Страница 11 из 20
Прошло около часу. Окрестности по-прежнему были незнакомыми, и гостиница не появлялась. Ветер между тем усилился до того, что порывы его сами сгоняли в гурты многочисленных овец, которых вели к загонам спустившиеся с гор юноши-пастухи, одетые лишь в традиционные бараньи шкуры шерстью наружу, обернутые вокруг бедер.
Августа не выдержала и, велев Гаэтано придержать лошадь, спросила пастухов, далеко ли еще до "Св. Франциска". Те равнодушно взирали на коляску, на встревоженные женские лица; и ничто не нарушало очарованной дремы их черных глаз полуживотных на прекрасных лицах полубогов… Наконец один из них что-то пробормотал, неопределенно махнув рукою, и Августа, подбоченясь, недобро взглянула на Гаэтано, который сидел нахохлившись, отворотясь от студеного ветра, и чувствовал себя весьма неуютно.
— Ну? — вопросила она негромко, однако в голосе ее звенел металл. Пастух говорит, до "Св. Франциска" полсуток езды вовсе в противоположном направлении! Что сие означает? Куда ты завез нас, проклятый разбойник?
— Клянусь, я не виноват, синьора! — высунулся Гаэтано из плаща, жалостно кривя свои красивые, полные девичьи губы. — Не иначе, бесы помутили мой разум и сбили с пути. Во всем виновата эта старая strega.
— Strega? — удивленно переспросила Лиза.
— Ведьма, — перевела Августа незнакомое слово и вновь взялась за Гаэтано:
— Ты имеешь в виду старуху из развалин? Почему ты назвал ее ведьмою?
— А то нет! — воскликнул Гаэтано. — Сами знаете, что она одержима бесами, иначе не бежали бы от нее сломя голову!
— Да, мы были напуганы, — нехотя признала Августа. — Но как она могла сбить тебя с дороги, скажи на милость?
— Как? — усмехнулся Гаэтано. — Да очень просто!
Видели, как она махала своим вонючим передником?
Слышали, что она кричала? "Ветер! Попутный ветер!" — передразнил он ее, размахивая руками, вертясь на козлах. — Она накликала ветер, который и сбил нас с дороги. Понятно вам, синьоры?
— Чушь какая, — пожала плечами Августа, с трудом удерживая на голове шляпку. — Накликать ветер! Это уж слишком!
Лиза молчала. Слишком многое видела она в своей жизни, чтобы отмахнуться даже от самого нелепого суеверия. Она поверила Гаэтано. Эта старуха могла все!
Лиза не сомневалась. Но для чего это ей понадобилось?
Куда ей нужно было загнать их колдовским ветром?
— Что же теперь делать? Как добраться до "Св. Франциска"? Бедная Яганна Стефановна небось с ума сходит от беспокойства! — произнесла Августа и захлебнулась новым порывом ветра.
— Осмелюсь сказать, синьоры, — прокричал Гаэтано, — нам туда сегодня нипочем не добраться! Здесь неподалеку есть остерия, иначе говоря придорожная гостиница "Corona d'Argento". Очень приличная остерия, и хозяин ее — добрый человек. Он даст нам ужин и ночлег, а утром мы отыщем дорогу к "Св. Франциску" или попросим проводника.
Августа и Лиза молча переглянулись.
Дорогу пересекла длинная серая тень, замерла на миг, сверкнув парой желтых злобных глаз, и исчезла в сумерках.
— Волчица? — дрогнувшим голосом спросила Лиза, но ответа не расслышала, потому что тут на них налетел настоящий ураган.
Какое-то мгновение казалось, что легкая carrozza сейчас опрокинется и покатится по дороге, гонимая ветром, словно перекати-поле. Из черного клубящегося вихря слышно было только тпруканье Гаэтано, пытавшегося сладить с ошалелой лошадью, да ее перепуганное ржание.
— Умоляю вас, синьоры, решайтесь! — взвизгнул кучер, едва ветер стих. — Не то мы погибнем здесь!
Словно в ответ ему загремел гром, сверкнула молния, и первые капли дождя упали на еле различимые во мраке лица путешественниц.
— Погоняй! — крикнула наконец Августа, торопливо собирая разметавшиеся черные волосы. — Делать нечего, — обернулась к подруге, — название у этой остерии, во всяком случае, красивое: "Серебряный венец".
Будем надеяться, хоть он защитит нас от этой напасти.
Лиза сидела, забившись в уголок, вцепившись в концы шали, чтобы ее не сорвал ветер; шляпа давно сгинула во тьме. Она думала о том, что название у остерии и впрямь красивое, но оставалось непонятным одно: откуда об этой остерии знала старуха с Адриановой виллы и почему ей непременно было нужно, чтобы туда попали путешественницы? Ведь она накликала именно попутный ветер…
Глава 3
Остерия "Серебряный венец"
Прошло невесть сколько времени; и вот внезапно, так, что Августа и Лиза, вздрогнув, схватились за руки, из темноты выступило блеклое пятно. Еще через не сколько мгновений стал виден коптящий фонарь, чей тусклый луч показался измученным путешественницам ярче и милее солнца и луны, вместе взятых. В его дрожащем полусвете появились грязные каменные стены, низкая арка, ведущая в конюшню: в темном провале смутно различались силуэты лошадей, слышалось фырканье громко жующего осла.
— Спускайтесь скорее, синьоры! — взмолился Гаэтано. — Вот-вот начнется ливень, вы промокнете до нитки!
Дождь шел все сильнее, и деваться было больше некуда. Гаэтано подал руку, девушки вышли из коляски и бегом устремились к тяжелой, окованной железом двери, которая при их приближении распахнулась будто бы сама собою, и в проеме появилась кряжистая, длиннорукая фигура какого-то человека. Вспыхнули воспламененные лихорадкою глаза, и, трубно высморкавшись в шейный платок, он зычно провозгласил:
— Входите, синьоры!
Августа с Лизою замешкались было, но тут дождь обрушился со всей яростью; их будто подхватило вихрем и само собой внесло в двери остерии.
Девушки застыли у порога, цепляясь друг за дружку.
Но, боже, какое тепло царило здесь! Как жарко пылал очаг, как чудесно благоухала поросячья тушка на вертеле, как громко свистел огромный закопченный чайник, как приветливо подмигивали, оплывая, сальные свечи!
Хозяин, оказавшийся смуглым крепышом средних лет с мясистым угрюмым лицом, так усердно хлопотал у стола, что кисточка его красного фригийского колпака отплясывала на макушке.
Зала была почти пуста: человека четыре сидели, придвинув стол к камину. Хозяин бесцеремонно спровадил их в темный угол, а к теплу почтительно проводил молодых дам, ради такого случая застелив темный от грязи стол полотняной скатертью, чистой, но явно знававшей лучшие времена, как, впрочем, и одежда хозяина, да и вся остерия — даром что носила столь пышное название.