Память Древних

— Иди ты! — огрызнулся Девирн, больше не опасаясь удара от Толгримма.

Батиар, наблюдая за этими двумя, сел. Сзади на подстраховке, если колени августа ослушаются, стояли двое стражников, но их помощь не пригодилась.

— Ешь, Продий, — сказал Стабальт мрачно. Его голубые глаза сверлили Девирна ледяным буром презрения. — Собакам — собачья смерть.

Продий закусил губу. Проклятье, челюсть все еще дрожала. И здорово, если все будут думать, что от ярости!

Толгримм, видя нерешительность стратия, взял со стола ложку и протянул. Девирн покосился на прибор.

— Ты же сказал не встанешь у меня на пути, — в последней попытке обратился он к Батиару.

— Так я и не стою, — улыбнулся Батиар и зацедил короткими фразами. — Я облегчаю тебе путь. Он ведет к смерти. Так что давай, торопись. За тобой очередь. Из Молдвиннов.

— Вы… ничего не добьетесь… Брайс сверг короля, какое ему дело до мелких со…

Толгримм не выдержал: он знал о злоключениях Альфстанны больше всех остальных. И в отличие от остальных все это время был рядом, вблизи, без каких-либо шансов помешать врагам портить ей жизнь. Рывком мужчина толкнул Девирна в затылок, и тот угодил в горячую отравленную пищу лицом:

— Августы приказали тебе жрать, сучий потрох!

Лицо Продия жгло — жаром и ядом. Он дергался, орал, хаотично махал руками, пока Толгримм придавливал к еде его голову. Он пытался сопротивляться. Батиар наблюдал с упоением, но все-таки, сжав зубы, дал Толгримму знак прекратить. Девирн, получив свободу, тут же вскинул голову, отплевываясь, крича что-то неразборчивое. Кое-как прогляделся, сфокусировав взгляд на августах.

— Вы за это ответите! — орал он. Глаза стратия слезились.

Батиар проигнорировал угрозу.

— Знаешь, что любит Альфстанна больше всего? — спросил он у Продия спокойно.

— Верховую езду, — ответил взамен Девирна Айонас. Это было вне его замысла, и Батиар кратко покосился на Айонаса. Потом снова сосредоточился на пленнике.

— Именно. И если не хочешь, чтобы пара её любимцев разорвала тебя на части во дворе моего замка прямо сейчас, ешь это. Сам. Живо.

Батиар смотрел так пронзительно и твердо, что у Продия скрючились последние внутренности. Он хочет не просто убить: Батиар хочет насладиться тем, как он, Продий, примет подобное унижение — добровольно умереть самым постыдным для мужчины способом. Хочет видеть, как Девирн, сломленный, без выбора, словно побитая псина примет с хозяйских рук смерть, слижет её, улыбнется и проскулит: «Спасибо».

— Я же сказал, — протянул Батиар, почти напевая. Самый страшный напев в жизни Девирна. — Собакам, — Стабальт облизнулся, — собачья смерть.

Продий оглянулся по сторонам.

Помощи ждать неоткуда.

Посмотрел чуть в бок: во второй руке Толгримм все еще держал ложку. Поднял взгляд выше, к лицу здоровяка. Страж Альфстанны скалился, как сытый волк. Выдохнув до дна, Девирн утер рот тыльной стороной одной ладони, а другой, трясущейся, потянулся к прибору.

Когда губы Продия сомкнулись вокруг ложки с отравленной пищей, Батиар засмеялся. Когда сомкнулись второй, Батиар умолк. И с этой минуты он молча, неотрывно и почти не моргая досмотрел чудовищное зрелище. Наконец, Девирн, дергаясь в конвульсиях, упал головой на стол, лицом — в собственную кровь, которую выхаркал от яда. Лицо Батиара ожесточилось. И без того прямые линии торчали теперь с его лица острыми углами, как коньки крыш. Глаза излучали холод — неистовый и продирающий, как на вершине круч. Рывком он отодвинул стул, поднялся. Велел избавиться от тела и зашагал прочь — грузно, спешно, сильно заваливаясь на левую ногу.

Глава 18

За Данан послали с рассветом. Явился Ресс — замученный и помятый, он душераздирающе зевал и смотрел на Данан с непонятным выражением. Не то сочувствовал, что её поднимают в такую рань, не то возмущался, что из-за неё его подняли тоже. Наскоро завернувшись в одежду (нательная рубашка оказалась натянута наизнанку), Данан поплелась к выходу из цитадели Смотрителей. Жал не пожелал отпускать Данан в одиночку, и потащился с ней. Вопреки ожиданиям, у входа ждала не Тальвада, а эскорт еще из двух смотрителей. Ей предоставили кобылу, сказали, что «тут недалеко» и, от греха подальше, повели её лошадь под уздцы. Жал, не имея собственного транспорта, пристроился к Данан сзади: стройный, он как раз занимал половину седла. Данан то клевала носом, то заваливалась головой на грудь сидящему позади Тальвесу. Ресс тоже был разбит, поэтому ни насладиться волшебством эльфийского леса, ни похвастаться им эльфу не удалось.

Дорога заняла чуть больше часа и увенчалась необычной постройкой, напоминавшей по форме обрубленную свечу. Приглядевшись, Данан поняла, что когда-то на крыше здания стояла статуя. Кажется, она догадывается, чья. Облик сооружения был измусолен временем: когда-то белый облицовочный мрамор посерел, пожелтел, был испачкан птицами, раздавленными или присохшими жуками, зелеными пятнами трав, пробивающихся где-то снизу, вдоль немногочисленных ступенек, ведущих к выходу.

— Даже не скажешь, что эта штука построена эльфами в эльфийском лесу, — пробормотала Данан, поднимаясь к двери. Тальвада, ожидавшая её здесь, усмехнулась. Увидев, что Жал остался стоять на месте, удерживая конские повода, Тальвада удовлетворилась этим и комментировать присутствие эйтианца не посчитала нужным.

— Она выглядит так, — заговорила командор, — потому что эльфы, вернее наши владыки, не хотят больше иметь с ней ничего общего, но при этом боятся уничтожить полностью. Жалкие полумеры для жалких трусов.

— Леди-командор, — поприветствовала чародейка. Тальвада поджала уголок губ так мимолетно, что улыбкой ответного приветствия это мог бы счесть только какой-нибудь сказочник-сказитель. Она выглядела проще, чем вчера: без доспеха, в мягкой красивой тунике, делавшей её сходство с мистическими королевами древности еще больше, и с широким кушаком вместо перевязи с мечом. Только на лице осталась та же пластина и наручи длиной во все предплечье — из незнакомого Данан металла.

— Идем, рядовая Данан, — позвала Тальвада, кивком призывая к действию. — Ресс, — обратилась она. «Нас не должны беспокоить» — читалось в её взгляде. Ресс отрапортовал, что слушается, а вот чародейка вдруг испытала к несчастному волну сочувствия. Это же Тальвада постоянно его так мучает, да? Сделай то, иди сюда, реши с этим, проводи тех… Бедный парень!

Тальвада зашла внутрь первой — тяжелая каменная дверь поддалась с трудом. Данан, проходя следом, оглянулась, придерживая затвор и, словно напоследок заглядывая в прорез закрывавшейся двери. Потом обратила взор вперед, и почувствовала, как по рукам, от пальцев к плечам, пробежал холодок.

Данан открылось объемное полупустое помещение безо всяких убранств.

— Это место считается закрытым для посещений, — проговорила Тальвада, не оглядываясь на чародейку. — Король позволил мне провести сюда одного человека из смотрителей Пустоты. Полагаю, остальным ты сама расскажешь все, что посчитаешь правильным.

Данан без слов кивнула, рассредоточенно изучая ледяные мраморные стены — в затхлом полумраке цвета каленого олова отталкивающие, неуютные, с непонятной лепниной. Когда-то, должно быть, это было барельефом особой красоты, но сейчас… Таламрин видела, что стены нарочно ломали и корежили, чтобы даже тень памяти не осталась доступной ныне живущим.

И при этом — эльфы так и не снесли само здание, чтобы… чтобы что? Вспомнить в нужный момент, когда понадобится? Когда будет удобным? Данан запуталась. Если они находятся там, где не следует, можно ли доверять тому, что она услышит? Если эльфийские короли не хотят, чтобы о событиях, которым свидетельствовало это место, помнили, то насколько достоверны сведения, которые они передают друг другу — от владыки к преемнику? И как? Устно? От хранителя к хранителю? И кто выступает хранителем? Командор?

Тальвада остановилась внезапно, не углубляясь в помещение, и, все еще не оборачиваясь к спутнице, заговорила. На сей раз её голос стал еще ниже, утратив все командирские ноты.