Страница 9 из 17
– Я заметил камеру.
Она лежит на столе рядом с сахарницей.
– Вы меня раскусили, – улыбаюсь я.
– Да я прям настоящий Шерлок Холмс, – ухмыляется он. – Видимо, я вашу машину чиню.
– Что, правда? Вы друг Гэвина?
– Угу. – Он протягивает руку через весь стол. – Брайан. Еще пара дней, и будет ваша машинка как новенькая. У нее подвеска накрылась. – Он указывает на стул напротив. – Не возражаете, если я к вам подсяду?
– Ни капли. Я Алекс.
Он подходит и опускается за мой столик. С такого расстояния до меня доносится запах его лосьона после бритья, сладковато-пряный, хотя я улавливаю и еще какую-то ноту. Возможно, кожу. Нечто темное и грязное. Он кладет на стол свой журнал, что-то про морскую рыбалку, и тут я вспоминаю, где его видела. Одна из статей о Блэквуд-Бей, которые я проглядывала в Интернете, была посвящена кампании – в конечном итоге безуспешной – за сохранение местной станции спасения на водах, и на фотографии к этой статье был он, в желтой куртке и со стопкой листовок.
– Ну и как продвигается?
– Прошу прощения?
– Я про фильм, – смеется он.
– Да нормально, – говорю я. – Мы только начали.
– И что же народ снимает?
– Всякую всячину.
Я вспоминаю вчерашние ролики. Девушка разыгрывает сцену самоубийства. Подростки перекусывают на скамеечке у паба.
– Всё уже на сайте, заходите посмотреть.
– Может, и зайду как-нибудь. А знаете, это здорово. Приятно будет наконец увидеть нашу деревню на карте.
Брайан косится на женщину за стойкой, но та усердно полирует столешницу в ожидании, когда приготовят заказ. Он понижает голос:
– Тяжело, понимаете ли, жить в такой глуши. Может, ваша программа даст людям какой-то толчок. – Он откидывается на спинку стула. – Во всяком случае, мы все на это надеемся.
– Посмотрим, что из всего этого выйдет.
Я колеблюсь. В голове звучат слова Дэна: «Попробуй-ка что-нибудь раскопать».
– Наверное, вам хочется, чтобы ваша деревня попала в новости в позитивном ключе?
Его глаза слегка сужаются.
– В каком смысле?
Я беру из мисочки сахарный кубик.
– Просто вспомнила ту погибшую девушку. Дейзи, так ее звали?
– Да, так.
– Наверное, всем пришлось нелегко. В такой-то маленькой деревне… Вы тогда тут были?
– Угу. Но я живу не здесь. Мой дом неподалеку от Молби.
– Получается, вы ее не знали?
– Знал, но совсем немного.
– Ну да, тут все близко.
Он делает глоток из своей чашки. Я прикидываю, насколько далеко можно зайти.
– Говорят, самоубийство…
– Ну, раз говорят, значит так и есть.
– Но почему?
– Пес его знает! Подростковый возраст. Может, с парнем поссорилась.
– Это же не повод сразу покончить с собой?
Он сокрушенно улыбается, и я задаюсь вопросом, есть ли у него дети. Что-то в его манере держаться подсказывает, что нет, хотя и сама не пойму, что именно. Какая-то грусть, опустошенность, которая нет-нет да и проскальзывает, несмотря на все его обаяние. Его будто что-то гнетет. Бремя упущенных возможностей и ошибок прошлого.
– Так тогда поговаривали, – произносит он, тщательно подбирая слова. – Но, по правде, думаю, сыграло роль и то, как они жили. Матери она была не слишком-то нужна. Ее другое интересовало. Выпивка. Наркотики. Вы в курсе, что они жили в трейлере?
Я киваю. Женщина за стойкой возится с радиоприемником, делая вид, что не слушает.
Я наклоняюсь вперед и понижаю голос:
– Но была же еще одна девушка, Зои? Зои Персон.
Он колеблется. Кажется, этого говорить не стоило. В конце концов, почему он должен мне доверять?
– Ну да, – соглашается он наконец, – но там совсем другое дело. Она сбежала. Это все, что я знаю.
Он ставит свою чашку на стол.
– Так вот о чем на самом деле ваш фильм?
В голосе слышатся разочарование и настороженность, и я качаю головой:
– Нет. Я просто… Просто мне стало интересно. Две девушки из одной деревни…
– Но это разные вещи, – настаивает он. – Одна сбежала. Вторая сиганула со скалы.
Я вижу, как он раздумывает, завершить разговор или нет, но, видимо, я взяла правильный тон, потому что он продолжает:
– Конечно, была еще ее подружка. Пропала без вести приблизительно тогда же, лет десять тому назад…
Меня вдруг бросает в холод.
– Кое-кто считает, что между ними что-то произошло. Поссорились, или еще что-то в этом роде. Но кто знает?
Повисает молчание. Сахарный кубик рассыпается в моих пальцах, и я рукой сметаю крошки со стола, потом устремляю взгляд за окно, в темнеющее небо.
– А мать Дейзи еще жива?
Брайан качает головой:
– Судя по тому, что я слышал, это стало для нее последней каплей. Она к тому времени и так-то уже почти спилась, а потрясение окончательно ее добило.
– А остался здесь хоть кто-нибудь, кто их знал? – спрашиваю я. – Дейзи и эту ее подружку. Кто-то, кто мог быть в курсе, что между ними произошло?
Он на мгновение задумывается.
– Может, Моника?
– Моника? Моя квартирная хозяйка?
– Так, значит, вы живете в Хоуп-коттедже?
Я киваю. Ему приносят сэндвич, завернутый в пергамент, и кофе. Он благодарит официантку.
– Попробуйте поговорить с ней, если вам так хочется, но, понимаете, жизнь есть жизнь. Нельзя вести себя так и надеяться, что все сойдет с рук.
– Как она себя вела?
Он сокрушенно улыбается:
– Могла иногда что-нибудь отчебучить. Ладно, пойду я, пожалуй. – Он весело подмигивает мне и сгребает свои вещи. – Надеюсь, еще увидимся.
7
Я сижу перед темным экраном компьютера. Уговорила Монику встретиться со мной сегодня утром, но немного времени поработать еще есть. На сайт выложили видео, как пожилой мужчина гладит свою собаку, и еще одно: на нем женщина печет что-то вкусное, а рядом на высоком стульчике весело агукает малыш. Я включаю древнюю машину, и из ее недр вырывается скрежет. На этом компьютере я смонтировала свой первый фильм, и, хотя я отдаю себе отчет в том, что это глупо и сентиментально, изменить ему сейчас для меня было бы все равно что Самсону самому отстричь себе волосы.
Я жду, пока он раскочегарится, потом нажимаю «Воспроизведение». Следующий ролик начинается с черного экрана и шума – вернее будет сказать, нечленораздельного вопля. Потом камера выравнивается, и в кадре сперва возникает пожелтевшая стена, а затем на ее фоне появляется женщина. Она полноватая, в кофте, с длинными волосами, стянутыми в тугой хвост на затылке.
– Нет! – чеканит она. – Даже думать забудь!
Ответ доносится из-за кадра, прямо из-за камеры:
– Это несправедливо!
– «Несправедливо»? Ах ты, дрянь малолетняя… Я тебе покажу «несправедливо»! Что еще ты затеяла?
– Затеяла?
– Зачем тебе телефон, Элли?
– Ни за чем.
– А ну убери его сейчас же!
Ответа нет. Женщина смотрит вправо, где, прислонившись к дверному косяку, стоит мужчина в джинсах и рубашке и наблюдает за перебранкой, явно не горя желанием вмешиваться.
– А ты так и будешь стоять столбом? – набрасывается на него женщина. – Или, может, все-таки скажешь ей что-нибудь?
Он с жалким видом пожимает плечами.
– Крис, черт бы тебя побрал! – свирепеет женщина.
Теперь он обращается к той, кто находится за камерой.
– Элли, – мямлит он, – послушай, что мать говорит.
– Но это несправедливо!
– Тебе было сказано: никакого танцевального кружка, если не станешь лучше учиться.
– Но!..
Он вскидывает ладони:
– Хватит! Марш в свою комнату! И выключи эту чертову штуковину!
В кадре мельтешение: девушка, которая держит телефон, Элли, поворачивается влево. На стене рядом с ее отцом висит зеркало, и в нем секунду или две мелькает ее отражение. Я нажимаю кнопку «Назад» и ставлю видео на паузу. Она выглядит совсем юной. Лет тринадцати-четырнадцати, с бледной кожей и роскошными рыжими волосами, обрамляющими усыпанное веснушками невинное личико.