Страница 14 из 97
В Англии в это время проводилась знаменитая монетная реформа. Фактическим руководителем её был новый управляющий Монетным двором Исаак Ньютон. Был принят билль о перечеканке всей старой монеты машинным способом. Монеты выходили теперь правильной формы, а по краям шла надпись, так что обрезать её было невозможно. На Монетном дворе в Тауэре было установлено девятнадцать машинных станков, вращаемых лошадьми, и Пётр, любопытный ко всем техническим приспособлениям, познакомился с ними. Без присутствия управляющего Монетным двором Исаака Ньютона, эти посещения, конечно, не обошлись, и Яков Брюс неслучайно присутствовал при этих посещениях Тауэра. Ведь Пётр I и сам замышлял провести в России монетную реформу. Ему ведь ещё в детстве много рассказывали о страшном медном бунте, случившимся в Москве при его отце царе Алексее из-за порчи монет.
Брюс сопровождал царя и при его поездке в Оксфорд, где познакомились со знаменитым университетом, старейшим и крупнейшим в тогдашней Англии.
Конечно, царь и его спутники посетили не все восемнадцать коллегий университета, но им показали знаменитую Бодлеанскую библиотеку. Посещение Королевского научного общества и Оксфорда пришли на память Петру, когда он впоследствии стал строить прожекты открытия Российской Академии наук и развития образования в России.
Яков Брюс был для него как бы напоминанием об английских визитах. Ведь вместе с ним молодой царь посетил и знаменитую обсерваторию в Гринвиче. Брюс стал потом заниматься математикой у директора этой обсерватории Фламстида. Словом, Пётр I и Яков Брюс старались увидеть в Англии всё лучшее и, можно сказать, улучшали здесь своё образование.
Но царь есть царь. Как полководца и флотоводца, его по-прежнему больше всего занимали военное искусство и море. Небольшой городок Дептфорд, куда переехал Пётр из Лондона, был удобен в том плане, что рядом с ним находился Вулич, где располагался главный королевский арсенал и дымили пушечные заводы.
Уже 2 марта 1698 года царь со своими спутниками посетил Вулич, где был принят Сиднеем, графом Ромни, генерал-фельдцейхмейстером британской армии. Так Яков Брюс впервые увидел генерала, занимавшего загадочную должность генерал-фельдцейхмейстера. Эту должность в дальнейшем пришлось занять и ему самому в рядах российской армии.
Высокий, краснолицый, с громовым голосом, граф Ромни водил своих гостей мимо раскалённых горнов, в которых выковывались бомбарды для грозных кораблей королевского флота. Граф казался воплощением самого бога Марса, победоносного бога войны. В арсенале хранились и ждали своего часа сотни пушек, которые вскоре загрохотали на полях баталий европейской войны. И у Петра, и у Брюса горели глаза при взгляде на эту мощь: нам бы такую силу!
Посещение Вулича завершилось весёлым ужином и роскошным фейерверком, устроенным графом Ромни в честь московского царя. Оказалось, что сей грозный Марс — великий мастер по части фейерверков, и пирамиды огненной потехи поднялись и над Вуличем и над Темзой. В этом свете как сказочное видение, с белыми, наполненными морским ветром парусами, к пристани Вулича причалила лёгкая яхта. С неё сошли старые знакомые Петра: адмирал Митчелл и маркиз Кармартен.
— Мой король поручил передать вашему царскому величеству яхту «The Transport Royal»! — отрапортовал Митчелл по-голландски.
И снова загремели артиллерийские залпы и загорелись огни фейерверка.
На другой день царь, радуясь королевскому подарку, три часа ходил на своей яхте по Темзе. Маркиз Кармартен отлично умел обращаться с парусами. Вернулись в Вулич, где Пётр и показал любезному другу договор о табачной монополии.
— Ваша компания, маркиз, может привозить десять тысяч бочек табаку в год (в каждой бочке по 500 фунтов) и за каждый год платить казне четыре копейки пошлин! А договор сей учиним на семь лет! — разъяснил царь условия договора.
Маркиз Кармартен склонил голову и молвил почтительно:
— Моя компания, ваше величество, тотчас предоставит вам в кредит двенадцать тысяч фунтов стерлингов, как только мы получим подписанный вами договор на русском, латинском и немецком языках!
А Митчелл добавил:
— Мой король в конце марта организует для вас, государь, большие манёвры корабельного флота в Портсмуте.
На сей примерный бой, который королевский флот собирался провести на Спитхэдском рейде под Портсмутом, Пётр захватил с собой всех русских волонтёров, бывших с ним в Англии. Молодцы были дюжие, крепкие, закалённые тяжёлой работой на верфях, и поездку восприняли радостно. В первый же день, 20 марта, проехали 40 миль и заночевали в небольшом местечке Годильминге, где остановились в таверне, предназначенной для моряков. И откушали по-моряцки: «Съели пуд с четвертью говядины, барана весом в полтора пуда, три четверти ягнёнка, плечо и филей телятины, восемь кур и восемь кроликов, запив это пиршество двумя дюжинами белого и дюжиной красного столового вина, добавив к тому три кварты коньяку и шесть кварт глинтвейна». Но все проснулись бодрыми, и уже в девять утра двинулись в дальнейший путь. К вечеру въехали через подъёмный мост в Портсмут, главную базу королевского военного флота.
Наутро на рейде Портсмута увидели целую эскадру в двенадцать линейных кораблей. Пётр не замедлил подняться на борт самого крупного из них. Брюс по-прежнему служил главным переводчиком. Поднялись на борт флагмана, где их приветствовал адмирал Митчелл. Корабль «Король Вильгельм» поразил царя размерами и мощью — на нём было установлено сто шесть медных пушек, а экипаж насчитывал семьсот матросов.
Побывали ещё на трёх таких же мощных кораблях: команды дружно приветствовали Петра, а после полудня вся эскадра окуталась пороховым дымом: по приказу адмирала был дан салют в честь государя России!
На другой день эскадра вышла из гавани и направилась к острову Уайт, но манёвры в тот день не состоялись из-за полного штиля. Зато капитаны кораблей вечером устроили в честь царя весёлую пирушку. За разговорами Петра особенно поразил здоровенный верзила-капитан, признавшийся, что он знает кузнечное дело и даже имеет небольшую кузню на своём корабле. Сам опытный кузнец, Пётр, посетив тот корабль, осмотрел кузню первым делом.
Наконец 24 марта подул ост-зюйд. Корабли подняли якоря и вошли в Спитхэдский пролив, где и разыграли примерную морскую баталию, став линиями против друг друга и открыв такой крепкий огонь, что весь пролив затянуло пороховым дымом. Царь был в восхищении от манёвров и снова сказал Митчеллу, что хотел бы быть больше английским адмиралом, чем русским царём.
Конечно, адмиралом быть проще, чем государем. В этом Пётр вскоре и убедился по возвращении из Портсмута!
На обратном пути он посетил королевский дворец в Виндзоре и любимую загородную резиденцию Вильгельма III в Гамптон-Корте. Поскольку возможна была и встреча с королём, царь отправил своих шумных волонтёров в Дептфорд, а при себе оставил только Брюса как переводчика и человека знатной породы.
В Виндзоре они посетили капеллу Святого Георгия, где происходило посвящение в кавалеры высшего английского ордена — ордена Подвязки.
— Что ж, Яков, вернёмся в Россию и свой кавалерский орден учредим — имени Андрея Первозванного! Как знать, может, и ты станешь кавалером того ордена!
(Когда они, молодые и весёлые, восхищались Виндзором и вели разговор об орденах, оба и не ведали, что Пётр I сам станет кавалером ордена Андрея Первозванного после морской виктории на Неве, а на Брюса возложат сей орден после Полтавской баталии.)
Осмотрев по пути замок Гамптон-Корт, 27 марта Пётр и Брюс вернулись в Дептфорд, где их ждало тревожное известие о кончине испанского короля Карла II. Весть эта оказалась тогда ложной, король Испании прожил ещё два года, но Пётр встревожился и отписал в Москву думному дьяку Виниусу: «А что по его смерти (если то правда) будет, о том ваша милость сам знаешь». Путешественник-корабел был не наивен и предвидел войну за испанское наследство.
Пришлось заняться вопросами большой политики. 2 апреля царь посетил заседание британского парламента. В тот день Палата лордов и Палата общин заседали совместно, поскольку король «проталкивал» важный билль о поземельном налоге, который как раз и должен был подготовить английскую армию и флот к войне.