома» не отличались красотой и имели неприветливый вид; по центральным полосам широких магистралей неслись «членовозы», и немногочисленные авто уходили в правый ряд; к дверям магазинов выстраивались длинные очереди... «Во время этой своей первой поездки в сердце советской империи я начал сомневаться в экономической мощи страны, которая была предметом хвастовства Хрущёва», — напишет Дэвид в мемуарах.

Он оказался практически в стане врага. В СССР о братьях Рокфеллерах знали по книге, вышедшей в издательстве «Правда» под заголовком «Всегда по колено в крови, всегда шагая по трупам». В книге утверждалось, что Рокфеллеры вложили огромную прибыль, полученную от торговли нефтью во время Второй мировой войны, в производство вооружений и захватили контроль над разработкой атомной бомбы. Помощь, оказанная Рокфеллеровским фондом Энрико Ферми, Лео Силарду, Эдварду Теллеру, чтобы спасти их из лап нацистов, преподносилась как яркое тому доказательство: Ферми и Силард создали первый в мире ядерный реактор, а Теллер стал «отцом водородной бомбы». За несколько месяцев до приезда Дэвида в Москву «Известия» припомнили Рокфеллерам создание Музея современного искусства: «Под руководством Рокфеллеров абстрактное искусство используется для того, чтобы играть определённую политическую роль, отвлекать внимание мыслящих американцев от реальной жизни и оглуплять их». Братьев считали кукловодами, а президента США и правительство — их марионетками. Разговор с Хрущёвым начался в том же тоне: советский лидер сразу заявил Дэвиду, что его брат Нельсон призывает увеличить оборонные расходы США для противостояния советской военной угрозе (имелось в виду исследование «Америка в середине века», проведённое на средства Фонда братьев Рокфеллеров) и что, стань он президентом, его политика не сильно отличалась бы от политики Линдона Джонсона, который вмешивается во внутренние дела СССР.

Беседа велась без посторонних: только сам Хрущёв, переводчик Виктор Суходрев и Дэвид Рокфеллер с Нейвой, которой разрешили делать записи. Сначала речь зашла о странах третьего мира. Хрущёв утверждал, что революции и перевороты в них происходят потому, что созрели условия, их вершит народ, и подстегнуть или остановить их нельзя; придёт время, и в США тоже будет революция. Рокфеллер возражал ему, что в странах Латинской Америки СССР использует местные компартии, чтобы привести к власти лояльные ему правительства; Китай старается установить своё влияние в Азии, оказывая поддержку Вьетконгу, действуя так же в Лаосе... Хрущёв приводил контраргументы, подкрепляя их ударами по столу тяжёлым пресс-папье. «Когда произошла революция на Кубе, в СССР не знали, кто такой Фидель Кастро, сам он признал преимущества социалистического строя только через полтора года после свержения Батисты... — Да, когда СССР оказал Кубе экономическую помощь! А потом вы разместили там ракеты... — Только для того, чтобы на Кубу не напали США! А накрыть США мы можем и с территории нашей страны...»

Почувствовав, как накаляется атмосфера, Дэвид решил перевести беседу в мирное русло и заговорил о торговле. Хрущёв успокоился. «Мы должны исходить из основных моментов, — сказал он, не глядя в глаза собеседнику. — Вы капиталист и Рокфеллер. Я коммунист. Вы банкир. Я был шахтёром. Вы представляете капиталистическую страну, в то время как я говорю от имени Советского Союза. Что бы вы ни говорили или ни делали, вы выступаете за укрепление капитализма. Что бы я ни говорил или ни делал, я выступаю за дело коммунизма, который, как я считаю, представляет собой силу будущего. Это философия завтрашнего дня. Мы верим, что капитализм достиг своего заката. Придёт время, когда она (он указал на Нейву) будет сторонницей моей и моих идей. Однако мы считаем, что, пока обе системы продолжают жить, мы должны работать для мирного сосуществования». При этом, продолжает Дэвид в мемуарах, Хрущёв сказал: «Мы можем вполне хорошо жить без торговли. Её ценность заключается в её политических последствиях, которые, как мы считаем, приведут к укреплению мира во всём мире». Дискуссия завершилась обменом любезностями.

Вернувшись в США, Дэвид снял копию с записей дочери и отправил госсекретарю Дину Раску. В конце августа Линдон Джонсон лично пригласил его приехать в Вашингтон для обсуждения поездки в СССР.

Эта встреча тоже могла оказаться непростой. Весной 1964 года Джонсон объявил о программе социальных преобразований под общим названием «Великое общество», целями которой были борьба с бедностью и преступностью, устранение неравенства и забота об окружающей среде. Предполагалось, в частности, привлекать образованных добровольцев для обучения людей в неблагополучных районах, предоставлять займы и гарантии предпринимателям, создающим рабочие места, оказывать помощь фермерам для организации сельхозкооперативов. Конгресс выделил на эти цели около миллиарда долларов. Кроме того, Джонсон добился принятия закона о медицинском страховании и медицинском обслуживании пожилых и бедных, а также закона о гражданских правах, уничтожившего расовую сегрегацию на Юге. Всё это вполне согласовывалось со взглядами трёх поколений Рокфеллеров, однако Дэвид не одобрял «стоимость и агрессивный экспансионистский характер» программ Джонсона. При этом Джонсон как человек ему нравился: умный, проницательный; яркая, сильная личность. Однажды Дэвид Рокфеллер позволил себе раскритиковать экономическую политику президента, а неделю спустя оказался на совещании в Белом доме вместе с рядом профсоюзных лидеров. Он хотел незаметно уйти с совещания (были другие дела), но Джонсон остановил его, чтобы высказать недовольство его недавним выступлением. Впрочем, искренность в отношениях всегда идёт им на пользу.

«Дэвид Рокфеллер, президент нью-йоркского “Чейз Манхэттен банка”, информировал сегодня президента Джонсона о своём “интересном” разговоре с премьером Хрущёвым в Москве, в прошлом месяце», — напечатала «Нью-Йорк тайме» 11 сентября. Суть была в том, что не следует пугаться догматизма в формулировках: Хрущёв готов идти на контакт с США. Президента это ободрило, он согласился, что коммерческие связи с СССР надо развивать. Однако на носу были выборы, и пока он не мог предпринять конкретных шагов в этом направлении, чтобы соперник-республиканец Барри Голдуотер не смог обвинить его в потворстве коммунистам. Рокфеллеру же этого никто не запрещал, и он сделал публичное заявление в Сан-Франциско: «Если две великие соперничающие системы хотят каким-то образом ужиться на нашей планете, они должны больше знать друг о друге, и это знание должно простираться за пределы узких рамок провозглашённой идеологии». Развитию диалога помешали не американские выборы: в середине октября несколько членов Политбюро, сговорившись за спиной Хрущёва, обвинили его в волюнтаризме и сняли со всех постов.

Барри Голдуотер из Аризоны, возглавлявший правое крыло республиканцев, в очередной раз разрушил президентские планы Нельсона Рокфеллера. Впрочем, Нельсон показал невысокий результат на праймериз, и даже рождение Нельсона Олдрича Рокфеллера-младшего за три дня до голосования в Калифорнии не помогло ему там победить. Тем не менее на Национальном конвенте республиканцев в Сан-Франциско, проходившем в июле, Рокфеллеру дали пять минут на выступление, чтобы изложить пять поправок к платформе Голдуотера, внесённых возглавляемыми им умеренными. Когда он вышел к микрофону, ему 16 минут не давали говорить, однако он не ушёл и добился-таки того, чтобы его выслушали. Голдуотера он поддержал с большой неохотой (тот ему это припомнит).

Хотя на президентских выборах 1964 года белые расисты с Юга впервые за 100 лет проголосовали за республиканца, демократ Линдон Джонсон победил с огромным отрывом, набрав 61,1 процента голосов. Он пользовался поддержкой народа и приобрёл репутацию сильного лидера, умеющего доводить дело до конца.