Гром гремит дважды

Голос знакомый, но впервые он говорит с такими интонациями. Угроза и страх. Он боится. Но чего? Ведь это мне больно, это меня грызёт жёлтый дракон. Стремительная тварь скачет вокруг меня, словно бешеная собака. Кажется, что его зубы одновременно пронзают каждую клетку тела.

Шприц в слегка дрожащих руках. Тонкая струйка брызжет с кончика иглы.

– Эта штука вызывает привыкание сильнее, чем героин. Не заставляй сажать тебя на поводок, Лей.

Я смотрю на шприц, как зачарованный, не могу поднять взгляд. Я боюсь, мне страшно увидеть лицо человека, который держит его. Боюсь – и не хочу.

– Я убью тебя, – произносят мои губы. – Когда я отсюда выйду, мы с тобой встретимся, обещаю.

Шприц опускается, как будто поникли плечи человека, который его держит. Шелестит усталый вздох.

– Ты сделал неправильный выбор…

Игла входит в вену. Жёлтый дракон кусает мою левую руку. Я слышу свой крик, он всё дальше и дальше, как будто меня уносит от самого себя скорый поезд. Со мной остаётся только рычание дракона, который утоляет свой голод моей болью.

И ещё – кто-то плачет. Близко, достаточно руку протянуть. Плачет в темноте…

Я открыл глаза, но не почувствовал изменений. Как было темно – так и осталось. Либо я ослеп, либо нахожусь в наглухо закрытой комнате без окон. Лежу на холодном каменном полу, закоченевшее тело сдавлено обручами боли. Драконья пасть стиснула меня и не отпускает.

Не двигаясь, мысленно я ощупал всё своё тело, убедился, что боль – поверхностна. Она не проникает вглубь, у меня ничего не сломано, внутри всё работает как надо. Я знаю разницу между болью и болью. Различать оттенки боли – моё давнее хобби, если не профессия.

Я упёрся руками в пол, отжался. Левый локоть пробила игла боли. Я поморщился. Нащупал стену, подполз к ней и сел, прислонившись спиной. Перевёл дыхание.

Всхлипы затихли. Кажется, человек, который плакал, торопливо вытирал сопли рукавами. Я снова поморщился. Не люблю плачущих мужчин. Сам, кажется, не плакал ни разу в жизни, если не считать совсем уж раннего детства.

– Очнулся? – Голос, как и рыдания, послышался слева.

– Угу, – откликнулся я.

Говорить не хотелось. Вдобавок к старой подруге боли пришла тошнота. Голова кружилась, а я даже не мог зацепиться взглядом за какой-нибудь неподвижный предмет. Вокруг – чернота. Всё бы отдал за огонёк спички, хоть на мгновение. Правда, «всё» в моём положении – разве что ифу, которое на мне надето, да матерчатые тапки на резиновой подошве. Больше у меня, кажется, ничего нет. Хотя и ифу вряд ли моё. Наверняка казённое.

Школа Цюань.

Кулак.

Приют для беспризорников, имевших неосторожность попасться в беззубую пасть закона. А закон – продал их в рабство.

– Ты кто? – не отставал голос. – Я не успел разглядеть, когда тебя втащили. Ты из черепах, да?

– Что ещё за черепахи? – спросил я. Вспомнил, что Ниу их тоже упоминала.

Голос я уже узнал, да и не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять, что это – Тао.

– Лей? – Тао, кажется, обрадовался. – Надо же, мы опять соседи. Может, нас неспроста свела судьба?

– Веришь в судьбу? – усмехнулся я.

– Конечно! А ты разве нет?

– Ну… Я верю во всесильного злобного старикашку, который сидит на небе, тычет каждого из нас раскалённой кочергой и смеётся. Если можно назвать его «судьбой» – пусть так. Повторяю вопрос. Что за «черепахи»?

– Ясно, – вздохнул Тао. – Память отбило после процедур?

– Похоже на то.

– Угу. Редко, но бывает… Чёрные Черепахи – это отделение, к которому тебя причислили. Мы с тобой – Чёрные Черепахи, носим ифу чёрного цвета. А есть ещё Белые Тигры, Лазоревые Драконы и Красные Птицы.

– И в чём разница?

– В цвете ифу, – сказал Тао таким тоном, будто я задал совершенно идиотский вопрос.

– А-а, – протянул я. – Понятно.

Поверил Тао сразу и безговорочно. Вполне в духе реальной жизни – навесить бессмысленный ярлык и заставить им гордиться.

– Говорят, это как-то связано с нашими преступлениями, – продолжал Тао. – У каждого отделения свой куратор.

Он странно говорил, как будто сквозь зубы. Когда-то в прошлой жизни я такое слышал.

– Ломает? – спросил я.

– Не то слово, – процедил Тао. – Таблетку не дали, гады. Ещё и отделали…

Я вспомнил, как его «отделали», и беззвучно усмехнулся. Мне досталось куда сильнее. Впрочем, хвастаться побоями не стану.

Мутило всё настойчивее. Я заставил себя подняться и, держась за стену, двинулся в обход. Каменная стена закончилась, когда я сделал первый шаг. После этого пошёл вдоль решётки, которая отделяла меня от Тао. Он тихонько подвывал. Я представил себе, как он сидит, обхватив колени руками, и покачивается взад-вперёд. Меня перекосило от отвращения.

Нет, неправильно. Тао не виноват, что его подсадили на таблетки. Что бы этот парень ни натворил до того, как попал в «школу», такого выбора он не делал, это сделали за него.

– Спасибо, что пытался заступиться, – сказал Тао; ему, похоже, надо было разговаривать, чтобы отвлечься.

– Не люблю, когда избивают беззащитных, – откликнулся я, продолжая свой путь.

Решётка, разделяющая две камеры, закончилась. Опять камень. Угол. И железная дверь в противоположной стене. Возле двери я задержался, глубоко дыша ртом. Нет… Если придётся глотать таблетки – я тут долго не протяну. Зря устроил это представление в столовой. Спрятать таблетку – пара пустяков. Я ведь уже так делал. Делал?..

– Я не беззащитный! – заорал Тао так, что я вздрогнул.

– Как скажешь, – пробормотал я, решив его не одёргивать. Последнее дело – пытаться говорить с наркоманом, как с нормальным человеком. Кто бы ни сделал за него этот выбор.

– Я много тренируюсь, – неизвестно кому с жаром доказывал Тао. – В следующий перепрофиль пройду испытание и стану борцом!

– Что за перепрофиль? – Мне тоже было легче говорить, это отвлекало от тошноты.

– Первый день месяца, когда можно сменить работу. Надо только пройти испытание.

– Ясно. А зачем тебе становиться борцом?

Я вспомнил отожранные туши борцов, сидящих в столовой, мысленно сопоставил с Тао и покачал головой. Впрочем, то, что я видел в зеркале, выглядело ещё смешнее. Как говорится, «соплёй перешибёшь».

– Как же! – воодушевился Тао, ухватившись за новую тему, которая, похоже, была его излюбленным коньком. – Борцы – свободные люди.

– Серьёзно? Чего же они тут сидят?

– Ты не понимаешь! – Тао, судя по звуку, вскочил и положил руки на решётку. – Они свободны от работы.

– И от уплаты налогов, – пробормотал я.

– Что?

– Ничего. Чем, говоришь, они занимаются?

– Тренируются с учителем Вейжем. Выступают на турнирах, защищают честь школы. Они первыми ходят в душ, и в столовой для них – самая лучшая еда.

Это я уже заметил. У борцов в мисках были куски мяса, а у меня – только рис и овощи. Которые, к тому же, упорно просятся наружу.

– Борцы сами выбирают себе соседей по комнате, – вдохновенно продолжал Тао. – И комнаты у них больше. А ещё есть общая комната, где они сидят и играют в маджонг после отбоя. Им можно пропустить молитву. Можно даже взять любую девушку!

– И кого ты себе наметил? – спросил я, двинувшись дальше. Решил обследовать помещение до конца.

Угол, ещё одна решётка – но соседняя камера, судя по всему, пуста. Сколько их тут, интересно?

– Н-никого, – смутился Тао. – Я просто так говорю.

– Ясно.

Почему-то вспомнилась Ниу. Пожалуй, из всех виденных здесь девчонок, она была самой красивой – по крайней мере, на мой вкус. И каково ей жить здесь – где любой борец может взять её, не спрашивая согласия? Впрочем, чёрт их, китаянок, разберёт. Может, для Ниу это обычное дело. Может, даже гордится, если выбирают её.

– А ещё борцов возят в город, – добавил Тао.

Он явно изливал мне душу, делился мечтой. А мне не нужна была его мечта, я хотел только информацию.