Страница 30 из 31
Одной рукой я вырвала у нее сотовый телефон и швырнула его в фонтан, другой сорвала с нее футболку, лифчик и отбросила их в сторону, не выпуская ее из объятий, вцепившись клыками в нижнюю челюсть. Я, а не чудовище, даже зная, что она никогда меня не услышит, попыталась закричать, предупредить, но ничего не вышло. Теперь его действия были моими, как если бы я контролировала их. Я истерически рыдала, желая, по крайней мере, избежать того, что, как я знала, должно было произойти. Я не могла сделать ни того, ни другого. Мне ничего не оставалось, как смириться, стать его гребаной марионеткой.
Теперь обе его руки были свободны, и он погладил ее груди, — тяжелые, мягкие — проводя большими пальцами по соскам. Это заставляло его член пульсировать. Глядя так близко в ее расширенные, полные ужаса и боли глаза, я поняла, что она парализована. Он точно знал, куда вонзить свои клыки, чтобы заставить ее замолчать. И все же мысленно она была здесь. Она знала, что происходит. Так же, как и я. Мы обе были жертвами. Мы обе ничего не могли сделать, чтобы спастись.
В следующее мгновение его клыки убрались с ее челюсти, голова склонилась набок, и он вонзил зубы в ее сердце, ворвался в грудную клетку, разрывая ее плоть, ища орган, которого жаждал. Он был похож на разъяренного волка. Он нашел сердце и глубоко вонзил клыки в самую середину. Она не закричала, не пошевелилась. Он парализовал ее, но ее сердце все еще бешено колотилось, и с каждым бешеным ударом ее теплая кровь так же яростно вливалась в его рот, в его горло, как эякуляция. Это был сексуальный порыв, а также бешеное, необходимое питание. Это сбило его с толку, и когда он осушил ее кровь, он кончил, сильно, быстро. Меня накрыла тошнота.
Затем он замедлился. Жизнь покидала девушку с каждым медленным ударом, пока все не закончилось. Когда он поднял голову, я посмотрела на ее разорванную, окровавленную плоть, ее обнаженную грудь, ее бледную кожу и ее большие, безжизненные глаза. Он поднял ее, словно тряпичную куклу, и бросил обмякшее тело в фонтан. Ее голова с громким треском ударилась о статую ананаса, а затем соскользнула в воду. Лежа лицом вниз, она больше ничего не видела. Он вытер рот тыльной стороной руки и пошел прочь.
Я вскочила, словно молния пронзила мое тело. Финн опустился на колени возле моей кровати, пристально глядя на меня и положив руку мне на плечо.
— Зачем ты меня разбудил? — Спросила я внезапно, разозлившись, адреналин все еще бил ключом. — Я могла бы последовать за ним! Я посмотрела вниз и порадовалась, что мое полотенце все еще на мне.
— Что ты видела на этот раз? — спросил он. — Что, Райли?
Я рассказала ему. Я рассказала ему все. Он пристально смотрел на меня все это время, ни разу не спуская с меня глаз.
— Господи, Финн, это же… ужасно. Я даже не могу описать, каково это — быть там и быть… беспомощной. Чувствовать его отвратительные желания внутри себя.
Во мне бушевал гнев, и я пристально посмотрела на него.
— Я хочу убить этого придурка, Финн. Я хочу убить его сама. Я хочу, чтобы он вышел из меня!
Финн коснулся моей челюсти костяшками пальцев.
— Я знаю, — тихо сказал он. — Я не могу обещать, что мы позволим тебе убить его в одиночку, но мы найдем его. Мы убьем его, Райли. Все вместе. — Он посмотрел на меня. — Клянусь Богом, мы это сделаем.
Мой взгляд был прикован к нему, так похожему на взгляд Эли. На долю секунды я захотела Эли так сильно, что мне стало больно. Я скучала по нему.
— Финн, чудовище вышло из-под контроля. Я никогда не испытывала такой ярости, ненависти — такой тошноты. Это похоже на что-то из фильма ужасов.
Я ущипнула себя за переносицу, потом снова посмотрела на него.
— Откуда ты знаешь? — Спросила я. — Что случилось?
Он постучал меня по виску:
— Я все слышал. Слышу, но не вижу.
Я молча кивнула:
— Спасибо. Люк и Никс еще не вернулись?
Финн встал.
— Нет, но они уже в пути. Почему бы тебе не поспать? По-настоящему?
— Да, хорошая идея, — сказала я и встала. — Еще раз спасибо. За то, что ты со мной. Надеюсь, я не сделала ничего необычного.
Финн улыбнулся:
— Ничего более странного, чем всегда.
— Придурок.
Финн рассмеялся и вышел из комнаты. Я переоделась в свободные боксеры и черную майку. Потом я почистила зубы, собрала свои влажные волосы в конский хвост и поползла обратно в постель.
Мне не следовало этого делать.
На мгновение я открыла свой острый слух. Звуки доносились до меня шепотом, как будто кто-то открыл кран: люди разговаривали по всему городу, звонили телефоны, смеялись, лаяли собаки, гудели клаксоны, играла музыка, люди трахались, стонали, плакали, дрались, телевизор переключал девяносто тысяч каналов одновременно. Пот выступил у меня на лбу и стекал по вискам. Я крепко зажмурилась, сжала кулаками простыни и стала дышать — вдыхать и выдыхать, вдыхать и выдыхать. Медленно, ритмично, легко. Я выбрала один звук, один единственный звук из миллиона — молящийся священник, и выделила его. Это казалось самым безопасным. Это казалось самым мудрым решением.
Голос священника, глубокий, ровный, утешительный, заполнил мои уши, и все остальные звуки города исчезли. Я понятия не имела, что он говорит, он говорил в основном по-латыни и время от времени произносил английское «аминь». Это успокоило меня, настолько, что мое тело расслабилось, пульсация в голове ослабла, и мое дыхание вернулось в норму. Не знаю почему, но я чувствовала себя в безопасности. Меня поразила мысль, что я уже много лет не была в церкви.
Я прислушалась, не вернулись ли Никс и Люк, слышала время от времени хихиканье Джози, знакомый смешок моего брата и низкое гудение телевизора с сериалом «Место преступления: Майами». Мои веки отяжелели, я устала, звуки стали более отдаленными, и не успела я опомниться, как снова уплыла.
Я обнаружила, что блуждаю по коридорам огромного замка, построенного из древнего камня, деревянных балок и старинных гобеленов. На подоконнике сидела серая кошка и дремала, ее мурлыканье гудело во мне. Вокруг никого не было — поначалу. Вскоре, однако, я услышала смех и последовала за ним в дальнюю комнату наверху.
Меня пробрал озноб, и когда я взглянула на себя, то поняла почему. На мне не было ничего, кроме гранатового шелкового халата, пары черных сапог с шипами, зашнурованных сзади и доходивших до бедер, мои волосы были завиты и свободно уложены на голове. Гранатовое шелковое колье украшало мое горло. Почему я так одета? Где же я была?
Я продолжала идти, но чем больше я искала остальных, тем дальше, казалось, удалялись голоса. Затем я затерялась глубоко в недрах замка, где свет был более тусклым, тени вытягивались в длину, и холод пробирал до костей. Я затянула края халата, но он был узким и тесным.
Наконец, я увидела свет, мерцающий под закрытой дверью, и прижалась щекой к старому дереву. Внутри было тепло.
— Войди, — раздался изнутри знакомый голос. — Я хочу тебе кое-что показать.
Как будто я не контролировала свои действия, мои ладони прижались к двери, и я толкнула ее. Дверь качнулась на скрипучих петлях, и, заглянув внутрь, я увидела стоящего рядом с ревущим огнем Викториана Аркоса. С ног до головы, вплоть до кожаных ботинок, он был одет во все черное, от фирмы Армани. Его длинные волосы были свободно заплетены в косу. Мое тело тут же напряглось от страха, я попятилась и закрыла дверь.
— Не убегай, — сказал он.
Викториан стоял позади меня, в коридоре. Его дыхание коснулось моего уха.
— Обернись.
Как будто это был кто-то другой, мое тело повернулось к нему лицом. У меня не было никакого контроля. Стоя спиной к двери, я смотрела на его красоту, затаив дыхание, потеряв дар речи.
— Эли сохранил тебе жизнь. Почему? Что вы там вдвоем обсуждали?
— Ах, да. У Элигия не было другого выбора, кроме как сохранить мне жизнь. И я предоставлю ему самому объяснять почему. Все гораздо сложнее, чем ты или он можете себе представить. А теперь довольно болтовни. Я дорожу этим временем с тобой, и я не хочу никакого другого вмешательства.