Страница 46 из 59
Идёт. Отстала шагов на двадцать, но идёт. Лицо кислое, но не плачет.
— Прости! — отреагировала она на мой взгляд, обращённый к ней. — Я не…
Она громко всхлипнула, так и не сказав, чего «не». Но мы вроде никуда не торопимся, так что может быть ещё скажет. Хотя, возможно, стоит поторопиться. Уже и я почувствовал голод, а взглянув во внутренний мир, обнаружил прозрачную словно слеза ребёнка Благодать. Странно. Утечек никаких не чувствую. Ем я её, что ли?
И съесть некого. Вокруг ни демонов, ни животных на шашлык.
— Я не знаю, зачем я это сказала, — вновь попыталась что-то до меня донести японка. — Это были мои мечты последние десять лет. Купить домик в какой-нибудь глуши и завести детей. Троих. Чтобы они ходили в обычную школу, играли с другими нормальными детьми. И чтобы никаких убийств, никаких демонов и никаких кланов.
Она замолчала, а я внезапно обнаружил, что она догнала меня и теперь идёт рядом.
— С детства из меня выращивали… вот это. Моей любимой игрой была «А теперь изобрази любящую внучку и незаметно подсыпь яд бабушке Сё». А потом, когда за клан всерьёз взялись якудза, мои родители остались прикрывать отход и погибли. И у кого же решил искать убежища мой дражайший дедуля? Ха! У демонов, с которыми он так отважно боролся! Оказалось, что гордый клан охотников, последнюю сотню лет охотится исключительно на людей…
Мегуми снова замолчала, и молчала так довольно долго.
— Скажи… То, что ты мне тогда говорил, это правда? — обогнав, она перегородила мне дорогу и вперилась своими ярко-желтыми глазищами.
— Что говорил? — опешил я.
— Что ты можешь быть абсолютно честным с близкими людьми!
Когда это я такое говорил? А хотя да, что-то подобное говорил, было дело.
— Могу. Мне так проще, — честно ответил я.
Вот только где их взять, этих близких…
Мегуми молча убралась с моего пути и пошла рядом, продолжая гонять своих мозговых тараканов, а я задумался о своём, о женском. Та сила, которую я почувствовал в маме… Её ведь не набрать за тридцать лет, шестнадцать из которых она изображала уборщицу. Сколько ей на самом деле? Лемонема в свои почти четыреста, просто дитя неразумное по сравнению с ней. Тьфу ты, Хиноэнма. И вот какого чёрта она изображала уборщицу? Заняться больше нечем было? Или это такая демонская деменция?
Или же она правда попала под какое-то особо сильное колдунство моего отца, которое я недавно снял? Что за силища тогда у моего отца? И что за суперсила? Судя по тому, что я увидел перед отбытием сюда, управление временем у меня от мамы.
Способности точно передаются по отцовской линии, иначе не было бы в евангелии от Мороза этого Вирд родил Агона…
Короче, тут два варианта. Или отец мой специализируется на промывании мозгов демонам. Или не специализируется, но тогда он просто зверь какой-то, мимоходом промывший маме мозги. Первый вариант мне сейчас никак не проверить, за отсутствием демонов. Но сталкиваясь с разными демонами на прошлой неделе, я ни одного не убедил мыть вокзал. Хотя и не пытался. А ещё в пользу этой версии идёт снятие отцовского колдунства с матери. Хотя там было что-то про кровь…
Второй вариант плох тем, что я не представляю, какая суперспособность могла быть у моего отца. Ну допустим, как и сообщил мне Мороз, он из рода Вирд. Предсказание будущего? Да не смешите мои тапочки! Имея на руках все зацепки по Камелии, я до последнего не догадывался, что она выкинет. Хотя это было так очевидно.
Что ещё я за собой замечал?
Я отправил гнома сюда. И даже демоницу, хоть она и упиралась. Но своей родовой способностью Камелия сделала это со мной не напрягаясь, просто ткнув пальцем в нос. Как дополнительная способность пойдёт, но как основная — сомневаюсь.
Есть правда ещё один вариант. Если мой отец принадлежит к тому же роду, что и мать, то всё сходится. И про его появление в нашей дыре, и чего полез к маме. Может быть он считал, что у них с мамой любовь. А её спрятали от него. А он такой всё узнал, и нашёл её. А она ему такая: «Я не люблю тебя! Отправляйся в ад, откуда пришёл!». И тогда он сделал в расстроенных чувствах всё то, что сделал. Этакие Орфей и Эвридика, только наоборот и через… По-другому, короче. Или Тристан и Изольда…
И тут я застыл на месте, как молнией поражённый одной простой мыслью.
А как зовут мою маму?
Вот блин!
Я поискал в памяти те моменты, когда я мог слышать или видеть имя матери. Разговоры со слугами? Как она представлялась?
Хм. Похоже, что никак. Я даже обратил сегодня внимание, что она разговаривает по телефону как опытный мафиози: «Добрый день. Я звоню вам сами знаете по какому вопросу…».
Документы? Пропуск на железную дорогу? Не разглядывал. Паспорт? Вообще не видел. Квитанции за свет и за воду? Не видел ни разу. Есть цифры счетов, плачу по ним с терминала в Шестёрочке.
В школе? Так там давно уверены, что мать спилась и ни за что не отвечает. Потому и не беспокоили.
— Что случилось? — насторожилась Мегуми.
— Как зовут мою маму? — спросил я её.
Девушка, словно школьница на районной олимпиаде по математике, сначала попыталась понять в чём подвох. Потом честно стала вспоминать…
— Не знаю… — наконец сдалась она. — Она никогда не представлялась.
Блин! Всё чудесатее и чудесатее!
Я опомнился и пошел дальше.
— И как? — спросила японка.
— Ты не поверишь! Не знаю! — выдал я страшную тайну.
— Офигеть! И это я хотела ещё пожаловаться тебе на своё детство.
— Ты уже жаловалась.
— Да жаловалась! Но хотела ещё…
— Ты как себя чувствуешь? — спросил я её. А то как-то бодрости у неё сильно поубавилось. Я думал расклеилась от своей истерики, но похоже просто устала.
— Зверски хочу есть. Скоро начну грызть деревья, как бобёр!
— Это не деревья. И возможно они даже съедобны, но проверять как среагирует на повреждения весь организм — не хочется.
— Что ты имеешь в виду? — удивилась она.
— А посмотри внимательно вот туда… — я указал на край соседней лепёшки. — Это всё гигантские живые организмы. Вон пупырчатый край, дальше оно становится толще и темнее, и метрах в десяти от края начинают расти ворсинки. Ворсинки ветвистые и очень медленно крутятся вокруг своей оси. Отсюда и ощущение головокружения.
— И мы идём прямо по нему? — вытащила глаза японка. — Может лучше пойти по песку?
— Кто знает, что в этом песке водится? Да и пупырки на краях выглядят подозрительно.
Я взял её за руку и предал немного Благодати. Чуть больше, чем в прошлый раз. Этим и отвлёк от осознания нашего положения.
— Спасибо! — оживилась она. — Спать больше не хочется. А ты хочешь… ну, есть?
— Ты про поглощение искры? — спросил я и дождался её кивка. — Да, было бы не плохо.
— Если мы здесь задержимся, то ты можешь съесть меня.
Я покосился на неё.
— Зачем мне тебя есть?
— Это логично. Если я останусь здесь одна, то точно не выживу. Я и так жива только потому, что ты делился со мной этой своей демонической энергией. А ты выживешь…
— Пока эта моя демоническая энергия есть, а там глядишь и найдём чего…
— Может и найдём. Но если нет, то лучше убей меня. Этот голод… Я чувствую, что ещё чуть-чуть и я потеряю разум. Стану бросаться на тебя, как голодная кошка!
— Станешь бросаться, тогда и убью. А пока Благодать есть.
— Нет! Тупой ты хикки! Я не хочу сходить с ума от голода! — закусила удила японка. — Да что же это за фигня такая! Мне в детстве все уши прожужжали, какие демоны похотливые! Не высовывайся, говорили они, сама не заметишь, как он уже тебя… И вот горячо любимый дедуля дарит меня демону, и что? И ничего! Так и умру девственницей в какой-то жопе!
Блин! Никогда не пойму этих женщин. И эдак ей не так, и наоборот тоже плохо.
— Что, прямо здесь? — обвёл я рукой мрачную действительность, сделав из её монолога правильные, как мне кажется, выводы.
— А что, слабо? У тебя шкура толстая, а я сверху буду! — она окрасилась в малиновый цвет и пояснила: — Меня бабушка всему научила.