Страница 12 из 14
– Интересно, – задумчиво произнёс он, – видимо, похищали тебя по другому документу… Ничего, сделаем запрос на границу и там выясним, когда и откуда тебя вывозили за рубеж.
– Не выясните… – замотала головой девушка – кривенькие косички задрожали. В глазах снова навернулись слёзы, стали капать, исчезая в черноте материи. – Мне имя дали в российском консульстве Израиля… точнее, я сама выбрала, когда паспорт оформляли, и… фамилию… придумала…
Она опустила повинную голову.
Щербаков несколько секунд в тупом недоумении смотрел на затылок девочки, молча соображал. Затем его прорвало:
– Как? Так ты… не графиня? – воскликнул Вениамин, не сдержался, захлебнувшись от благородного негодования, почувствовал, как мир переворачивается, все мечты летят прахом. – Как же так? Не Апраксина?…
– Нет… просто на ум пришла первая попавшаяся… – слёзы девушки полились ручьём.
Гневное возмущение клокотало внутри Щербакова. Он не мог найти нужных слов и только учащённо дышал, бросив ручку, обхватив голову, уперев локти в стол. Его будущее рушилось на глазах. И кто в этом виноват?
Задница в галифе и пустое ведро внезапно одержали окончательную бесповоротную победу.
Вениамин вспомнил, как лебезил перед «графиней» в аэропорту и мечтал жениться, пока ехали в машине, мысленно разбрасывал у ЗАГСа цветы и денежную мелочь. Стриптиз откладывался на неизвестный срок. Что же теперь, получается – зря старался, ручку целовал, французский язык вспоминал: «Же ву при де сартир… же ву при де сартир!..» Вот тебе и сортир…
Немного успокоившись, Вениамин потёр немеющую правую ладонь.
Появилась злость на эту наглую пигалицу, задурившую мозги не только ему с начальником, но и московскому министру. Захотелось обидеть:
– Петрова или Сидорова тебе на ум не пришли? Графиней стать решила? – с явной издёвкой подначил он. – А генерал что, тоже не знал? Исто-ри-че-ска-я ли-чность! Бе-ре-ги-те е-ё!
Мария вскинула голову и смахнула последние слёзы, стала оправдываться:
– Я и не хотела графиней становиться, это вы сами так решили, придумали. Я и генералу говорила, но ему всё некогда было, – девушка достала платок, стала снова прикладывать к глазам, – он каждое утро на Мёртвое море ездил, твердил, что военные раны лечит, а по вечерам трезвым не бывал… Так что?… – Голос её неожиданно окреп: – Раз я теперь не графиня, вы мне и помогать не будете? На улицу выгоните из гостиницы? Давайте, давайте, пойду милостыню просить или в проститутки…
Вениамин растерялся – в голосе подопечной к концу речи зазвучали стальные нотки. Это было так неожиданно, что пришла мысль – не затягивают ли его в какую хитрую игру? С опаской посмотрел на дверь, точно кто-то мог подслушать. Появилась настороженность – вдруг она с генералом успела сдружиться, и это – элементарная провокация, проверка? Хотят посмотреть на профессионализм питерских сотрудников? Он вспомнил свою третью жену Раду, последующие от неё неприятности. Снова подстава? А может, жена-прокурорша из Кировска вспомнила? По коже пробежал холодок – не такая уж эта девочка простушка. Но стоило из-за этого так глубоко маскироваться – летать в Израиль?
Зарёванное лицо перед ним, невинные глазки в обрамлении слипшихся ресничек отметали любой дурной умысел.
Вениамин вздохнул. Стало жаль девушку просто по-человечески, обида ушла, уступив место совестливости. Подумал, что на Мёртвое море и он бы не отказался съездить.
Повернулся и придвинулся стулом ближе, протянул руки, положил Марии на плечи, успокаивая:
– Ладно тебе! Не расстраивайся, я пошутил. Но как же мы будем искать твоих родственников? – интерес к наследству иссяк бесповоротно. Щербаков увидел перед собой обычную гражданку – потерпевшую, каких в стране тысячи, каким помогал каждый день, работая на территории и здесь, в главке.
Мария пожала плечами. Закрыла ладошками глаза, согнулась, упёрла локти в колени, но всхлипывать перестала.
– Вот так да… – Вениамин задумался, почесал макушку. Похоже, дело упростилось. Если сообщить генералу, что она никто, так и вовсе забудут, разрешат материал списать в архив. Но что-то неприятное коробило по душе. Девушка права. Как-то это гаденько получается: если графиня – стараемся, ищем, а просто девушка, так иди себе с Богом, жива-здорова – не мешай работать. Всё же решил долг милиционера выполнить до конца, быть беспристрастным: – Ну хоть что-то ты помнишь? А в Тель-Авиве что делала?
Девушка подняла лицо от ладоней, помотала головой и неожиданно затараторила:
– Конечно, помню, что делала, конечно, – в голосе зазвучала обида, она с отвращением передёрнула плечами, – что похищенные девушки делают в рабстве? Может, пирожными с мороженым объедаются? Неужели непонятно? Эти мерзкие физиономии, они так и стоят у меня перед глазами, грязные волосатые ручищи под юбку лезут. Фу… Каждую ночь приходят во сне, подкрадываются, окружают, болтают на своём мерзком языке, начинают лапать… А потом вроде ссора, звон посуды, крики, что-то случилось – очнулась в больнице, даже не знала, где я.
– Так, может, ты в Израиле и родилась? Упала с велосипеда и головой стукнулась? Там же бывших русских полно.
– Не… я помню, что в Ленинграде жила, друзья – все русские. В центре – река большая, мосты…
Щербаков горько вздохнул и покачал головой.
– Пойду начальству доложу, – подытожил он с грустью и вышел из кабинета.
Выслушав подчинённого, Червонцев недовольно засопел, тоже задумался. Было видно, что с пропажей графского титула ему стало немного спокойней, предложил:
– Может, её к врачу? Положить в наш госпиталь. Пусть доктора сначала разберутся – может, у неё крыша поехала? Подлечат и… – умолк, задумался.
– Виктор Иванович, – встрял Щербаков, – так, может, и криминала никакого нет? Поехала девушка за границу на отдых. Упала там головой, потеряла паспорт, пролежала без сознания в коме, а все ужастики про похищение ей приснились. Создадим материал и откажем в возбуждении уголовного дела, скинем в архив.
Червонцев недовольно нахмурил брови:
– Не… как-то некрасиво получается. Генерал сказал, что похитили – значит, дело возбуждать и расследовать! – Неожиданно накинулся на подчинённого: – А ты что, должность новую получил, звание на днях присвоят, а голова так и не варит? Привык бумажки развозить! Скоро уж двадцать лет, как в ментовке служишь, а всё не знаешь! Ориентировку дай, свяжись с розыскным подразделением. Где девушки пропадали? Сфотографируй её, разошли фото по районам, повози по городу, успокой – может, свой дом узнает – там родители живут. Сведения по крохам собирай – тогда что и прояснится! Давай иди, не мешай работать!
– Так генерал же не знал, что она никто! – попытался возразить Щербаков.
Червонцев выпучил глаза:
– Что значит никто? Она же наша, русская девочка – на твоём языке говорит! Может, он и не знал, – согласился начальник, – но ты-то знаешь теперь, что она в беде, а генералы своих приказов не отменяют. Даже если сообщим, что она от нас сбежала, окажемся виноваты!
Когда Вениамин уже выходил, шеф совсем успокоился и снова позвал его:
– Слушай, Веня, а может, она вообще не из Питера? Ты позадавай ей наводящие вопросы. Вот если вспомнит что про Москву – купим билет, и адью… Заявление следом пошлём, даже дело можем возбудить! Пусть в министерстве разбираются – сами привезли!
– Да я уже намекал ей…
– Ещё раз намекни, да поконкретней!
– Есть ещё раз, – озадачился Щербаков. Звание он почти получил, а с девушкой предстояла морока. Графиней здесь и не пахло. И как только вернулся, с порога спросил: – А почему ты решила, что жила в Ленинграде? Может, в Москве? Вон там какая река большая, мосты такие же, мавзолей есть Ленина и Кремль, где сейчас президент заседает!.. Помнишь?
– Нее… – покрутила Мария головой, улыбнулась. – Я Москву совсем не помню, никогда не бывала. Помню Ленинград, белые ночи, корабли на реке. Как бегали с девчонками смотреть разводные мосты. Я с подружками часто у Апраксина двора встречалась. Поэтому и фамилию взяла такую.