Страница 3 из 4
– Валёк, да ты что-то не то подумал, – примирительно произнес Марк.
– Да, золотце! – подпряглась и моя подружка.
– ИдиТы… – ответил я ей и отвернулся.
Я бы ушел от них, но электричка уже набрала ход, да и людей в вагон набилось под завязку, не пролезть. В проходах терпеливо стояли вечные старухи, куда их только черти носят в их неполные сто лет. Я поднялся и осчастливил одну из них, предложив свое место, древняя старушка юркнула туда резво, как молодая. Глядя на меня, такой же широкий жест сделал и Марк.
– Ну, побьешь меня, когда выйдем, пусть тебе легче станет, – примирительно сказал он мне.
Выяснять отношения среди чужих ушей мне не хотелось. Поэтому я холодно промолчал, хотя на языке так и вертелся вопрос: а есть за что?.. Ладно, позже я это обязательно выясню. И морду обязательно набить успею.
Колеса стучали, народ отвязно переговаривался – ещё бы, воскресный денек, дачи, внуки, грибы, все такое. И только мы втроем дулись друг на друга по разным углам. Прежде, как только электричка отправлялась, я брал гитару, и мы начинали петь. Точнее – играл на гитаре и пел в основном я, а чего скромничать, у меня неплохой слух и голос, бархатный баритон, как утверждала моя маман во время редких посещений. Ну, раньше, когда она ещё не оставляла надежды упечь меня в артисты… А сейчас из новенького транзисторного кассетника Весна-306 по вагону разносились голоса супермодной ливерпульской четверки, моя же гитара сиротски торчала под окном.
Вскоре народа поубавилось. Я дотянулся до гитары, взял её и сел на противоположной стороне вагона, у окна. Марк долго стоял, не решаясь куда притулиться, потом хмуро уселся на свое прежнее место, напротив Эдиты. Кассета закончилась. Эдита протянула ему магнитофон, их руки соприкоснулись, и Марк резко одернул свои.
Всю оставшуюся дорогу он мрачно молчал, видимо, представлял, как я его распишу.
В отличие от него, моя подружка на голубом глазу чирикала, пытаясь заговорить поочередно то с ним, то со мной. В Местерьярви она, лучась самой милой из своего арсенала улыбкой, заискивающе обратилась ко мне:
– Валёк, выходим на следующей, да?
Я равнодушно пожал плечами.
– Мне все равно где вы сойдете. Лично я еду до Куолемаярви. – И, взяв несколько аккордов, с громко и чувством запел: – Если др-руг оказался вдр-руг…
Эдита подскочила со своего места и возвысилась надо мной разъяренной фурией.
– Нет!.. Мы выйдем в Яппиля!..
– Пожалуйста, выходите… И не др-руг, и не вр-раг, а так…
– Значит так, да?!.
– Если ср-разу не р-разберешь…
– Мы выходим здесь! Ясно тебе?..
– ИдиТы. Плох он или хор-рош…
– Марк, пошли! – скомандовала Эдита.
Тот нерешительно топтался, колеблясь. Но я, зная теперь его продаж… э-э… компромиссную натуру, наперед догадался о его решении.
– Мы уходим, золотце, – ласково известила меня Эдита, таща в одной руке кассетник, в другой Марка. – Догоняй!
– ИдиТы. – Я завершил куплет мажорными аккордами.
Электричка остановилась, люд вышел. Я оглянулся – так и есть, сошли. Ну и идите вы оба на… Стоя на перроне, они переругивались, и, по всему, главенствовала в споре ИдиТы – как обычно.
Я отложил гитару, и пару перегонов чувствовал себя победителем. И в то же время меня одолевал вопрос, зудевший, как надоедливый комар: вот какого черта я завелся?.. Подумаешь, магнитофон…
На станции Тарасовской я внезапно подскочил, как ужаленный, и выпрыгнул из вагона в самый последний момент.
Людей было мало, в основном бабки, и они уже свернули на известные им грибные тропинки. Я потянулся, подставив лицо под слепой дождик, но тот тут же закончился. Мне захотелось искупаться вдали от всех; зайдя в лес, я направился к озеру Колечко.
Впереди меня, перекликаясь, рыскали вездесущие бабки-грибницы. Я быстро обошел их и вскоре остался один. Заблудиться я не боялся, поскольку все наши леса излазил с друзьями с детства. Здесь мы с ними не раз, удрав на целый день, играли в войнушки. Потом, повзрослев, разбавляли мальчишечьи компании девочками… Так что пусть ИдиТы не задирает нос, девчонок на свете много.
Первое время я шел, бесконечно перемалывая в душе свою ревность и обиду. Он думает, что отбил у меня девчонку, этот рыжий! Ага, так ему и обломилось! Не та штучка попалась… Я представлял, какие концерты ему сейчас закатывает моя языкатая подружка и злорадничал. А ты что, думал – это овечка? Да она же самая настоящая пила! Все кости тебе перепилит, сам сбежишь. Это я такой терпеливый, прощаю ей все выходки. А вообще – ну их, этих баб, и без них прекрасно живется…
Наконец впереди показалось озеро. Я решил отдохнуть и обдумать – в какую сторону все-таки двигаться. Поэтому, дойдя до воды, свернул вправо и пошел по тропке между деревьями, разыскивая удобное для отдыха местечко.
Вскоре таковое нашлось – это был крутой травянистый берег с небольшой полянкой наверху; там я и остановился. Сбросил рюкзак, сбросил одежду и спустился на крохотный песчаный пляжик. Оглядевшись и не увидев никого вокруг, я быстро сбросил труханы, и, оставшись в чем мать родила, прыгнул в воду.
Вдоволь наплававшись, я вышел и напялил одежду на мокрое тело. Тут же проснулся мой зверский аппетит, и я, достав из рюкзака бутерброды, заботливо приготовленные вчера подружкой, с аппетитом принялся жевать их. Вода остудила мою горячую голову, вымыла из неё дурацкую ревность и обиду, поэтому соображать я стал лучше.
Вот какого черта я взбеленился?.. Ну подумаешь, ИдиТы случайно столкнулась с Марком, и они вместе сходили в магазин, что здесь такого. Вон какие вкусные бутерброды она мне приготовила, мне, между прочим, а не этому рыжему, Марку, то есть… Наверняка они уже загорают на озере Комонь, как мы и намечали с Эдитой, а вот теперь Марк, а не ты, пялится на её сиськи… Хватит дурить, надо идти к ним!..
Я быстро собрался, на ходу дожевывая бутерброд, закинул за плечи гитару и рюкзак. Все, в путь! Подумаешь, двадцать километров, или сколько там, для бешеной собаки это не крюк. И я пошел лесом, напрямую, через заросли вереска.
Налетел внезапный ветер, затрепал верхушки сосен. Я вырос в этих краях, и я далеко не романтик, но простой парень, шоферюга. Однако в шуме сосен мне всегда чудилось нечто скрытое, таинственное. Вот и сейчас мне казалось, что сосны словно хотели поведать о чем-то, а может быть звали куда-то…
Я шел как на автопилоте, пока не услышал голоса, а затем среди деревьев показались палатки. Ясно, студенты… Я хотел пройти стороной, но тут меня окликнули:
– Валёк, ты?.. Погоди!
Ко мне направлялся мужик лет пятидесяти спортивного вида, вроде бы знакомый, ведь откуда-то ему известно мое имя. Я остановился, пытаясь вспомнить – кто это. Мужик протянул мне руку и, улыбаясь, спросил:
– Что, пацан, забыл как я тебе люлей вешал?..
Я хлопнул себя по лбу.
– Павел Денисович!.. Вспомнил…
Мы обменялись крепким рукопожатием. Одно время, ещё до армии, когда я ходил на тренировки по боксу, Павел Денисович был у нас тренером. Люлей на тренировках он навешивал не только мне, но и всем прочим пацанам. Помню, особо мне доставалось в спарринге с ним. Зато он поставил мой коронный удар – левый хук в корпус, правый в голову. Ну и еще отработал пару приемчиков самбо, это так, отдельно. После этого я счел себя достаточно опытным для уличных боев и прекратил тренировки.
Павел Денисович окинул меня быстрым и внимательным взглядом.
– Ты один? Куда двигаешься?
– А, к друзьям иду, в Яппиля.
– В Яппиля? – удивился мой бывший тренер. – Так это же в совсем другой стороне!..
– Чего?.. – не поверил я. – Быть такого не может!..
– Ну так сам вот посмотри, – он протянул мне компас.
Мне стоило только взглянуть, как я сразу понял, что оплошал как пацан! Я, действительно, шёл в противоположную сторону!
– Не может быть… – растерянно повторил я и помотал головой.
– Компас-то у тебя хоть есть? – осведомился Павел Денисович.