505

Оружие смерти

Оружье смерти мне готовь,

и я нырну в петли той прорубь,

на дуло я направлю бровь,

иль приговор приносит голубь?

Пусть дикий сок отравой зла

по сети вен, шипя, польётся,

иль пусть амурная стрела

вмиг гарпуном кривым воткнётся!

Иль шин поток меня снесёт,

гуашью скрасив пыль дороги?

Пустыня сок мой иссосёт,

замёрзну ль камнем на пороге?

Обняв сугроб иль чан с вином,

усну, забыв позыв проснуться?

Войду ли в штиль озёр винтом,

чтоб тайн невидимых коснуться?

Иль дно реки вдохнёт меня,

иль буря шею скрутит рогом?

Надеюсь, вынув из огня,

меня представят перед Богом!

В любую пору, час и год,

минуя жар и холод паник,

любую смерть, любой исход

готов принять усталый странник!

Ромашкины. Гербарий

Халва, запитая вином,

и вкус любовности в борделе,

мечта в потоке временном -

всё это ты, на самом деле.

Тебя адамьи я любил

среди всего и вся в округе.

Себя же адово сгубил,

и ты не стала мне супругой.

А знаешь, ты всегда во мне,

тебя ищу во спинах, ликах!

Ты с божьим духом наравне,

свеча темниц моих великих.

Поток надежд течёт к тебе

дыханьем, рифмою, молчаньем.

И в каждой ты моей мольбе

всё также ярко, неслучайно.

Я буду век внутри носить

желанный образ и печали.

Смогу ль, не знаю я, простить

святых, что нас не повенчали!

Татьяне Ромашкиной

Стрипteeth

Ах, дом горячих тел

и душ забытых дома,

чью похоть я воспел

в потоке света, рома!

Ах, песни спелых губ,

медовый шарм объятий,

мелодьи райских труб, -

всё здесь! Ах, нити платий,

их радужный каскад!

Ах, шёпот – клей разбитым

надеждам, коим рад

давно бывал, налитым!

Ах, алый сад в плодах,

приют рукам поэтным,

с пером что не в ладах,

и что в ладу монетном!

Измерен ритм и шаг,

и сумма каждой встречи,

где нынче каждый – маг

с именьем франков, речи.

Ах, дом и замок тем,

забытых за порогом

(где ртом и сердцем нем),

оставшихся лишь в слоге.

Ах, храм, лека?рный дом!

Перст Бога – их ладони,

что в утре голубом

отринут в полутоне.

Марина-вская впадина

Исчезнуть, жить в безве?стьи,

средь ветра, рек, травы,

как в божьем сне и месте,

без быта, дум в главе.

И плыть бы средь раздолья

полей, зеркал озёр,

смотреться с небо только,

метя из мыслей сор.

С тобой едино б спеться

в избушке между скал,

сюда от мира деться,

найдя свой, что искал.

И в чайном плыть дурмане,

всем клевером дыша,

и сок берёз с поляны

испив из рта ковша.

Играя в снах, рефреном

на нотах всех росы,

хочу жить, а став тленом,

быть частью сей красы.

Аннигиляция

И будут сны вливаться в сны,

я между пёрышком кружиться,

летя в июнь из дней весны,

чтоб в лете пламенно обжиться.

Меняя облик, форму, цвет,

входить в иные измеренья,

я буду, знать всему ответ,

найдя войне дум примиренье.

Втекая в море, пламя, пар,

иной субстанцией предстану.

И льдом меняясь на пожар,

то тьмой, то радугою стану.

Я стану кем хочу, кем ты

прикажешь быть во сне и яви.

Со дна ворвуся я в порты,

и орошу снегами травы.

Из туч я снова превращусь

в стекло и насыпи берлоги.

Во всё влюблённым обращусь,

и никогда в себя, былого.

Psychopathology

Белы дверей халаты,

а койки резвых ждут

и лезущих нахрапом,

зовущих божий суд,

отчаянных и хмурых,

смиренных и в обед,

чей ум подобен турам,

иль сладок, как шербет;

и мам с помятым чревом,

отцов, чей боек нрав;

живущих, будто девы,

кто думает, что граф;

и раненых под Хостом,

и тигров меж свиней;

кто режет кожу с кости;

кто яростней огней;

пророков и шаманов

палаты ждут, киша,

потомков жаб и ханов,

героев мятежа…

Себя обняв до хруста

меж длинных рукавов,

меня встречают грустно,

как ангелы с углов…

Право на вечность

Бунтует огонь исполинный

войной расцарапанных душ,

что требуют явки с повинной

тех, кто их отправил под туш

в далёкие страны командой,

сияя крестом меж парчи,

читая устав, фолианты.

Из света за шторы ночи

ушли мы, в болотные глуби,

где нет и понятия "Бог"…

Ах, в спины шумели нам трубы!

Мы верили в праведный долг!

Сейчас же мы собраны гроздью,

готовы сжигать меха трав,

взрывать и снега своей злостью,

признания требуя прав

уже не на помощь, медали,

а право на память меж плит;

чтоб шоры свои поснимали

чья совесть розеткой искрит.

В подмогу бушует нам ветер.

Военная мне?ма, как боль.

Ведь так в поколении третьем

не вспомнят ни жертву, ни роль.

Transcription

Похожая силой на чудо

печали улыбкой крушит,

тоски бастионы, запруды.

Транскрипция чуткой души

неведома мне и маняща.

Сырым изумрудом глаза,

что будто бы райская чаща,

где мыслей стада и краса.

Образчик покоя и света,

и самых телеснейших скреп;

потомок, быть может, вене?дов,

что сеяли счастье и хлеб.

Ах, давшая шик и названья

британские русским вещам,

имея и дар, и призванье,

теплом наделив от луча!

Покорная нежности, мощи,

ответная слову в добре.

Тону в её взо?ристой роще,

как в англо-святом словаре.

Ирине В. Фоминой

Светоносный

Мне слаже мёд и клюква,

приятней шум, гобой,

теплее казни буквы,

не страшен вой и бой;

и пред толпой я – воин

и царь, пред Богом – Бог;

из ласки, мощи скроен;

с врагов снял сотни тог;