Страница 3 из 97
— Да мы-то не англичане, а шотландцы, Герасим Степанович! — вмешался в разговор присутствовавший при том Лесли. — И господин Брюс самолично бился со злодеем и цареубийцей Кромвелем в битве при Престоне! И не торговать он в Москву явился, а поступать в полки на царскую службу!
— О том нам ведомо! — со скрытой насмешкой ответствовал дьяк.
— Ещё бы ему не ведать, когда все иноземцы в Москве состоят на примете Посольского Приказа! — сердито глянул на Дохтурова Лесли. А потом спросил прямо, по-солдатски: — Так что же с Брюсом решено?
— Его царское величество допускает кавалера Брюса, как персону королевских кровей, к целованию своей руки и определяет пока в твой полк, генерал Лесли, полуполковником! — с торжеством огласил дьяк царскую волю.
За столом, который тут же, в каменных палатах на Сухаревке, накрыл хозяин Джон Гебдон, и царский дьяк, и шотландцы дружно подняли чару с русской водкой за помин души убиенного короля Англии и Шотландии Карла I Стюарта.
— А ведь я и сам, господа, недавно из града Лундана вернулся! — Дьяк заедал водку красной и чёрной икоркой, закусывал осетринкой и сёмужкой. — Прибыл я в Англию царским послом, а у них тут война началась парламента с королём. Короля Карла в Лундане и след пропал! Пришлось вести дела с парламентскими мужами! Не возвращаться же мне в Москву с пустыми руками?!
— Ну и как тебе показалось парламентское охвостье? — полюбопытствовал хозяин пиршества Джон Гебдон.
Сей англичанин указу царя о высылке в Архангельск не подлежал, и дьяку о том было ведомо. Джон Гебдон был царским резидентом и комиссариусом, поставлял заморские товары на сам царский двор. Не обходил он при случае и своих давних друзей вроде генерала Лесли. На обширном подворье англичанина и разместил Лесли поначалу семейство Брюсов. Хозяин приветствовал радушно:
— Живи, пока своим домишком не обзаведёшься! Думаю, пожалует скоро тебя, Джеймс, царь-государь и поместьем, и денежкой. Ведь у нас новая война с ляхами за Украйну не за горами, и его величеству опытные офицеры вот как потребны! — весело сказал словоохотливый купец, и семейство Брюсов приобрело в Москве хорошее пристанище.
— Что ж парламент?! Мнится, ныне парламент в Лундане яко у нас в Москве Земский собор в 1613 году — всею страной правит! — степенно рассуждал Герасим Степанович, поглаживая рукой окладистую бороду. — Когда я вступил в верхнюю палату, все лорды встали и сняли шляпы, то же и выборные люди в Нижней палате учинили. И лорд Манчестер, начальный человек у лордов, и спикер, что речь держал, Уильям Лентал, вручили мне ответные грамоты государю Алексею Михайловичу и обещали хранить прежнюю дружбу.
— И что же ты им ответил? — не выдержал генерал Лесли. — Не ведал ты разве, что перед тобой прямые бунтовщики?
— Отчего не ведал. Сам видел: на мосту через Темзу расставлены колья, а на них человечьи головы тех вельмож, кои бились за короля! Токмо спикер и купец из Московской компании Ричард Снеллинг пояснили мне, что казнили кавалеров за измену и того они-де заслужили!
— Сами они прямые королю изменники и вероотступники! — вспыхнул горячий Лесли. — Подожди, вступит на престол сын казнённого короля — Карл II, и посмотрим ещё, чьи головы повиснут на тех кольях. Дай срок!
— Что же, дай Бог, чтобы законный наследник возвернул себе трон. И наш царь-государь того желает! — ответил дьяк с твёрдостью и добавил, уже поднимаясь из-за стола: — Быть тебе завтра, генерал, вместе с новым полуполковником в царских палатах и предстать пред государевы очи!
На другой день Лесли и Брюс предстали перед царём Алексеем Михайловичем. Приняты они были как доверенные офицеры, без всякого дворцового церемониала, в думной комнате, где царь обычно совещался с близкими ему боярами. По всему видно, Александр Лесли пользовался у Алексея Михайловича большим доверием. И всё же генерал недаром уже двадцать лет служил в России, обычаи соблюдал крепко: низко согнулся перед царём и, поймав царскую руку, поцеловал. Джеймс Брюс последовал его примеру.
— Ну что, генерал, по всему видать, скоро тебе опять в седло. Пойдём отбивать Смоленск у ляхов! Как ты полагаешь, возьмём на сей раз Смоленск или, как в 1634 году, при покойном батюшке, так и не взойдём на его стены?
— Под моей командой сейчас одиннадцать полков пехоты нового строя, государь! Вооружены, обучены, молодец к молодцу! Такие возьмут любую крепость! — уверенно пророкотал Лесли. И добавил, уже со смущением: — Лишь бы измены не было.
— Знаю, знаю, как ты сразил изменника полковника Сандерсона! Но на сей раз измены не будет, генерал, я сам поведу войска! — Сказано это было с такой юношеской горячностью, что и Лесли, и Брюсу сразу вспомнилось: царю Алексею только что двадцатый годок пошёл.
— Молоденек, молоденек царь-государь. Так и рвётся в бой, а в чистом поле ведь любая пуля может приветить! — озабоченно бормотал Лесли после царской аудиенции, но Джеймс Брюс не слушал. В голове празднично шумело: его принял сам царь, пожаловал поместьем и денежным сторублёвым окладом, пожелал доброй службы!
— А где, генерал, будет Псковский уезд и село Залесье? — весело спросил он Лесли, когда сбежали с высокого царского крыльца.
— Э, да не хочешь ли ты сразу обозреть своё новое поместье? — Лесли рассмеялся. И нравоучительно объяснил: — Лежит Псковская земля от Москвы далеконько, на прежнем ливонском, а ныне шведском рубеже. А сам Псков — крепость добрая, при царе Иоанне Грозном от самого польского короля Стефана Батория отбилась. Боюсь, Джеймс, метит тебя царь в полковники Псковского полка, потому и поверстал тебе сельцо Залесье под Псковом. Но ты не спеши скакать в те пустоши! Успеется! Денежный оклад тебе дан добрый, полковничий. Ты послужи-ка поначалу в моём Московском полку, поживи в столице. Здесь и домик купишь в Немецкой слободе, где живут все офицеры-иноземцы и где стоит лютеранская кирха! А там, усвоишь речь московитов, обучишь новобранцев солдатскому строю, можешь и во Псков путь держать, смотреть своё Залесье. Только, думаю, недолго тебе там хозяйничать! Слышал, что царь говорил. Думаю, он не только с ляхами за Смоленск и Украйну, но и со шведом за земли «отчич и дедич» на Балтике биться хочет. Ну, а на войне, сэр, нам царь-государь платит двойное жалованье. Так что готовься к походам, Джеймс, а пока привыкай к московским обычаям!
Но предсказания о скорых походах сбылись не сразу. Только через пять лет Переяславская казацкая Рада Богдана Хмельницкого попросила Алексея Михайловича принять Украйну под высокую царскую руку, и началась война со шляхетской Речью Посполитой.
Тем временем Джеймс Брюс исправно служил под командой генерала Лесли: учил солдат регулярному строю, сам учился русской речи и привыкал к московским порядкам. Впрочем, на Кукуе, в обществе иноземных офицеров, купцов и лекарей, всё дышало не Москвой, а Европой, чаще слышались немецкая, голландская и английская речь, чем московский говор. Мэри на свой вкус обставила добротный купеческий особняк, купленный Брюсом не без помощи Гебдона, а Джеймс завёл себе кабинет, где расставил по полкам свои университетские книги. Теперь по тем книгам будет учиться сынок Вильям, а Джеймс будет ему прямым наставником.
Но как-то заскочил в кабинет Джон Гебдон и доверительно сообщил Джеймсу: война с ляхами дело решённое, царь отправляет на днях к Богдану Хмельницкому своих бояр-послов, а следом двинет на Украйну и под Смоленск московское войско.
— А мне предстоит дальний путь — в Амстердам, в Голландию, покупать оружие и вербовать знающих офицеров! Ведь у царя Алексея солдатушек — море, а офицеров в строю — кот наплакал! У государя все надежды на опытных офицеров старого выхода вроде тебя, Джеймс. Сам вечор слышал, как боярин Милославский наказал твоему генералу Лесли немедля отправить тебя во Псков принимать полк.
— Да ведь Псков стоит на шведском, а не на польском рубеже! — удивился Брюс. — Неужели царь, воюя с Польшей, ввяжется ещё и в войну со шведом?
Джон Гебдон в ответ только развёл руками: