Память Древних

Не то, чтобы Ллейд был виноват в случившемся, но уже тогда впал у Эйнсела в немилость — как неблагополучный наследник! Отец был страшно недоволен. Потом, пользуясь заступничеством матери, урожденной принцессы Саэнгрин, Эйнсел сосватал Данан Драммонду, в надежде иметь в будущем безоговорочную поддержку в любом споре и жалованное добро — от будущего короля-внука. Но с Данан тоже не вышло, и её Эйнсел натурально возненавидел. Ллейд заступался за сестру, пока отец её бил, а потом огреб и сам когда взболтнул, что давно подмечал за Данан «умения». «Проклятые странности!» — поправил его тогда отец и ударил сына по лицу — наотмашь. Поэтому, когда сослали Гессима, Ллейд не рисковал лезть на рожон. Он молча навещал брата и писал сестре — в Цитадель Тайн, обещая и себе, и затухающей матери, что никогда не будет таким отвратительным августом, как отец. У него был отличный пример перед глазами — Айонас, под началом которого Ллейд постигал и военную науку, и кладезь мужицких развлечений. Под началом Айонаса Ллейд в шестнадцать лет познакомился и закадычно сдружился с Рейбертом Стабальтом. А позже, откликнувшись на приглашение погостить в мирное время, Ллейд встретился и с Альфстанной.

Это была особенная встреча. Альфстанна только входила в возраст и расцветала. Ей было четырнадцать. Ллейд, до смерти напуганный прошлым опытом, дал клятву и себе, и Рейберту: если потребуется, он всегда поможет Альфстанне и поддержит её. Ну мало ли, вдруг Рейберта не окажется рядом? Он, будущий август Стабальт, может рассчитывать на Ллейда в любом деле.

Гибель Рейберта стала настоящим ударом для них всех — особенно Батиара. Второй сын августа Горан не мог заменить первенца, и Батиар чах, пока не стало слишком поздно. Горан тоже погиб под командованием Айонаса. Батиар не смог перебороть вскипевшую ненависть к старшему Диенару. Когда у него из наследников осталась одна Альфстанна, он не признал этого сразу. Объявил её правопреемницей, но тут же женился снова, в надежде, что вторая жена родит мальчика, и Альфстанной можно будет распорядиться согласно традиции. Однако несмотря на всю добропорядочность и уступчивость новой августы Стабальт, она так и не принесла Батиару сына. И тот смирился с неизбежным — позволил не жене, а дочери носить августовский венец наравне с собой. К его неожиданному удовольствию, Альфстанна была уже поднаторевшей во многих вещах. Думая об этом, Ллейд улыбался: после смерти Рейберта они на двоих с Толгриммом были лучшими учителями Альфстанны во всех делах.

Он имел на неё виды — ясные и внятные. Сейчас он бы не вспомнил, когда именно забота о сестре побратима сделала из самой сестры сначала друга, а потом и желанную женщину. Альфстанна, тайно влюбленная девическими грезами в короля, не сразу увидела, что отношение Ллейда к ней переменилось. Это осознание пришло одновременно с тем, как Драммонд ввязался в парталанскую кампанию, и всем стало не до того. Потом был хаос, Галлор, и наконец Айонас, который увез Альфстанну сперва в Цитадель Тайн, потом — в столицу.

Может, это судьба? Что все женщины, которые когда-либо были ему, Ллейду, дороги, рано или поздно оказываются в Цитадели Тайн?

Ллейд вздохнул: интересно, а скоро обновят факел? Если он опять привыкнет к кромешной тьме, то, когда стражники принесут огниво, у него заболят глаза.

Проклятье! И ведь ни шанса нет предугадать, когда закончится заточение, чем закончится, что будет после. Самая страшная черта самодуров — непредсказуемость!

Ллейд наклонил голову. Она больно повисла на шее. Мужчина потер затылок. Так не вовремя Молдвинны донесли отцу… И так несподручно иметь бесполезного августа в клане! Особенно, если часть людей по-прежнему хранит ему верность. Хотя бы из страха.

Сейчас он, Ллейд, отчаянно нужен остальным. Нужен как товарищ, как брат, как человек, на которого можно положиться. И как военачальник, под знаменами которого собираются тысячи солдат. Айонас не справится сам и с парталанцами, и с исчадиями, и с Молдвиннами. Даже если вдруг Данан развернется, чтобы помочь им и водрузить задницу Диармайда на трон собственными руками, этого не хватит! Две Цитадели Тайн с магами и стражами Вечного могли бы помочь, но, узнай об этом жрецы церкви, и на следующий день после переворота магов сожгут.

И, увы, маги это понимают — поэтому полномасштабно никогда ни во что не ввязываются. В политических и военных игрищах больших людей из чародеев участвуют только те, кто получил стократную рекомендацию лорда-магистра и стража-коммандера и при этом не убоялся сам. Ведь в случае неудачи, особенно с выбором политической стороны, за мага точно никто не вступится.

Маги… Сила, сокрушительнее всех остальных. И кто бы что ни сказал, даже стражи Вечного, которые могли бы в текущей ситуации отыскать заклинателя душ среди людей Молдвинна, им не соперники. Как там говорил покойный ныне Драммонд? «Маги всегда нужны. Тот, у кого их больше, в преимуществе». Разве Пагуба — не доказательство, что павший король зрел в корень? Суть колдовского могущества становится очевидней всякий раз, как над Аэридой нависает тень древнего, неуправляемого, хаотичного чародейства.

Ллейд рывком поднял голову, широким жестом откидывая назад. Больно — до слез! — приложился затылком о холодную влажную стену темницы.

Благой Создатель, как же часто людям не хватает решимости броситься в омут с головой… Рискнуть всем сегодня из страха расплаты — завтра. Где, где эта грань между трусостью и здравомыслием? И он сам, Ллейд, достаточно ли ловко балансирует на этой грани? Он ведь, если подумать, сам для себя идеальный пример того, чем заканчивается риск. Есть ли человек, который рискнул всем — и не проиграл? А, выиграв, не зарвался? Ведь обычно, зарываясь, рискуют снова — до тех пор, пока не падут.

Словно в ответ на его вопрос из длинного коридора, в котором Ллейд коротал одиночество, донеслись невнятные голоса. Стража? Пришли кормить? Который сейчас час? Ллейд нахмурился, потом глубоко вдохнул и до дна выдохнул. Какая разница. Ему все равно ничего не сделают. Просто он… здесь, в кандалах, в наказание.

Раздался какой-то окрик. Слов Ллейд не разобрал, но судя по интонации — клич. Командный. Молодой августин, оттолкнувшись от стены, чуть обернулся в сторону решетки. Клич? Здесь? Может, отец все-таки решил усилить меру взыскания? Ллейд прислушался, затаив дыхание. Голоса смешивались гулом в неразберимое пятно. Становились все громче и ближе. Вечный, что там происходит?

Что-то грохнуло. Ллейд непроизвольно заозирался: чем бы вооружиться? Как защититься? Что там вообще? Видно не было ни зги, но на инстинктах Ллейд вскочил на ноги и дернулся. Колодка оков больно шоркнула по щиколотке.

— Он где-то здесь, я уверен, — прошептал голос знакомого стража. — Сюда.

Ллейд вцепился в решетку, всматриваясь в темноту, как мог. Две оранжевые точки — свет факелов, разбросанно плыли в темноте, как ленивые светлячки. Как ни старался, разглядеть, кто их нес, не удавалось. Проклятье! Шаги становились ближе. Судя по всему, мужчины, человек шесть.

Что все это значит?! — хотел бы он спросить у отца! Неужели Эйнсел совсем выжил из ума?! И кто, если не Ллейд станет следующим августом, а?! Данан?! Гессим?!

— Тут никого нет, — недовольно проворчал еще один знакомый тембр.

— Но больше просто негде, — прошипел, видимо, тот, который был заместо провожатого.

Примерив шанс, Ллейд отступил от решетки подальше, насколько мог — не то, чтобы ему предоставили хоромы вроде личных покоев: всего три шага в длину, и два вглубь. Если не уверены, где он, значит, не отцовские псы. Но тогда КТО?! О, бедра Пророчицы, кому он вообще мог понадобиться?! Молдвинны?! Убили отца, чтобы напасть на клан, и теперь прирежут его? Может, в этом и был их план?! — с ужасом уставился в черноту прохода августин. Заставить Эйнсела призвать Ллейда назад в чертог, обложить тайком крепость на случай сопротивления, а самим под благовидным предлогом проникнуть внутрь и перебить августскую семью! Это сразу обесточит клан. Армию будет некому повести, а крепость можно будет доверить особо далеким родичам Таламринов за сговорчивость перед короной.