Страница 33 из 97
— И не забудьте, государь, упомянуть, что арест посла по приговору шерифа — грубейшее нарушение международного права. О том ещё Гуго Гроций писал! — подсказал Брюс.
— Напишу, и о Гуго Гроции не забуду. Пусть сестрица-королева извинится передо мной и Россией открыто! — сердито буркнул Пётр, заканчивая своё послание королеве Анне. Затем он спросил Брюса уже по делу: — Ну, как, бомбардир, не отстанет твоя артиллерия от драгун в сём поиске?
— Не отстанет, государь! — уверенно и твёрдо ответствовал Брюс. — У меня ведь в конную упряжь самые добрые тяжеловозы запряжены! Найти Левенгаупта бы только.
— Хорошо, Яков! Ты бомбардир славный! Да, дело сейчас за малым — найти оного Левенгаупта, который удаляется от нас яко Нарцисс от Эха! Ведь сей корпус не токмо мы, но сам Каролус найти не может. На днях перехватили королевских курьеров с приказами к Левенгаупту. Один приказ начинается: «Если вы ещё в Шилове...», другой: «Если вы уже в Чаусах...»! Так что ищем неприятеля. Хорошо, что дорог-путей тут гораздо меньше, чем улиц и переулков в Лондоне. Так, Брюс?
— Так, государь! Я ещё от своей супружницы помню московскую поговорку: «Кто ищет, тот всегда найдёт»!
— Данилыч с утра в разведке. Вон уже поспешает через двор с какой-то новостью.
Пришло важное сообщение от капитана Волкова, возглавившего отряд охотников. Бравый семёновец дошёл со своим отрядом до Орши, но шведов там не обнаружил. Тогда он переправился через Днепр, в деревне Тулиничи в конном строю побил шведских фуражиров, грабивших деревню, и взял пленных. От них дознался, что Левенгаупт скорым маршем идёт к Днепру и собирается переправиться через него. При этом известии, не собирая воинского совета, Пётр свернул лагерь у Соболева и поспешил наперехват шведам. Проводником летучего корволанта вызвался быть еврей-маркитант, незадолго до того прибывший в русский лагерь с обычным своим товаром: пуговицами, ремешками, нитками и, конечно же, сильно разбавленной водкой, кою маркитант именовал не иначе как гданьской. Маркитант этот, как потом вспоминали, сам, без вызова, явился в русскую штаб-квартиру и заявил, что был недавно за Днепром в лагере Левенгаупта и может привести русских к тому лагерю.
— Похоже, что еврей правду бает, мин херц! А что проводником сам вызвался идти, так то понятно — хочет получить изрядную мзду! — доложил Петру Меншиков, проводивший допрос.
Ведомый проводником летучий корволант двинулся к переправам близ Орши. И Меншиков, и царь настолько доверились проводнику, что им и в голову не пришла мысль, что тот подослан шведами, получив в задаток сотню золотых рейхсталеров от самого генерала Левенгаупта, обещавшего маркитанту в случае успеха передать ещё тысячу золотых. Ни царь, ни Меншиков не ведали, что в тот самый момент, когда проводник бодро вёл их к переправам близ Орши, южнее, вниз по реке, у Шклова, Левенгаупт уже переправил свои обозы и спокойно перешёл на левый берег Днепра. Меж тем, уверяемый проводником, что шведы всё ещё на правом берегу, Пётр сам распорядился начать переправу и передовой полк драгун перешёл у Орши на правый берег Днепра. Казалось, хитроумный план Левенгаупта удался и, уйдя на правый берег, русские окончательно потеряют и самый след шведов. Но тут воинская фортуна переменила свой лик и послала Петру удачливый случай. Случай явился в лице некоего пана Петроковича, восседавшего в дрянной одноколке. Впрочем, Петроковича, кроме двух его холопов, никто из соседей и не почитал паном, поскольку он самолично пахал, сеял и справлял всю остальную крестьянскую работу, как обыкновенный мужик-белорус. И, как все белорусы, Петрокович ненавидел шведских воителей, уже восьмой год беспощадно грабивших белорусскую землю. Не далее как неделю назад на двор самого Петроковича явились шесть шведских рейтар, свели со двора лучший скот, забрали всё сено и оставили взамен бумажную расписку от имени генерала Левенгаупта. С этой распиской Петрокович пустился на поиски шведского генерала и нашёл его войско у самого Шклова, где шведы переправлялись через Днепр. При виде расписки шведские караульные офицеры посмеялись, к Левенгаупту не допустили, и Петрокович понял, что шведскому слову грош цена. И вот теперь он едет в Оршу, дабы записаться в отряд пана Корсака, который, говорят, бьёт этих треклятых шведов в хвост и в гриву!
— Постой, постой, да точно ли ты видел, что шведы переправлялись через Днепр у Шклова? — прервал велеречивого шляхтича Меншиков.
Петрокович искренне возмутился подобному недоверию:
— Вот те крест, сиятельнейший князь, что на моих глазах всё их войско переправилось на левый берег Днепра! — Петрокович широко и размашисто по-православному перекрестился.
— Кому прикажешь верить? — сердито спросил Пётр Меншикова. — Маркитанту или этому доброму человеку?
— Мин херц, дай час, я вздёрну Лейбу на дыбе, глядишь, и правду скажет!
Но сооружать дыбу не понадобилось, так как при повторном тщательном обыске маркитанта в его захудалом кафтане нашли зашитые золотые шведские талеры. Услышав грозный вопрос: «Откуда золото?» — еврей заплакал, упал на колени и, целуя ботфорты светлейшего, сознался, что действительно был он в шведском лагере и был подкуплен, потому как у него в местечке жена и семеро детишек кушать просят!
Переправа через Днепр тут же была прервана, лазутчик повешен, а летучий корволант помчался в обратный путь по левому берегу Днепра. Уже на пути встретили полковника Чекина, летевшего во весь дух к царю вместе со старостой-белорусом из сельца Копысь. Староста сей был накануне в шведском лагере и проследил весь маршрут.
— Швед идёт прямой дорогой на Пропойск! — утверждал доброхот.
На коротком военном совете решили: оставить обоз, взять на лошадей одни вьюки и догонять шведа без устали.
— За день надобно пройти столько, сколько шведы проходят за три! — сказал Пётр жёстко. — Потому как если перейдёт Левенгаупт через Сож, ничто не помешает ему соединиться с Каролусом. В нашей скорости судьба всей кампании! — Тут же Пётр послал приказ идущей от Смоленска пехотной дивизии Вердена ускорить марш к Чаусам, а генерал-поручику Боуру с драгунами повернуть от Кричева в обратную сторону и по правому берегу Сожа поспешать на соединение с корволантом, выделив полк для разрушения мостов в Пропойске. Приказы те были спешные, так как никто не знал подлинных сил Левенгаупта, могло статься, что силы те были немалые.
По узкой лесной дороге к Пропойску меж тем неспешно тянулся бесконечный обоз Левенгаупта — огромный подвижной магазин шведской армии. Добротные немецкие фуры доверху были гружены хлебом, награбленным у латышских, литовских и белорусских мужиков, бочонками с селёдкой, доставленными с Рюгена и Моонзундских островов, копчёной рыбой из Ревеля, крепчайшей гданьской водкой, бутылями французского и венгерского вина, порохом, закупленным в Кёнигсберге, чугунными ядрами с горных заводов Швеции, люттихскими ружьями, шинелями из английской шерсти, сапогами из испанской кожи и прочей амуницией.
Казалось, вся Европа снаряжала шведскую армию в этот поход, и без малого восемь тысяч тяжелогружёных фур тянули откормленные тяжеловозы-бранденбуржцы. Хотя стоял ещё конец сентября, но осень была холодная. С деревьев густо облетала последняя листва, так что размытая дождями дорога была выстлана медно-красными и жёлтыми листьями. Но холод не смущал привыкших к морозам шведов, и Левенгаупт, закутываясь поплотнее в рейтарский, подбитый мехом плащ, с немалым удовольствием всматривался в разрумяненные лица своих здоровяков-гренадер, коим были не страшны ни слякоть, ни холод. Обоз охраняли опытные, бывшие во многих баталиях гренадерские полки, а среди рейтар шёл дворянский полк генерал-майора Шлиппенбаха. Правда, Левенгаупту пришлось изрядно прождать в Долгинове прибытия этого полка, но зато он был доволен — прибыли отборные вояки, не уступавшие драбантам самого короля. С прибытием Шлиппенбаха и полка померанских гренадер из Штеттина у Левенгаупта стало не восемь, а шестнадцать тысяч солдат, и шёл он не спеша, хотя и связанный огромным обозом, но совершенно уверенный в своих силах. К тому же впереди имелся столь надёжный щит, как главная шведская армия.