На краю бездны

– Я вылетела с трассы. Там овца…

Он смотрит мимо меня на неподвижное существо, лежащее посреди дороги, – черную тень на льду, смутно различимую в темноте.

– Это вы ее сбили?

Я оглядываюсь. Голова, вывернутая под неестественным углом, направлена в нашу сторону. Она смотрит на нас. Она обвиняет. Это все ты, говорит она.

– Нет. Она была уже мертвая. Я ее не заметила.

Интересно, он мне верит? По выражению лица понять ровным счетом ничего невозможно, но он протягивает мне руку.

– Разрешите вам помочь, – произносит он. – Меня зовут Гэвин.

3

До меня запоздало доходит, кто он такой. Гэвин. Моя ассистентка Джесс искала среди местных того, кто мог бы распространить листовки с объявлением о встрече в деревенском досуговом центре, где я собиралась рассказать о своем проекте, а он был организатором тамошнего киноклуба и предложил свою помощь. По крайней мере, у нас схожие интересы.

– Алекс.

В его взгляде ни намека на узнавание; возможно, Джесс не упоминала мое имя.

– Надо бы пойти посмотреть на…

Он кивает в сторону мертвой овцы, явно не горя желанием о ней говорить.

– Спасибо.

Мы вместе приближаемся к туше, и он с фонариком в руке наклоняется над несчастным существом.

– Сильный был удар, – говорит он, и по его лицу пробегает тень беспокойства. – Все явно произошло очень быстро.

Я устремляю взгляд на животное. Черная лужа крови расплывается вокруг задней части тела, пятная белый снег.

– Нельзя ее здесь оставлять.

– Да, наверное, – вздыхает Гэвин, понурившись.

Мы присаживаемся на корточки и беремся за две ноги каждый, потом дружно тянем. Туша тяжелая, но по мерзлой дороге скользит относительно легко. Внутренности размазываются по снегу, и нас обдает волной зловония. Я задерживаю дыхание и косо поглядываю на хмурого Гэвина: он тоже не дышит; но миг спустя запах пропадает. Мы сваливаем тушу в канаву.

– Ладно, – говорит он, распрямляясь. – В каком состоянии ваша машина?

Я перешагиваю через окровавленные останки животного. Интересно, что он обо мне думает? Что я беспомощно жду спасителя и понятия не имею о машине, которой доверила свою безопасность? Я вглядываюсь в его лицо, но не вижу и тени подобных мыслей. Только желание помочь.

– Раздолбана, думаю. Нужно вызвать техпомощь. Здесь просто телефон не берет, а так я справлюсь.

Он качает головой:

– Послушайте, мой приятель поможет.

– Починит ее?

– Или отбуксирует. У него «рейнджровер».

«Рейнджровер»? Вспоминаю машину, которая проехала мимо. В свете фар я не успела ничего разглядеть – ни водителя, ни даже марку. Какой-то большой внедорожник.

– А он тут, случайно, не проезжал, этот ваш приятель? – спрашиваю я. – С полчаса назад.

– Нет, – смеется Гэвин. – Мы с ним только расстались. А что?

– Тут была еще одна машина. Вроде бы она собиралась остановиться, но поехала дальше.

– Вы уверены?

– Да. Но это не важно.

На мгновение мне кажется, что Гэвин хочет задать еще один вопрос, но, похоже, передумывает и спрашивает о другом:

– Куда вы ехали?

– В Блэквуд-Бей.

Он улыбается:

– Садитесь в машину. Я вас подброшу.

Он ведет практически в полном молчании, внимательно следя за заснеженной дорогой. Я гадаю, что он за человек, и ищу подсказки. В машине идеальная чистота, ни намека на мусор, которым завален салон моего авто; единственный признак того, что она не новая, – это пакетик лакричных палочек в подстаканнике между нашими сиденьями. В животе у меня урчит.

– Повезло мне, что вы проезжали мимо, – говорю я – скорее для того, чтобы прервать молчание.

Он улыбается. Я смотрю сквозь лобовое стекло вперед, в сторону Блэквуд-Бей. В черном небе отчетливо различимы созвездия. Вдалеке видна вспышка: луч маяка на Крэг-Хед прорезает низкую облачность. Я ближе, чем думала. И вновь мелькает мысль, что глупо было ехать сюда зимой. Впрочем, выбирать не приходилось. Через пару минут Гэвин слегка прибавляет газу. Фары выхватывают что-то из темноты – лучи на миг пронизывают мрак, но мы проезжаем мимо, и я не успеваю разглядеть, что это. Еще одна овца? Кролик? Олень? Даже размер точно определить невозможно: в этой темноте законы перспективы не работают. Гэвин выкручивает регулятор температуры.

– Никак не согреться?

Я уверяю, что все в порядке, и спрашиваю, откуда он родом.

– Ведь не из Блэквуд-Бей?

Вид у него становится озадаченный.

– Почему вы так в этом уверены?

– Из-за вашего говора. Вернее, из-за его отсутствия.

– А, ну да, – произносит он застенчиво. – Мои родители из Мерсисайда. Но мы переехали на юг, в Лондон.

– А теперь вы здесь.

– Да. Мне захотелось перемен. Я работал в Сити и в какой-то момент понял, что больше не могу. Дорога в офис, постоянный стресс… Ну, вы понимаете.

«Мне», отмечаю я. Не «нам». Вслух ничего не говорю. Я уже удостоверилась, что на безымянном пальце у него нет обручального кольца, хотя сама не знаю, зачем посмотрела. По привычке, наверное.

– И давно вы здесь живете?

– Почти год, ничего себе!

Он будто сам удивлен, что прошло столько времени. Можно подумать, приехал сюда на пару недель и застрял.

– Ну и как вам тут, нравится?

Говорит, нормально. Скучать некогда.

– А вы? Откуда вы? – спрашивает он.

– Из Лондона, – отвечаю я уклончиво. – Вы не женаты?

– Нет! – смеется Гэвин.

Он притормаживает перед слепым поворотом.

– Но родились вы не в Лондоне?..

Значит, от него тоже не укрылся мой говор. Ничего удивительного. Я почти избавилась от показательных особенностей произношения некоторых слов, но кое-что въедается намертво, как ни старайся. Видимо, у Гэвина тренированное ухо.

– В окрестностях Лидса, – говорю я.

– А, понятно. В гости приехали?

Теперь, когда вопрос задан, я не очень понимаю, как на него ответить. Вообще-то, я не хотела светиться. В конце концов, в мои планы не входило здесь появляться. Но мир неидеален, и скрываться всю жизнь у меня не получится.

– Вроде того, – отвечаю я. – Работаю здесь над фильмом.

– Я сразу подумал, что вы занимаетесь чем-то подобным! – смеется он. – И что вы делаете?

– Да так, то одно, то другое.

Некоторое время он ведет машину молча. Потом кашляет.

– Ну и о чем ваш фильм? – Он делает паузу. – О Зои?

При упоминании пропавшей девушки у меня перехватывает дыхание, но он ничего не замечает.

– Не совсем, – говорю я.

– Но вы же про нее знаете? И про Дейзи. Знаете?

Да, отвечаю. И думаю про всю ту подготовительную работу, которую проделала, и про наши беседы с Дэном. Пожалуй, я знаю даже слишком много.

– Но на самом деле это фильм про жизнь деревни, – небрежным тоном произношу я.

– Почему тогда именно здесь, если ваш фильм не имеет отношения к девочкам?

– Да кто его поймет, – говорю я. – Думаю, об этом лучше спросить у продюсера. Решения принимает он, а я просто делаю, что мне сказано.

Он смеется, но я различаю в его смехе нотки разочарования. Мне вспоминается, что́ о нем рассказывала Джесс. «Приятный парень, – заметила она, – а не задавал бы столько вопросов, цены б ему не было».

Я вспоминаю, как начинался этот проект. Я познакомилась с Дэном на фестивале в Амстердаме, и он сказал, что ему понравилась «Черная зима», а вот второй мой фильм – «Адам, собственной персоной» – показался «достойным, но тебе следовало бы заниматься чем-то другим». Меня это восхитило: он был, наверное, единственный, кто честно сказал, что думает. Он спросил, есть ли у меня в планах что-то новое.

– Да, есть кое-что, – соврала я.

Он оставил свою визитку, и несколько месяцев спустя я заявилась к нему в офис. В царство белой мебели, стеклянных перегородок, эргономичных кресел и масалы. Награды смотрели на меня со стены за спинкой его кресла, и я мысленно перенеслась в тот вечер, когда получила свою.