Эхо Тоннелей

– Ты не поверишь, их никто не любит.

По коридору парням снова встретилась Анастасия. Она выглядела усталой, но и более дружелюбной, чем до обеда, когда они только познакомились в весьма неловкой ситуации. Сейчас девушка шла по коридору административного корпуса с толстой папкой, что намекало на то, что Громов возложил на неё все бумажные обязанности.

– Всё, домой уже уходите? – спросила Настя.

– Да.

– Счастливые! Мне ещё до 11 вечера всю эту лабуду разбирать, чтобы уже завтра заводчане получили все рекламации. А рабочий день у меня до шести.

– И часто такой аврал?

– Каждый день. А вчера я вообще четыре часа спала только. Пипец, – добавила она, понизив голос, а затем громко рассмеялась.

– А ты, Настюша, надолго здесь останешься? – Алексей, несмотря на её молчаливый протест, продолжил обращаться к ней на «ты» и называть ласковыми прозвищами.

– Нет, только на две недели после пуска метро, чтобы убедиться, что всё нормально и все косяки исправили.

– А потом уезжаешь?

– Да, в Москву.

– Ты уезжаешь. А я здесь остаюсь… Ещё на месяц после пуска! – грустно заметил Алексей.

Настя шутливо похлопала его по плечу и подбодрила:

– Да ладно, не грусти! Всё чики-пуки будет! А то ты так сказал, как будто мы навсегда прощаемся! И ещё, ребята… извините за утро.

– Да ничего, ещё встретимся! – хихикнул Алексей и попытался было чмокнуть её, но девушка лёгким движением руки отстранила его.

Кайрата немного смутила такая резкая перемена в стиле общения – холодная и резковатая дама в столовой и непринуждённая и дружелюбная сейчас. И ещё большей загадкой стал слащавый тон, с которым его коллега попытался начать заигрывать с девушкой и то, как Лёшка тщательно прикрывал след от кольца на безымянном пальце.

***

– Так вот, оказывается, как выглядит этот ужас, летящий на крыльях ночи! – воскликнул Громов, а затем продолжил брезгливым тоном: – М-да, я погляжу, инновации у вас так себе. И из какого, с позволения сказать, музея вы это ведро с болтами угнали? Инструкций и документов нет, значит?

– Ладно, сами разберёмся как-нибудь. Поди, не космический корабль, – подоспел на шум разговора Антон.

– Не космический корабль, это точно, – кряхтел Громов, поднимаясь в кабину. – Если этот швейцарский комод хоть бы раз сдвинется с места самостоятельно, то я отращу себе бороду, потом сбрею её и съем.

Впрочем, поняв, что освоение незнакомой техники методом тыка, да ещё и без знания языка было не самой лучшей идеей, Валерий Геннадьевич выглянул из кабины и громко крикнул вниз:

– Эй, здесь кто-нибудь по-фашистски шпрехает?

На окрик подтянулось несколько работников, имевших разный уровень владения как техникой, так и языком, и Стрельников с чувством выполненного долга поставил перед ними задачу, чтобы не терять времени самому. Через некоторое время, при помощи словаря, интуиции и упоминания чьей-то матери, все надписи были переведены на русский и написаны перманентным маркером прямо на панели управления. Для особо непонятливых необходимые инструкции были написаны от руки на обычных листочках из блокнота и приклеены скотчем поверх оригинальных табличек. А за этим электровозом прочно закрепилось прозвище «фашист», хотя с Германией это внебрачное дитя российско-швейцарских экономических отношений не имело ничего общего.

– Кстати, а это что за Сунь Хунь Вчай с вами был? Кто-то из гарантийщиков? – вполголоса поинтересовался Громов у всезнающего Тырышкина.

– Да это не Сунь Хунь, это вроде наш, курсант из Петербурга, – отозвался Антон.

– А я вот и смотрю, вроде у нас никаких китайских подрядчиков нет…

–Так он и не китаец.

Тем временем комиссия направилась дальше, осматривать вновь прибывшие вагоны.

– Новые вагоны, тридцать две единицы, мы их только готовим к приёмке, – стараясь сохранить самообладание, прокомментировал Стрельников.

– Вижу я, что вагоны, не ослеп ещё. Вот только с какого перепугу, – Громов уже перешёл на повышенные тона, – вам понадобилось их перекрашивать?

– Потому что корпоративный стиль, и номера мы тоже свои нанесём.

Громов провёл пальцем по обшивке одного из вагонов. Затем придирчиво осмотрел двери, достал фонарик и посветил. Завершив ритуал, он повернулся к собравшимся и громко объявил:

– Я не подпишу акт приёмки, потому что покраска некачественная. Вы красили прямо по слою пыли, он даже на ощупь шершавый!

– Цех новый, ещё ни разу там не убирались, и когда начали задувать, то компрессором подняли пыль… – начал было объяснять один из инженеров.

– Меня это не интересует. Я составлю акт о несоответствии, чтобы замечание было устранено.

– Блин… – процедил Тырышкин. – Этот зануда нам всё испортит.

– Не горячись, Антонио, – урезонил его Дима.

Тут на глаза Громова сквозь открытые ворота цеха попалась гидроколонка. Валерий Геннадьевич поначалу подумал, что ему почудилось или что он надышался выхлопов. Он прошёл в ворота и долго разглядывал столб с торчащей из него изогнутой трубой.

– А это здесь зачем, – поинтересовался инспектор. – Метро на паровой тяге планируете?

– Нет, это вода для охлаждения реостатов.

Если у руководства метрополитена и стояла задача удивить начальство из Москвы, уже повидавшее всякое, то она им, бесспорно, удалась.

Ближайший к воротам цеха состав был назначен в качестве «образцово-показательного» на тот случай, если комиссия захочет убедиться лично в том, что поезда, находящиеся в депо, умеют ездить, а машинисты умеют ими управлять. Какой-то особо щепетильный работник уже успел подать на состав напряжение через «удочки» – переносные источники питания, и вагоны сияли огнями, как новогодняя ёлка. Но это был как раз тот случай, когда чрезмерное желание угодить начальству оказывается лишним. Заметив такой праздник света среди унылого однообразия, Громов поспешил именно туда. Заглянув между вагонов, он, не говоря ни слова, поманил Стрельникова ладонью, и от этого жеста не столько ожидать ничего хорошего.

– Да, без чёрной магии тут явно не обошлось… – Валерий Геннадьевич уже не знал, смеяться ему или плакать. Тут он поперхнулся слюной и громко закашлялся.

Стрельников поинтересовался, чем вызвана столь бурная реакция.

– Да вот, смотрю, как электрическую схему подключили. Интересно, кто тут у вас такой умный? Или коллективное творчество?

– А что там? Не работает что-то?

– В том-то и дело, что всё работает! Но вот этот моток проволоки, подвязанный скотчем, меня просто убил! – показал Валерий Геннадьевич на клубок проводов, небрежно замотанный синей изолентой. – В Москве бы за такое голову оторвали!

Через полминуты у поезда собралась небольшая толпа. Чуя, что дело пахнет жареным, Стрельников взял висевшую на поясе рацию и попросил прислать кого-нибудь из электриков.

– Тихо! «Паяльник» идёт! – послышалось вдруг из толпы.

«Паяльник» – это было прозвище старшего электромеханика Петровича, мужчины уже не первой молодости, но всё ещё сильного и энергичного, готового и обматерить нерадивого подчинённого, и дать оплеуху, если более цивилизованные методы воздействия иссякли. Его имя и фамилию знали разве что в отделе кадров, а все коллеги обращались к нему по отчеству, а за глаза называли по прозвищу.

– Вот, посмотрите, – Громов решил начать издалека и указал пожилому электрику на перевёрнутый замок. – Как это назвать?

«Паяльник» подёргал дверь, чтобы убедиться, что с замком действительно что-то не так. Громов тем временем обратил внимание, что у электромеханика не было с собой резиновых перчаток, но ничего не сказал.

– А отвёртку взять и переставить религия не позволяет, что ли? – грубовато ответил Петрович, вставляя кусок арматуры, чтобы разжать двери вагона. – Я так в первом классе делал, а вы здоровые лбы!..

– Почему в журнале не указано, что один буферный фонарь не горит?