Людовик XIII

Монополией на чеканку монеты обладало государство, частным лицам это было запрещено. В Сен-Жермене у короля имелся собственный пресс, на котором он под настроение мог изготовить несколько монет собственноручно. В 1641 году был выпущен «серебряный луи», или «белый экю», весом 27,45 грамма серебра 917-й пробы, равнявшийся трем ливрам или 60 су. Годом позже в обращении появились монеты в половину, четверть, шестую и двенадцатую долю экю. Из меди чеканили су и денье: один су (соль) равнялся 12 денье, 20 су составляли один ливр.

Денег всё равно было в обрез, к тому же приходилось делать совершенно зряшные расходы. Так, Ришельё беспокоило то, что герцогиня де Шеврез, испросившая — и получившая — разрешение вернуться во Францию, всё еще находится в Англии. Людовик называл ее не иначе как Дьяволом, и в столь сложное время лучше было бы держать ее на глазах. Король приказал герцогу де Шеврезу отплыть в Англию и привезти свою супругу хоть под конвоем. Получив из казны 12 тысяч экю на дорожные расходы, он отправился в путь, велев жене встречать его в Дувре 5 мая. Но в этот день она вместе с Монтегю, Крафтом, герцогом де Лавалеттом и испанским послом Веладой поднялась на борт корабля, отплывавшего из Рочестера; королева Генриетта подарила ей бриллиантов на десять тысяч экю, а Карл I проводил до Кентербери. Три дня корабль болтался в Ла-Манше, борясь со штормом, а затем прибыл в Дюнкерк. Оттуда герцогиня отправилась в Брюссель, написав умоляющее письмо Анне Австрийской, от которой больше года не получала никаких известий. Но королева была уже не та: тоскующая забытая супруга превратилась в «возлюбленную жену» и счастливую мать, она вновь была беременна. Анна даже не распечатала письма старой подруги, громко заявив, чтобы слышали те, «кому положено»: «Не знаю, что за фантазия или притворство побудило эту женщину писать ко мне!»

Ее муж в это время продолжал ссориться и мириться со своим «дорогим другом».

Это очень странная связь, которой трудно найти логичное, рациональное объяснение. Почему Людовик так привязался к юноше, годившемуся ему в сыновья? Возможно, это был самообман, вызванный одиночеством и неудовлетворенной потребностью в любви, подкрепляемый привычкой повелевать и требовать послушания от своих слуг. А может быть, так проявился «кризис среднего возраста»? В 38 лет король уже не был прежним неутомимым охотником и пытливым учеником; он мучился от подагры, геморроя, его часто бросало в жар, он обливался потом, плохо спал. Однако большинство его ровесников тоже страдали целым букетом недугов (не говоря уже о Ришельё, который мог служить наглядным пособием для медицинской энциклопедии), а его жена, хотя и не жаловалась на здоровье, не сохранила даже следов былой красоты, располнела и обрюзгла. Окруженный «блестящим двором» из облысевших царедворцев и состарившихся фрейлин, Людовик, возможно, не желал смириться с тем, что и сам становится таким же. Ему хотелось видеть вокруг себя людей молодых, красивых и энергичных, способных передать ему часть своей жизненной силы. Взять хотя бы де Тревиля: он на три года старше короля, а каков молодец! Просто он всегда окружен молодыми, сильными и крепкими гасконцами, оглашающими округу громким раскатистым смехом.

Предположение о физическом влечении, которое король мог испытывать к своему фавориту, следует сразу же отбросить. Да, в те времена бисексуальность была распространенным явлением: Гастон Орлеанский во время своих парижских кутежей развлекался с лицами обоего пола; Анри де Конде в молодости не пропускал ни одного смазливого мальчика, потому отец и решил поскорее его женить. Поэт Буаробер, о котором мы уже упоминали, не скрывал своей нетрадиционной ориентации и того, что пользуется сексуальными услугами простолюдинов. Но если Людовик не позволял себе желать своих фавориток, то уж тем более он запретил бы себе подобные греховные мысли в отношении мужчины. Да, они с Сен-Маром иногда спали в одной постели, но опять-таки в те времена в этом не было ничего необыкновенного: даже совершенно незнакомым людям порой приходилось делить ложе на постоялом дворе, если там было мало места, так же поступали бедные студенты и подмастерья; даже король, находясь в постоянных разъездах, не всегда мог располагать кроватями в достаточном количестве.

Тальман де Рео в «Занимательных историях» приводит эпизод, когда Людовик целовал руки своему фавориту, допытываясь, почему его «дорогой друг» печален, однако при этом подчеркивает смущение и досаду Сен-Мара. В ориентации последнего нет никаких сомнений: потеряв мадемуазель де Шемеро, он страстно увлекся куртизанкой Марион Делорм и ускользал по ночам из Сен-Жермена, чтобы провести время в ее доме на Королевской площади[58], а поутру скакал назад и ложился в постель не раздеваясь. Их отношения зашли так далеко, что Марион уже прилюдно называла себя «госпожой Главной».

Король узнал о причине отлучек Сен-Мара, когда, к своему удивлению, не увидел маркиза в числе придворных на церемонии своего пробуждения. Он, как обычно, нажаловался кардиналу; повторился прежний сценарий: успокаивающие слова королю о том, что «молодо-зелено», строгое внушение ловеласу, официальное примирение… Терпеть всё это для Анри было сущим мучением, и он никогда не согласился бы на то, что вызывало у него омерзение. Да, он хотел сделать карьеру, воспользовавшись своим положением, но отнюдь не через постель короля. Он бросил Марион Делорм, но не из-за упреков кардинала (который, кстати, сам порой пользовался ее платными услугами). Он влюбился без памяти. И в кого? В Марию Гонзага!

Бывшая возлюбленная Гастона Орлеанского была старше нового воздыхателя на восемь лет, но даже не в этом дело. Гордая дочь герцога Мантуанского никогда не вышла бы замуж за человека несановного, ниже герцога и пэра, в крайнем случае — за главного министра или коннетабля[59]. Значит, надо им стать. В феврале 1640 года король подарил Сен-Мару графство Даммартен, конфискованное у Монморанси. Войдя во вкус, фаворит попросил заодно и Шантильи — и получил отказ: Шантильи был обещан Конде, поскольку его сын герцог Энгиенский собирался жениться на племяннице кардинала Клер де Майе-Брезе. Сен-Мар мечтал, чтобы его ввели в Королевский совет, и самочинно занял место за стулом монарха. Его выпроводили из зала по приказу Ришельё. В должности губернатора Вердена ему тоже было отказано. Наконец, 13 июня королевские войска осадили Аррас; Сен-Мар попросил для себя командную должность, и Ришельё согласился передать под его начало легкую кавалерию…

После оккупации Эдена планировалось взять испанцев «в клещи»: принц Оранский захватит Дам и Брюгге, а маршал де Ламейре будет наступать вдоль Мааса, в то время как французская армия усилит натиск в Артуа. Но план провалился: Ламейре не удалось взять Шарлемон и Мариенбург. Ему велели осадить Аррас, куда подтянулись также Шатильон и герцог де Шон. В общей сложности силы осаждающих составляли 23 тысячи пехотинцев и девять тысяч конников; защищал город полковник О’Нил с двумя тысячами солдат. Испанская королева Изабелла (сестра Людовика XIII Елизавета) пожертвовала свои драгоценности на нужды армии, чем снискала беззаветную любовь подданных.

Месяц ушел на строительство осадных сооружений. За это время испанцы собрали армию в 20 тысяч человек пехоты и 12 тысяч конницы, среди командиров которой был и Карл Лотарингский. Она встала лагерем в нескольких километрах от Арраса. Кардинал-инфант решил не нападать на осаждающих, а перехватывать шедшие к ним обозы с продовольствием.

Осада Арраса описана в пьесе Эдмона Ростана «Сирано де Бержерак». Но, конечно же, провиант голодающим французам доставила не «жеманница» Роксана, тосковавшая по молодому мужу. Обоз отправился из Амьена, где находились Людовик XIII и Ришельё, в сопровождении восемнадцати тысяч солдат под командованием дю Алье. Маршалы де Ламейре и де Шон должны были выступить навстречу с шестью тысячами солдат; они соединились утром 2 августа между Дулленом и Аррасом. Воспользовавшись уходом части войск, герцог Лотарингский атаковал форт, обороняемый полковником Ранцау. Голодные и уставшие французы сражались, как львы; форт несколько раз переходил из рук в руки, пока подоспевшая конница Гассиона не решила исход сражения. Испанцы отступили. Утром 3 августа им было предложено капитулировать, но Аррас отказался открыть ворота — там ждали кардинала-инфанта с армией.

58

В наши дни там находится музей Виктора Гюго.

59

В 1646 году Луиза Мария Гонзага стала женой польского короля Владислава IV Вазы, а спустя год после его смерти, в 1649-м, вышла замуж за его брата Яна II Казимира Вазу. Она скончалась в Варшаве в 1667 году в возрасте пятидесяти пяти лет.