Страница 32 из 44
И тогда Шлиман вносит второе предложение: ладно, он за свой счет построит в Афинах музей и даст ему свое имя - Афинский исторический музей Генриха Шлимана - а правительство за это предоставит ему право на раскопки двух древних городов, Микен и Олимпии.
Правительство соглашалось лишь на Микены, заявляя, что право на раскопки в Олимпии оно уже обещало прусскому правительству и теперь неудобно переигрывать. Шлиман, естественно, негодовал во всю глотку: да какое тут может быть сравнение? С одной стороны, какие-то прусские профессоришки, а с другой - сам великий Шлиман? И грозил: раз такое отношение, он немедленно переберется, скажем, в Италию, где в земле тоже древностей полно, завещает троянскую коллекцию итальянскому народу, и там его будут на руках носить…
Но тут вмешались настырные турки, которые никак не хотели смириться с тем, что с их территории контрабандой вывезли немаленькие сокровища, которые по всем законам принадлежали все же Турции. Выдвинули ультиматум: либо вернуть клад, либо выплатить компенсацию в шестьсот с лишним тысяч франков.
А поскольку беда никогда не приходит одна, на Шлимана начались атаки уже со стороны не юристов, а ученого мира…
Шлимана всерьез стали подозревать в том, что не было никакой сокровищницы Приама, что все это золото и прочие находки он старательно собирал в течение трех лет раскопок в разных местах, а потом свалил в кучу и для пущего эффекта объявил их «кладом».
Это были, скажем так, деликатные гуманисты, исполненные веры в человечество. Циники же заходили гораздо дальше: окончательно разругавшийся к тому времени со Шлиманом Калверт печатно объявил: по его глубокому убеждению, Шлиман просто-напросто втихомолку поручил какому-то ювелиру изготовить «клад», а потом, изволите ли видеть, его «нашел». В конце концов кто вообще видел эти сокровища в Турции ? На свет они всплыли только в Афинах…
Калверт в своих подозрениях был далеко не одинок: очень скверная у Шлимана была биография… Директор Афинской университетской библиотеки, не выбирая выражений, писал: «В конце концов этот американский немец нажил себе состояние контрабандой. Возможно, что эти вещи он нашел не при раскопках, а у старьевщика».
Ему вторил германский профессор Вернике: к человеку, который нажил себе состояние, ввозя контрабандой селитру из Пруссии в Россию, нельзя относиться серьезно.
Другой германский профессор, Заухе, был чуточку сдержаннее: «Шлиман пятьдесят лет был купцом, потом он стал по-школярски заниматься археологией. Это все, что приличия позволяют мне о нем сказать».
Третий профессор, Штарк, на приличия особого внимания не обращал и рубил сплеча правду-матку: «Потрясающая мистификация!»
Еще один профессор, афинский, ни в чем таком Шлимана не обвинял, но задавал резонный вопрос: господа мои, а где, собственно, доказательства, что это именно сокровища гомеровского Приама? В «Илиаде», между прочим, никакого описания сокровищ нет…
Венский профессор Конце советовал Шлиману вполне мирно: любезный мой, чем гоняться за химерами, отдали бы деньги настоящим археологам, чтобы они всерьез поработали…
Берлинский сатирический еженедельник «Кладдердач» опубликовал ядовитый фельетон, который стоит привести целиком:
«Господин Шлиман, как слышно, продолжил свои исследования и на месте бывшего военного лагеря перед Троей, и здесь божественное провидение не изменило ему - работе сопутствовал успех. Из множества обнаруженных здесь предметов, как мы считаем, вкусам дилетантов наиболее подойдут следующие:
1. Дышло с прилагаемым к нему хлыстом, явно от повозки, на которой Афина имела обыкновение приезжать в лагерь греков.
2. Коробка египетских спичек, отмеченных призом на международной выставке в Мемфисе в 1400 году до н. э., которыми Ахилл поджигал костер, где сжигали Патрокла.
3. Многочисленные хирургические инструменты, а также несколько сосудов с надписью: «Наружное. Аптека Махаона в Трое» - несомненно, относящиеся ко времени жизни обоих эскулапов (Махаон - сын Асклепия, одного из врачевателей в стане греков, сражавшихся против троянцев; упоминается в «Илиаде»).
4. Бонбоньерка[1]