Страница 37 из 95
Репнина присела к больному и аккуратно приподняла одеяло. Повязка, наложенная доктором Штерном, была целёхонька.
— Пока всё в порядке, — успокоила она и себя, и Варю.
— А у вас что за напасть такая? — обратилась Варвара, склоняясь к лицу княжны.
— Неужели столь заметно? Я попыталась выпустить побольше прядей из причёски, чтобы хоть как-то прикрыть сие недоразумение.
— Батюшки, щека-то припухла! Неужто вас эти разбойники? — сокрушалась Варя.
— Они самые. Получила боевое увечье, — пошутила Натали.
— Ой, чего ж не сказали то? Я всё о Володе да о Володе, а тут не только о нём печься-то надо! Вам сейчас льда наколю из погреба и принесу — сделаете компресс. Может хоть немного краснота ваша сойдёт. Надо было сразу мне сказать, Наталья Александровна! Такие увечья лучше лечить по-быстрому. Вон, Ванечка когда падает или стукается обо что-то, так мы с Акулиной тут же ему холодненькое и прикладываем!
Так и Наташу не минула участь оказаться под крылом Вариной опеки. Лёд был принесён, компресс сделан и помещён на щеку княжны. При этом Варя, вслед за Михаилом, поинтересовалась: не получила ли Натали ещё какие-либо травмы, и не требуется ли ей, соответственно, новая порция лекарственных средств? Пришлось Репниной опять заверять, что другие ушибы — пустяк. Посуетившись ещё немного около барышни, поохав да поахав, словно мама-наседка над нерадивым птенцом, Варя отбыла на свою любимую территорию — кухню.
Наташа, отложив компресс в миску, прислонилась спиной к пологу кровати. Какой же длинный день. Вот сейчас, когда все дела сделаны, можно было бы и прилечь. Вытянуть ноги, положить голову на подушку. Подремать хотя бы чуть-чуть. Но нет, она твёрдо решила сидеть подле Владимира, сколько хватит сил. Вдруг он очнётся, и ему что-нибудь понадобится? Варя пускай занимается ужином. У Алёны наверняка хватает работы по дому. А на Алёшку, судя по лесной стычке с разбойниками, вообще лучше не надеяться. Впрочем, на месте бедолаги мог оказаться кто угодно.
Чтобы не уснуть, княжна, прикрыв глаза, принялась перебирать в уме все сказки и считалочки, которые худо-бедно помнила из детства. Надо будет ими поделиться с Ванечкой. А ещё ему наверняка понравится игрушечный театр: можно натянуть между стульев небольшую шторку из бордовой ткани, сшить или позаимствовать у малыша нескольких зверят и кукол — пускай они разными весёлыми голосами рассказывают ему свои истории! И заяц. Конечно, он будет главным действующим лицом всех представлений. В детстве они с Мишей пришли в восторг, когда няня соорудила для них такой театр и в первый же раз втянула в действо, предложив разыграть сказку про Ивана-царевича и серого волка. До чего забавно было! В результате распределения ролей у них с братом, помнится, вышел крупный спор, причиной коего стал самый таинственный герой кукольного спектакля — волк, голосом которого хотели говорить и Натали, и юный князь. И почему она не захотела подарить свой голос царевне Елене Прекрасной? Ведь тоже же имелась среди кукол, наряженная в старинный русский сарафан. Или, на худой конец, Жар-птице? Нет, ей непременно был нужен волк. Он не казался Натали страшным, хотя по сказке съел коня Ивана-царевича. И вообще, был героем крайне противоречивым. Этим лесной зверь и притягивал к себе маленькую Наташу. А ещё своими глазами. То ли серыми, то ли голубыми — всё зависело от того, как повернуть голову по направлению к свету. Ей нравилась его искусственная шерсть — мягкая и блестящая. Как приятно было прикасаться к ней, ласково проводить пальцами, воображая, будто гладишь настоящего зверя. Волк, разумеется, достался ей. Миша озвучивал царевича. Нянюшка — кудесницу Жар-птицу и царевну, которую вечно надо было спасать.
Сквозь дремоту Наташе почудилось едва различимое шевеление на постели. Она открыла глаза. За окном смеркалось, и комната успела окраситься в тускло-зелёные и коричневые тона, обволакивая обстановку мягким полумраком. Сколько же сейчас времени? Неужели уже вечер?
Пока Репнина пыталась подавить зевоту, до её ушей донёсся тяжелый вздох. Услышав его, она тут же вскочила и наспех зажгла свечу, оставленную предусмотрительной Варей на тумбочке. Появившийся свет позволил Натали увидеть лицо Владимира — изрядно покрасневшее, с капельками пота, стекающими по лбу и вискам. «Да у него жар!» — спохватилась она и бросилась к миске, в которой лёд растаял и превратился в воду. Пока она, наклонившись к нему, осторожно протирала лицо, Корф одними губами произносил отдельные слова, походившие на бессвязные речи, но, вне всякого сомнения, что-то значащие для него.
— Отец, — шептал Владимир, — не уходи… Где ты?.. Прости… Я буду… Совсем скоро… Почему исчезаешь… Почему не хочешь… Выслушать… Отец… Отец!.. Где?.. Иду!..
— Всё-всё, Владимир, не нужно никуда идти. Вы дома, в своей комнате, — принялась успокаивать княжна, прикладывая к его лбу прохладный кусок материи.
— Зачем ты?.. Не надо… быть… здесь… — он несколько раз помотал головой, отчего Наташе пришлось чуть ли не ловить спадающий компресс. — Напрасно!.. Я не тот… Уходи, пока не… поздно… Беги… Испорчу!.. Уже…
— Тихо, тихо. Довольно тревожиться, — ласково приговаривала Репнина, гладя Корфа по голове, как совсем недавно гладила Ванечку. — Вы просто бредите. Это бывает, когда сильный жар. Скоро всё пройдёт. Обязательно пройдёт. Потерпите чуть-чуть!
— Мама?.. Мама… — прошептал Владимир каким-то сдавленным, непривычно высоким голосом. — Побудь… Так плохо… Холодно… И одиноко… Жить здесь… Останься!
Никогда прежде не слышала княжна, чтобы кто-либо из знакомых людей в её присутствии так о чём-то просил. Тем более, взрослый мужчина. Тем более, Владимир Корф. На памяти Натали он мог кричать от негодования и злости, язвить, отпускать ироничные шутки. Мог смеяться над нерадивым собеседником или над самим собой. Говорить о чём-либо, не интересном его персоне, с явно скучающими нотками в голосе. Или же загадочно молчать. Но чтобы Владимир просил столь слёзно, буквально умолял о чём-то? Нет, такого ей не доводилось слышать.
— Мама!.. Мама!.. Останься… — взывал и взывал он еле слышно.
— Конечно, останусь, — откликнулась Натали, придвигаясь к нему ближе и продевая свои пальцы под его ладонь. Молодая кареглазая женщина с портрета в жёлтой комнате встала у неё перед глазами. — Мой хороший, мой смелый, мой замечательный! Останусь, и никуда не уйду. Не нужно бояться ни холода, ни одиночества. Я укрою тебя самым тёплым одеялом, а ты засыпай. Обещаю, что буду рядом: держать тебя за руку и стеречь твой сон. Спи, дорогой, спи.
Она бережно сжала ладонь Владимира, словно подтверждая только что сказанные слова. И он, промаявшись совсем немного, вновь уснул. А Репнина всё сидела, держа его за руку, чувствуя, как щиплет глаза. И смотрела, смотрела на него. Будто в очередной раз за день видела впервые в жизни.
Комментарий к Глава XIV. МАМА
Иллюстрация со стихотворением: https://vk.com/photo2106348_457246253
Мама Владимира, какой я её себе представляю: https://vk.com/photo2106348_457246254
У кого есть желание, можно послушать после прочтения песню “Колыбельная” в исполнении Жени Любич, строки из которой послужили эпиграфом к данной главе.
========== Глава XV. ПРОБУЖДЕНИЕ ==========
Глава XV
ПРОБУЖДЕНИЕ
До самого захода солнца Владимир так и не очнулся. Пару раз он снова шептал во сне бессвязные фразы, бредил, пытался говорить с призраками прошлого. Всё это время Наташа была рядом. И когда подошла пора ложиться спать, она велела Алёшке перетащить из библиотеки в спальню барона кушетку, на которой часто спал сам хозяин дома. Не на шутку тревожась, Репнина просто не представляла, как оставить Владимира одного. Поэтому решила караулить его сон, опасаясь, что из-за своих беспокойных видений он может нечаянным резким движением повредить свежие швы, скрывающие рану. Или у него снова начнётся жар. До приличий ли было Натали, если на карту ставилась жизнь человека? Ровно то же самое она бы сделала для любого из близких: для Миши, Лизы, родителей, малышки-племянницы. Поэтому княжна свернулась калачиком на кушетке, поставленной напротив кровати Корфа, и укрывшись одеялом, дремала, просыпаясь от малейшего тяжёлого вздоха больного. Только под утро, с первыми рассветными лучами, она вконец уморилась.