Рокфеллеры

Первого января 1959 года Фидель Кастро, которого газета «Нью-Йорк тайме» назвала «демократическим и антикоммунистическим реформатором», произвёл переворот на Кубе, сбросив правительство Фульхенсио Батисты. Незадолго до этого Дэвид вёл переговоры о приобретении доли в крупном кубинском банке, чтобы упрочить позиции «Чейза», открывшего два новых отделения в Гаване, к счастью, окончившиеся неудачей (из-за национальной гордости кубинцев, уточняет Дэвид). К счастью — потому что в 1960-м Кастро национализировал всю американскую собственность на острове, включая отделения «Чейз». В пылу революционных преобразований он проглядел, что у «Чейз» имелись гособлигации США на 17 миллионов долларов — залоговое обязательство кубинского правительства по невыплаченному кредиту. Этот залог банк быстренько продал, с лихвой покрыв все свои убытки. Когда Кастро узнал об этом, он велел казнить председателя кубинского Центробанка за халатность.

Пока на Кубе занималась заря новой жизни, звезда Джона Рокфеллера-младшего катилась к закату. В 85 лет он перенёс операцию на простате. Отношения в семье к тому времени стали настолько отстранёнными, что дети даже не знали о болезни отца. Он похудел — дряблая кожа да кости. Руки дрожали, трудно было писать. Полюбив одиночество, он с трудом переносил общество родных и друзей. Сидел у окна на солнечной стороне, завернувшись в одеяло. В апреле 1959 года Дэвид, находившийся по делам в Финиксе, заехал в Тусон — и испытал настоящий шок: отец едва мог оторвать голову от подушки. «Однако он узнал меня и явно был тронут тем, что я пришёл. Я взял его руку в свою и сказал, что люблю его и все в семье глубоко обеспокоены его состоянием». Джон попросил заботиться о Марте, когда его не станет.

Через год состояние здоровья Джона-младшего стало критическим. Нельсон и Лоранс срочно вылетели в Аризону, но не успели застать отца в живых: 11 мая он умер. Они привезли его тело в Покантико, забрав по дороге Уинтропа из Литл-Рока. Дэвид и Пегги были в Мадриде, но немедленно вернулись домой. Тело кремировали, прах захоронили рядом с прахом Эбби. Стоял погожий весенний день, воздух был напоён ароматами сирени и цветущего кизила. На похоронах присутствовали 40 членов семьи, включая Джея, сына Джона 111, который приехал из Японии, где учился. «Я помню пронзившее меня ощущение: это не просто мой дед умер. Это конец целой эры. Сама история вершилась тут», — вспоминал он впоследствии.

Братья были согласны, что необходимо заказать ещё один витраж для юнионистской церкви — так отец символически соединится с матерью. Но Матисс уже умер. Пегги увидела в Лувре выставку витражей Марка Шагала, предназначенных для медицинского центра «Хадасса» в Иерусалиме. Дэвид тоже пришёл посмотреть и признал: да, это то, что нужно. Уполномоченный семьёй на переговоры, он отправился к Шагалу в Сен-Поль-де-Ванс на Лазурном Берегу. Подробно расспросив Рокфеллеров об их отце, Шагал сделал сюжетной основой для витража притчу о добром самаритянине.

Наследство Джона-младшего оценили в 157 миллионов долларов, которые предстояло поделить по завещанию примерно поровну между Мартой и Фондом братьев Рокфеллеров, чтобы не платить «пошлину на смерть». Была ещё недвижимость, которую братья и Бабс поделили между собой. Жить в Эйри никто не захотел, и дом решили снести. Но прежде все комнаты украсили цветами, зажгли камины в гостиной и столовой, как это делалось в детстве, и знаменитый фотограф Эзра Столлер заснял все интерьеры. Вещи, принадлежавшие матери, разыграли в лотерею: каждый предмет пронумеровали, оценили и включили в каталог; дети вытягивали лоты в присутствии юристов, всё тщательно записывавших и подсчитывавших, чтобы всем досталось поровну. От летнего дома осталась только гранитно-кирпичная терраса, с которой по-прежнему открывается роскошный вид на океан.

Незадолго до смерти Джона-младшего Марта заставила его подписать письмо с обвинением своих детей в неблагодарности и распаде семейных связей. Получив его, Дэвид сначала был ранен в самое сердце, но быстро понял, кто настоящий автор. Он не стал заводить об этом разговор с отцом, щадя его, но Марту не простил. Нельсону, усердно её обхаживавшему, Марта щедрой рукой выделяла средства на политические кампании.

В 1960-м он выставил свою кандидатуру на президентских выборах; но с поезда, идущего в Белый дом, Нельсона сняли уже на стадии республиканских праймериз: партийным кандидатом стал вице-президент Ричард Никсон. Рокфеллер не принял предложение баллотироваться с ним в одном списке в качестве претендента на пост вице-президента, но поддержал его и сосредоточил свои усилия на том, чтобы внедрить в его программу более умеренные положения. Демократы выставили кандидатуру молодого и улыбчивого Джона Кеннеди. Он был на девять лет моложе Нельсона Рокфеллера и на два года — Дэвида, с которым познакомился во время своей учёбы в Лондоне. Роберт Кеннеди, отец Джона, тогда был послом США в Великобритании, и Дэвид бывал на устраиваемых им вечеринках и даже сходил на несколько свиданий с Кэтлин, сестрой Джона. (Она потом вышла замуж за маркиза Хартингтона и погибла вместе с ним в авиакатастрофе вскоре после войны).

Несмотря на то что избирателей-демократов было на 17 миллионов больше, чем республиканцев, а позиции Республиканской партии ослабил экономический спад 1957— 1958 годов, в августе, согласно опросам, Никсон слегка опережал Кеннеди. И тут во время телевизионной пресс-конференции Эйзенхауэра журналист «Тайм» Чарлз Мор попросил президента привести пример какой-нибудь важной идеи, поданной Никсоном (который говорил о себе как о ценном сотруднике администрации и советнике). Тот ответил: «Дайте мне неделю, я что-нибудь вспомню». Хотя позже эту реплику пытались представить шуткой, она оказалась убийственной для Никсона, а демократы даже обыграли её в телерекламе. Кеннеди сумел обратить себе на пользу своё вероисповедание, заручившись поддержкой католиков — четверти населения США, сведённых, по его словам, до положения граждан второго сорта из страха перед «рукой Ватикана».

Тогда же преподобный Мартин Лютер Кинг-младший был арестован в Джорджии за участие в сидячей забастовке. Никсон попросил Эйзенхауэра простить Кинга, а услышав отказ, больше не предпринимал никаких действий; Кеннеди же осаждал местные власти, требуя свободы для Кинга, поговорил по телефону с его отцом и женой — и получил новых сторонников среди чернокожего населения. Наконец, в тот год кандидаты впервые провели теледебаты (первую из четырёх передач посмотрели 70 миллионов человек). Никсон, недавно вышедший из больницы, бледный, похудевший, измождённый, отказался гримироваться, не слишком удачно оделся да ещё и не смотрел прямо в камеру. Напротив, Кеннеди — загорелый, отдохнувший, уверенный в себе, хорошо подготовился и держал себя непринуждённо. В итоге выборы выиграл он, хотя и с совсем небольшим перевесом, не избегнув подозрений в фальсификациях. Он возглавил страну в очень непростой период, когда война с СССР многим казалась неизбежной. Нести на своих плечах огромную ответственность, не принадлежать своей семье и даже самому себе — неужели Нельсон этого хочет?..

Нельсон в самом деле выглядел «белой вороной» среди Рокфеллеров, не любивших находиться в центре внимания. Не зря же Маргарет уже давно не жила с Джорджем де Куэвасом, устав от жизни напоказ. Скрытность порождает домыслы, но и открытость не препятствует сплетням. О Джордже ходили гадкие слухи, его подозревали в мужеложстве. К семидесяти пяти годам он практически растратил здоровье — как и деньги жены. Предчувствуя скорый конец, он решил поставить новый балет — «Спящую красавицу» на музыку Чайковского — в Театре на Елисейских Полях и поручил постановку чилийцу Раймундо де Лоррену, пришедшему в его труппу танцовщиком, но со временем ставшему его правой рукой. «Это мой последний балет, — объявил маркиз. — Я вложил в него всё: деньги, здоровье и страсть». Он настоял на своём появлении на премьере: «Если я умру, то умру за кулисами». Балет был невероятно красив, все билеты расхватали моментально. Когда опустился занавес, маркиза вывезли на сцену в инвалидной коляске, и публика аплодировала ему стоя. 22 февраля 1961 года Джордж де Куэвас скончался на своей вилле в Каннах, завещав её своему секретарю-аргентинцу Орасио Гуэррико, но Маргарет, находившаяся тогда в Нью-Йорке и не приехавшая на похороны, выкупила у него этот дом. А «Спящая красавица» продолжала идти с аншлагом. Когда 16 июня Рудольф Нуреев, гастролировавший в Париже с балетной труппой театра имени Кирова, решил не возвращаться в Москву и попросить политического убежища на Западе, Раймундо де Лоррен устроил ему побег; Нуреев поступил в «Балет маркиза де Куэваса», исполнив партию Голубой птицы в «Спящей красавице».