Страница 11 из 16
— А чого, погнали.
И тут чуть его мамаша не испортила всё. Подслушивала про поездку с балкона — и начала, мол, сиди дома, нечего телепаться.
— Мама, не кричите. Весь двор соберёте! Мне-таки стыдно ходить с вами по одной Одессе!
Грач сунул Казану прямоугольник билета и отчалил, пока скандал не разгорелся.
Оставалось найти последнего попутчика. Прикидывал, голову ломал — и решил попытать счастья с Котом. Тот был точно нарик, но в то же время бывший спортсмен. Боксёр. Обретался Кот возле магазина «Каштан» — ну это так «Берёзки» в УССР назывались, чего-то копеечное выкруживая. Там и сегодня оказался.
— Когда едем? — даже до конца не дослушав, осклабился железными зубами. Говорит, на соревнованиях выбили. Ага, на соревнованиях, кто из драчунов трезвее.
— Завтра до Волгограда поездом. Вот билет.
— Хавку брать?
— Понятно. А шо, грошей нема?
— Не хочу тоби расстраивать, но у меня все гарно.
— Не проспи. В восемь утра. Вот билет.
— Частушку знаешь про наш будущий труд?
— А ну!
— Я работал комбайнёром
На уборке анаши.
Не за водку, не за гроши,
Забесплатно, для души!
— Складно. Не проспи. И шкалик прихвати.
Интермеццо шестое
Милиционер стоит на улице и пытается прикурить. Подходит заика:
— А-а-а г-г-где з-з-здесь ш-ш-школа д-д-для з-з-заик?
Милиционер:
— А зачем тебе школа? Ты и так классно заикаешься!
Машина была непонятная. Чужая. Прямо веяло от неё этой чуждостью. Вячеслав Михайлович, пивший чай за небольшим столом под яблоней в маленьком садике, недовольно поморщился при раздавшемся стуке в калитку и, надев кепку, пошёл открывать — а там эта штука стоит, и чёрной краской с хромом сверкает.
— Вячеслав Михайлович, добрый день, — высокий плотный мужчина сделал попытку отдать честь, но одумался и протянул руку. Потом и от этого жеста смутился — всё же были в нём посеяны зерна воспитания или этикета: первым руку протягивает старший.
Молотов протянул руку и нажал, что есть силы — не потому, что хотел сделать больно этому здоровяку. Наоборот, показать, что он не дряхлая развалина, а ещё крепкий мужчина. Бывший военный легко выдержал этот натиск и вежливо улыбнулся. Силён, зараза.
— Ч…чем м…могу быть п…пол…лез…зен? — Молотов заикался всю жизнь, при волнении — сильнее. Это иногда бесило Сталина, но тот терпеливо ждал и Вячеслав Михайлович, успокоившись, говорил уже почти связно. Сейчас вот снова разволновался. Машина смутила. Таких не бывает! Даже там не бывает.
— Это «Вагран». АЗЛК по спецпроекту немного делает, — перехватив взгляд, пояснил здоровяк.
— См…мот…три т…ты! А чего не завод им…мени б…бывшего м…мен…ня? — Вячеслав Михайлович руку отнял и помассировал костяшки. Железная рука всё же у посланца.
— Принято решение, что в СССР такие мощные машины не нужны. Продали проект в США, там начали делать, — словоохотливо пояснил товарищ.
— См…мот…три, н…научил…лись! Теп…перь они у н…нас м…машин…ны покуп…пают?
— Вячеслав Михайлович, у меня письмо для вас от Первого Секретаря ЦК компартии Казахстана и члена Политбюро товарища Тишкова, — мужчина в слишком элегантном и дорогом даже для члена этого самого Политбюро костюме протянул Молотову обычный конверт, без всяких сургучных печатей, бечёвок и красных штемпелей.
— Д…давайте, — Молотов вообще старался говорить поменьше и пореже.
Он заикался и стеснялся этого.
Здоровяк протянул письмо, такое маленькое в его пятерне, опять дёрнулся рукой отдать честь, смущённо улыбнулся.
— Что т…тут?
— Это приглашение поработать. В Казахстане. Прочтите, я пока по улице прогуляюсь.
— Ч…чего это… П…прошу, — Молотов зашёл в калитку и оставил её открытой. Хотел повернуться и идти к столу, но взгляд сам снова зацепился за «Вагран». Больше всего поражали двери, точнее, дверь водителя. Она открывалась не вперёд и не назад, как на старых машинах, а вверх, да ещё и под углом. Сейчас смотрелась с одной открытой дверью, как птица с перебитым крылом.
Посланец чуть не налетел на остановившегося пенсионера. Хмыкнув и покачав головой, Молотов прошёл к столу, сделал глоток почти остывшего чая и, глянув на необычного посланца из необычной машины, решил проявить гостеприимство.
— П…полина, у н…нас гость. Расп…порядись чайку п…подать.
Жена, только выглянувшая из небольшого деревянного дома, дачи, что выделил Молотову Совет Министров в селе Жуковка, кивнула и зашла назад в дом.
Вячеслав Михайлович снял очки. В свои семьдесят девять лет он ещё отлично мог читать даже мелкий шрифт, а вот далеко видел плохо — всю жизнь носил очки от близорукости. Письмо было запечатано, он взял нож со стола и надрезал один край. Послание оказалось коротким. Этот самый непонятный Тишков сообщал, что товарищ Молотов восстановлен в партии с возвращением ему его партийного стажа полностью. Далее Вячеслава Михайловича приглашали поработать в ЦК компартии Казахстана секретарём. Возглавить комиссию по реабилитации граждан. Не указывалось, ни что это за граждане, ни за какие преступления они были осуждены. В конце напоминал Тишков, что в 1949 году входил Вячеслав Михайлович в Постоянную комиссию по проведению открытых судебных процессов по наиболее важным делам бывших военнослужащих германской армии и немецких карательных органов, изобличённых в зверствах против советских граждан на временно оккупированной территории Советского Союза. Участвовал в организации процессов над немецкими и японскими военными преступниками. Значит, имеет бесценный опыт, который сейчас очень востребован. Не забыл Тишков и про ещё одну строку из биографии пенсионера. В 1955 году Молотов был назначен председателем комиссии по пересмотру открытых процессов и закрытого суда над военачальниками. Этим письмо практически и заканчивалось. Тишков обещал по его выбору предоставить или хорошую квартиру в Алма-Ате, или дом в пригороде с яблоневым садом.
Вячеслав Михайлович отложил письмо и промокнул платком набежавшую слезинку. Дождался! Всё-таки дождался! Чуть не десять лет. В середине ноября 1961 года Молотов был отозван из Вены, снят с занимаемой должности руководителя советским представительством при штаб-квартире агентства ООН по атомной энергии (МАГАТЭ) и исключён из партии. 12 сентября 1963 года его отправили на пенсию. Почти десять лет он всё писал письма — сначала Хрущёву, а потом Брежневу — с просьбой восстановить его в партии. Работу не просил — смирился, да и почти восемьдесят лет всё же. А тут вспомнили! И партбилет вернули, и работу предлагают. Конечно, Алма-Ата — это не Москва. Не тот ЦК. Но даже и раздумывать не надо! Надо ехать. Вот только Полина чуть хворает последнее время — и с дочкой что? Нет. Надо ехать обязательно.
— К…как вас зовут?
— Ох, извините, Вячеслав Михайлович. Я — Пётр Оберин. Шофёр Петра Мироновича, — мужчина, стоящий у стола, опять поймал себя за руку, которая потянулась к виску.
— Ты, П…петя, п…передай товарищу Тишкову, что я с…соглас…сен. Что н…нужно д…делать? — Молотов вновь нацепил на переносицу небольшие старенькие очки.
— Да ничего не нужно, — пожал Оборин плечами.
— Ну, б…билет…ты на сам…молёт?
— Не нужны билеты никакие, у Петра Мироновича свой самолёт. Вы скажите, когда будете готовы, и он пришлёт его за вами.
— Н…неожиданн…нно, — сильнее стал заикаться Молотов. — Св…ой сам…м…молёт?
— А вы не знаете, кто такой Тишков? — сочувственно улыбнулся бывший военный.
— Министр к…культуры…
— Ну, да. Отстали вы от жизни, Вячеслав Михайлович.
— П…потом м…министр сельск…кого хоз…зяйства.