Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 19 из 20

Он попал в семинарию в непростой момент: как раз возобновлялись занятия после полугодового перерыва, вызванного волнениями среди семинаристов. Тифлисская семинария, несмотря на весьма строгий внутренний распорядок (или как раз благодаря ему), была местом неспокойным и сделалась рассадником бунтарства. В 1885 г. исключенный за неблагонадежность будущий социал-демократ Сильвестр Джибладзе избил ректора семинарии Чудецкого, на следующий год ректор был убит выгнанным учеником Лагиашвили[141]. Группа учеников была исключена в 1886 г., среди них будущий активный большевик Михаил Цхакая[142]. Выпускниками семинарии были участники первых в Тифлисе революционных кружков начала 1890-х гг. Ной Жордания, С. Джибладзе. Они вместе с М. Цхакая имели непосредственное отношение к забастовке семинаристов в конце 1893 г. После этого семинарию на полгода закрыли, отчислили 87 активных забастовщиков, в том числе Владимира (Ладо) Кецховели и Алексея Гогохия, горийских уроженцев и знакомых Джугашвили. Из-за прекращения занятий вернулся в Гори и Михаил (Миха) Давиташвили. Ладо Кецховели был постарше Сосо Джугашвили, волнения застали его в третьем классе. Миха учился в первом и на следующий год оказался в одном классе с Сосо, хотя и в разных отделениях (отделения появились из-за того, что после возобновления занятий в семинарии оказались два первых класса: новый и недоучившийся прошлогодний). Ладо Кецховели позднее стал тем, кто привлек Сосо в социал-демократические кружки. Не только Иосифа Джугашвили, но и еще нескольких его соучеников ждало будущее активных социал-демократов: кроме Кецховели и Давиташвили назовем Иосифа Иремашвили и Дмитрия Гогохия. Впоследствии эта традиция не пресеклась, Тифлисская духовная семинария продолжала выпускать революционеров, десятью годами позже из нее вышел Анастас Микоян.

Семинарское бунтарство имело как общие для всей эпохи, так и частные причины. С одной стороны, росли социальный протест, недовольство и радикализация интеллигенции, эти процессы докатывались и до Грузии. К этому прибавлялось усиление политики церковной русификации, вызывавшей естественное недовольство местного духовенства. И в духовном училище, и в семинарии преподавание велось на русском языке. Возникали разнообразные националистические движения, требования школьного обучения на родном языке, что в условиях Грузии немедленно оборачивалось соперничеством элит населявших ее народностей, каждая из которых претендовала на свой алфавит, литературный язык и школу[143]. С другой стороны, семинаристов раздражали суровые порядки учебного заведения, жесткая регламентация поведения и режима, длительные обязательные церковные службы. Тем более что многие юноши, наверное, оказались в семинарии не из-за глубокой религиозности и искреннего желания стать священником, а по житейскому расчету и скудости выбора мест учебы. Стоит ли удивляться, что строгость семинарии приводила к обратному результату? Ученики шли в революционные организации и становились ярыми атеистами. Сам Сталин в беседе с Э.Людвигом в 1931 г., отвечая на вопрос, не плохое ли обращение со стороны родителей толкнуло его на оппозиционность, сказал, что родители обращались с ним совсем не плохо, «другое дело духовная семинария, где я учился тогда. Из протеста против издевательского режима и иезуитских методов, которые имелись в семинарии, я готов был стать и действительно стал революционером»[144]. Несколько десятилетий спустя Сергей Берия, сын Л. П. Берии, записал примечательные слова Сталина. Тот удивлялся, отчего Ленин так сильно ненавидел церковь: «Мы с Микояном часто задавали себе вопрос, в чем была причина. В нашем случае это чувство понятно: мы бывшие семинаристы. Но в отличие от Ленина наша враждебность к религии не имеет под собой никаких личных мотивов. Должно быть, что-то произошло в его жизни, из-за чего он стал таким непримиримым по отношению к православию»[145]. Итак, для Сталина семинарское прошлое обусловливало неприязнь к церкви и религии, причем ничего специфически личного в этом чувстве он не находил.

Но не следует обманываться рассказами мемуаристов и полагать, что Сосо с первых шагов в семинарии вел себя как бунтарь. Как минимум первые два класса ничего подобного не было. Это доказывают как сохранившиеся сведения о его успеваемости, так и данные кондуитного журнала о проступках учеников.

Копии материалов семинарии имеются в собрании фонда Сталина бывшего ЦПА ИМЭЛ. Подлинники, очевидно, следует искать в архивах Грузии. Было ли то следствием низкой квалификации сотрудников или намеренного стремления запутать читателя, но машинописные копии, сделанные в 1930-х гг., весьма небрежны: сведения о Джугашвили вырваны из контекста, встречаются явные ошибки, непонятно, как выглядел и был оформлен подлинный документ; местами складывается впечатление, что в копии механически соединены выдержки из разных документов. В отдельных случаях это скорее не копии, а выписки из классных журналов, годовых табелей. Имеются копии ассистентских и преподавательских экзаменационных ведомостей, исходное соотношение между которыми и распределение обязанностей преподавателя и ассистента на экзамене не вполне ясны. Некоторые копии экзаменационных ведомостей снабжены совершенно анекдотическим заголовком «Товарищу СТАЛИНУ выставлены отметки по следующим предметам».

Для прижизненных биографов Сталина вопрос о семинарии был несколько неловким и двусмысленным: все же не самое подходящее место для революционера, марксиста и атеиста. Оттого, вероятно, и скопированы семинарские документы были так неуклюже. Оттого и в воспоминаниях товарищей по семинарии царит столь показательный разнобой, когда одни утверждали, что Джугашвили был лучшим учеником, другие—что чуть ли не с самого поступления забросил занятия, сделался борцом с семинарской косностью, ханжеством и суровым режимом (и то и другое, впрочем, лежит в русле рассказов о маленьком Сталине как о чудо-ребенке, а также прирожденном вожаке и защитнике угнетенных). В самом деле, мудрено решить, что из этого более к лицу будущему вождю советской державы. Эта же идеологическая путаница просматривается в позднейшем доносе на главного семинарского «гонителя» Сталина – иеромонаха Димитрия (Абашидзе), который в 1940 г. был репрессирован, причем доносчик подчеркивал, что именно Абашидзе выгнал вождя из семинарии[146].

Сведения из семинарских учебных ведомостей дают представление о том, чему учили в семинарии, а это был основной образовательный багаж Сталина.

Судя по экзаменационным ведомостям, за первый класс семинаристы сдавали священное писание, русскую словесность, гражданскую историю, математику, грузинский и греческий языки, славянское и грузино-имеретинское пение. В ассистентской ведомости Иосифу Джугашвили по всем предметам поставлены 5, лишь по греческому языку – 4. В преподавательской кроме греческого 4 стоит еще по гражданской истории и 4 с плюсом по математике[147].

Если же смотреть не экзаменационные, а годовые отметки, то они менее ровные. Сосо не был ни сверхъестественным отличником, ни с ходу забросившим занятия учеником. Он учился неплохо, хотя успеваемость его год от года постепенно становилась хуже.

В первом классе по священному писанию Джугашвили сдавал такие темы, как «О выходе Авраама из Ура Халдейского в землю Ханаанскую», 5-я глава книги «Исход», «Первые священнодействия новопоставленных Аарона и его сыновей». Отметки по четвертям колебались от 3 до 4 с плюсом, итоговый балл – 4 и 3 за сочинение.

По русской словесности среди тем «Лес» Аксакова, «Характер Гринева», сказка «Правда и кривда», басня «Осел и соловей», понятие о сказке и басне. Отметки от 3 до 5, годовая 4, за сочинение тоже 3, а задание заучить балладу «Утопленник» исполнено вовсе на 3 с минусом.

141

Детство и юность вождя. Документы, записи, рассказы. С.62. Воспоминания Ф. Махарадзе; Рейфилд Д. Грузия. Перекресток империй. История длиной в три тысячи лет. М., 2017. С. 391.

142





Цхакая М. Из прошлого. Воспоминания старого марксиста-подпольщика о праздновании первого мая в бывшей царской России. Апрель 1938 г. (РГАСПИ. Ф. 157. Оп. 1. Д. 119. Л. 95-98).

143

Рейфилд Д. Грузия. Перекресток империй. С. 388-389. Об этом же с радикальной тенденциозностью поведал большевистский мемуарист. См.: Барон (Бибинейшвили). За четверть века: Революционная борьба в Грузии /предисл. П. Н. Лепешинского. М.-Л.: Молодая гвардия, 1931. С. 20-21.

144

Беседа И. В. Сталина с немецким писателем Эмилем Людвигом 13 декабря 1931 г. // Сталин И. В. Сочинения. Т• 13. С. 113.

145

Берия С.Л. Мой отец Берия: В коридорах сталинской власти. М., 2002. С. 177.

146

Судьбу о. Димитрия (Абашидзе) проследил в своей книге И.А.Курляндский (см.: Курляндский И. А. Сталин, власть, религия. М., 2011. С. 30-34). О.Димитрий в 1902 г. был рукоположен в сан епископа, участвовал в работе Поместного собора, в гражданскую войну находился при деникинской армии, в 1920—30-х гг. полуподпольно окормлял паству в Киеве и считался духовным главой киевской группы катакомбной церкви, репрессиям подвергался неоднократно, но до поры не слишком суровым.

147

РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 4. Д. 17, 18.